|
15.08.08 14:16 |
Delai Vivodi   | st1m feat. Серёга |
ru |
Не удивлён, что белорусский парень Серега двигает уже свой проект.
Нравится мне текстовка, брутальность и ритм. Вообщем - в стиле Серёги.
Респект.
Mood: коварное  Music: st1m
|
| Comments: 3 | |
| |
|
|
| updated 15.08.08 14:42 15.08.08 00:24 | adminion  :
Пересмешник | Новый свиток: Право на жизнь. |
ru |
Алхимики всего мира скрывали эту магию от людей. Подробности на свитке с этим ценным даром.
Update: 15-08-08 14:41
Задержка на использование уменьшена.
Mood: странное  Music: Нож для фрау Мюллер - Тень твоей улыбки.
|
| Comments: 56 | |
| |
|
|
| 13.08.08 16:58 |
твоя Мечта | Инкуб (1 часть) |
ru |
Во вторник вечером, когда безвкусный ужин был сожран, маленькие уебки лежали в своей спальне, а опостылевшая жена с вечно коровьим взглядом готовилась ко сну, инкуб наконец ощутил долгожданное: ему захотелось покинуть тело носителя.
- Кризис среднего возраста, - щелкнул Семен языком, будто проверяя фразу на вес.
- Что ты сказал? – тут же откликнулась Марина, и Семен сразу ощутил желание ее убить.
Однако, всего лишь промолчал.
- Так что ты сказал? – повторила жена громче.
- Все равно.
- Почему «все равно», мне интересно, что ты там говоришь!
- Зачем тебе?
- Ну, я твоя жена, и имею право знать, что ты там бормочешь за моей спиной.
Что хуже всего, Марина выговаривала все эти слова на одной интонации, настолько будничным, замызганным в бытовой пыли голосом, что Семен едва сдерживался, чтобы не передернуться от омерзения.
- Пошла нахуй, дура.
Конечно, Марина все слышала. Она и в предыдущий раз все прекрасно услышала. Еще такая молодая телом, но социально дряхлая баба медленно повернулась к мужу. Семен стоял спиной, но точно мог представить каждое движение, каждую мимическую складку, сложившуюся на ее лице. За пятнадцать лет можно выучить и не такое.
Он ненавидел эту женщину, которую любил.
- Я тебя не поняла, - ровным тоном произнесла супруга.
Семен повернулся и своим остановившимся взглядом выдержал ее прямой и вопросительный.
- Мне наплевать.
- Сема!..
- Ты меня заебала.
- Сема! Ты что?!
- Просто отъебись от меня, хорошо?
- Ты, блять, дурак, что ты несешь?!
Марина резко разревелась и убежала в спальню. Семен вздохнул свободнее и закурил. Он не испытывал угрызений совести – только пустота, ощущение бессмысленности жизни и всего происходящего кругом.
Семья, работа, дети. Семья, работа, дети.
Неужели, не существует больше ничего другого? В общем-то, «что-нибудь» регулярно появляется. Друзья, которых нужно скрывать от семьи. Телевизор, эти разные шоу, что позволяют ненадолго забыть, что завтра снова, в стотысячный раз идти на работу. Случайные женщины, с которыми он ненадолго превращается в молодого парня. Временные женщины.
Но все эти отступления – иллюзии, а на самом деле есть лишь тупой, неподъемный якорь быта, и как ни печально, реален-то именно он.
К величайшему сожалению, Марина отсутствовала недолго. Скоро она прибежала, вся в потеках туши, и Семен знал каждое слово, что будет ею произнесено.
- Сема, как ты можешь так поступать со мной?!
Он остановился и медленно измерил женщину равнодушным взглядом. Разумеется, истеричка тотчас постаралась принять еще более несчастный вид. Зачем она это делала? Пыталась давить на чувство вины, чтобы побольше выиграть впоследствии?..
Может, действительно, стоит поговорить с ней? Реально, по-настоящему поговорить по душам?
Семен открыл было рот, но тут же снова захлопнул. Он не мог беседовать с ней, он превосходно понимал, что женщина не примет ни единого его слова – она ошлифует каждую услышанную фразу своим бытовым восприятием, и получится совсем не тот результат, которого бы хотелось Семену. В общем, Марина – неплохой человек, но просто физически не сможет воспринять слова мужа.
А впрочем, какая разница? Семен плевать хотел на ее восприятие. Ему, похоже, нужно было всего-навсего высказаться.
- Я не тот, за кого ты меня принимаешь.
- Ты… Что ты хочешь сказать?
- Я не хочу, я говорю, блять. Я не тот, за кого ты меня принимаешь. Я не твой муж Семен Юрьевич Коротков.
- Что ты хочешь сказать?
Семен посмотрел ей прямо в глаза.
- На самом деле я тебя знаю всего два года. Помнишь, когда мне впервые дали повышение? Когда дела так сразу пошли в гору?..
- А-аа-у-а…
- Твой еблан никогда бы не добился того, что есть сейчас. Если бы ты могла думать, то поняла бы все раньше.
Марина хлопала на него распахнутыми непонимающими глазами.
- То есть, твой муж здесь, но он не управляет этим телом – к счастью для него. Когда мы трахаемся с тобой, я убираю с него контроль – мне неприятен этот процесс. Ваши животные игры мне отвратительны.
- Да ты что… - Марина неуверенно заулыбалась, поглядывая «мужу» в глаза. Возможно, она ожидала, что тот рассмеется и поздравит с каким-нибудь первым апреля. Но на дворе стоял ноябрь, а мужчина глядел холодно и без тени насмешки.
- Ты не знаешь, кто я такой, да ты и неспособна это понять. Вы, двуногие животные, не видите дальше носа, да и его не видите. Вам можно сколько угодно тыкать в ебало чудесами, а вы будете продолжать сводить все к рутине. Вам не откажешь в одном таланте – все, к чему ни прикоснетесь, вы обращаете в дерьмо. У вас есть такая сказка, про короля, который превращал в золото все, к чему ни прикоснется. А вы превращаете все в дерьмо, что тоже удивительно. Я бы так не смог.
- Сема, что с тобой?
- Со мной нихуя. Просто я тебе сообщаю реальное положение вещей. Правда, это бессмысленно, ты меня все равно не поймешь, но я по крайней мере выговорился. Ладно, мне пора.
- Куда ты собрался?
- Пойду, пройдусь по улице. Думаю, вернется к тебе уже твой обычный тупой, посредственный муженек, с которым вы будете спокойно сраться до самой смерти, обращая в дерьмо все, к чему ни прикоснетесь. Мне остопиздело это тело ты не представляешь насколько.
Семен прошел к двери, небрежно накинул кое-что из одежды – и вышел вон. Дверь он не стал даже прикрывать. Марина что-то причитала вслед, кажется, пыталась остановить, но он давно научился не обращать внимания на шумовые эффекты, которые издавали двуногие существа с помощью рта.
Улица встретила его ледяным ударом в лицо. Струйки морозного воздуха побежали под неплотной одеждой, отдались резью по коже. Семен внутри сразу застонал и попросился обратно, в тепло, но хозяин тела раздраженно приструнил животное в себе. Наплевать на холод. Холод – отрезвляет, проясняет ум.
Никуда особенно не направляясь, инкуб зашагал по улице, высматривая окружающих. Он знал, что скоро покинет тело Короткова, но не знал точно, когда, и главное, кто станет следующим носителем. Бес не управлял переходом в новое тело, но знал приметы. В ближайшее время ему должен был попасться на глаза объект, в котором ему захочется находиться, и тогда вне зависимости от самого инкуба, произойдет переход.
Завернув за угол, инкуб прошел мимо дорогой машины. Из приоткрытого окошка вырывался дым с запахом марихуаны; повернув голову, джинн встретил ленивый вызывающий взгляд бледного парня.
Инкуб знал таких. Мажоры, пришедшие на все готовое. Родители в них души не чаяли, а балованные детишки без тени стеснения запускали руку к папенькам в карман и удовлетворяли любые свои прихоти. Можно переместиться в такого одаренного рождением. Но не интересно: джинн предпочитал захватывать положение сам, так просто было веселее. Если бы его привлекали богатства и доступность роскоши, ифрит жил бы в Венеции или Париже. Когда-то он действительно путешествовал по достопримечательностям планеты, но в итоге это приелось. Это люди обожают стремиться к своим призрачным идеалам, а инкуб знал: истинный вкус жизни находится в подержанных автомобилях и маленьких квартирах старых домов. Главное – уметь его находить.
Чуть позже джинну попалась на глаза красивая пара: парень с девушкой – красивые, энергичные, сильные. Наметанным взглядом инкуб определил: люди со связями и при деле. При удачном стечении обстоятельств закончат жизнь они совсем небедной семьей и в куда более комфортабельной стране. Джинн мог бы переместиться не только в парня, но и девушку. Вообще, по сути своей инкуб являлся скорее мужчиной, но и женское тело ему доводилось носить…
Но и эта пара его интересовала мало. Слишком успешное положение, этим людям уже улыбнулась удача. А инкубу нужен был нулевой старт, человек, чью судьбу он развил бы по своей прихоти с самых азов.
Он проходил мимо заброшенных гаражей, и собирался повернуть на более людную улицу, но движение в стороне привлекло его внимание. Остановившись, инкуб разглядел группу подростков. Семен не увидел ничего необычного: ну, малолетние подонки учатся курить-пить, тусят вдали от людских глаз. Семен побаивался этих сборищ, и желал поскорее убраться.
Но инкуб заинтересовался. Он не стал подходить ближе, чтобы не спугнуть. Цепким взглядом джинн оценил ситуацию: да, это трое гопников грабят невзрачного молодого парня. Обычная ситуация.
А что, было бы неплохо переселиться в одного из хулиганов! Бродить улицами, избивать сверстников, бегать от милиции. Не жизнь, а рулетка. Инкуб подумал, что было бы действительно весело…
Он уже и позабыл, как это происходит. Перед глазами вмиг потемнело, но ощущения дурноты не возникло. Инкуб попытался моргнуть, у него это получилось, и вот – темнота рассеялась. Двухлетний срок заточения в теле Короткова наконец подошел к концу.
Инкуб поспешил заполнить тело нового носителя, быстро проник в его мозг. Ифрита обдало волной новых ощущений, новых взглядов на мир, настолько отличных от коротковских, что поначалу не было смысла и браться отделить их одно от другого.
И тут инкуба будто парализовало. Носитель паниковал! Каждая клеточка тела… Виталика трепетала от ощущения неясного пока ужаса.
- Ты чего, потерялся? – услышал джинн над своим новым ухом.
Инкуб старательно заморгал, принимая контроль над зрительным аппаратом.
Трое парней, таких страшных и значительных. Одного звали Сергеем, остальных Виталя видел впервые.
Джинн обвел взглядом троицу перед собой. Три парня, каждый на голову выше его нового носителя, все смотрят угрожающе и насмешливо одновременно.
- Чего надо? – процедил инкуб, стараясь выговорить свои первые слова с правильной интонацией.
- Э, ты че, паря, проснись! – повысил голос Сергей. – Ты не теряйся, теряться потом дома будешь.
Инкуб старательно копался в новой своей памяти. Вот же незадача, попасть в тело задохлика! Хотел же в хулигана!..
Ага, вот оно. Троица подловила парня у магазина и предложила отойти за гаражи, «поговорить». О чем будет разговор, Виталик понял сразу, но позволил увести свое безвольное тело, куда требовали. И вот, теперь гопники сделают с ним, что хотят. Побьют, скорее всего, запугают до полусмерти – чтобы не нажаловался – и обчистят до нитки.
Точнее, они могли бы это сделать при другом раскладе дел.
- Ну, ты ч-че, – С этими словами здоровяк Сергей вполне ощутимо ударил Виталика в грудь кулаком. – Отвечай, с-сука, лось, с тобой разговаривают, урод?!
- Погоди, погоди, - засмеялся другой хулиган, мягко отводя руку товарища. – Не надо его бить!
- А чего он, с-сука, броню врубает, оленюка?!
Виталик свалился на землю, жалобно скрючившись и хныкая. В теле инкуб изо всех сил боролся с прежним хозяином. По сути дела, это была не борьба, интересы этих двоих не пересекались. Виталик являлся типичным обывателем, который жил, как принято, и всегда поступал, как было положено. Инкуб же был прирожденным анархистом, он воплощал собой волю, инкуб всегда принимал решения вне зависимости от обстоятельств. Он был творческим существом.
Происходили бы все эти события с Коротковым – совсем другое дело. Там инкуб знал все ходы-выходы, он изучил каждый рефлекс Семена и знал, как его подавить. Виталькино же… Виталия Шаплова тело было настолько непривычным, что пока еще дела не клеились. Сложнее всего было справиться с паникой пацана, страх буквально парализовал все конечности молодого человека. Инкуб же был, по сути, волей, которая и боролась с этим страхом.
Сергей присел над съежившимся Виталиком.
- Короче, слушай сюда, олень. За свой тупой базар ты прокосячился. И либо сейчас я отобью тебе все почки и печень, либо… - Сергей потянул паузу, наслаждаясь превосходством, - либо ты отбашливаешь. И – уходишь домой живой и здоровый. Выбирай, тебе минута.
Рука Виталика едва ли не с радостью потянулась к карману. Конечно, мама дала ему денег на продукты, но это неважно, все неважно… Деньги – это возможность спастись. Положение ужасное донельзя. А тут – такая возможность все прекратить и вернуться в привычный, мягкий мир будней.
Инкуб усилил нажим. Нет! Только не это! Подчиниться чужой воле – хуже для инкуба не было. Он единственный решал, кому, как и что вокруг делать. Рука остановилась на полпути.
- А… сколько? – выдавил Виталик.
- Три тысячи, - с готовностью ответил второй, тот, что успокаивал Сергея.
Инкуб внутренне засмеялся. Ребята играли в «плохого и хорошего». Вполне эффективный способ. Но только не здесь.
Итак, три тысячи. Виталик имел… две триста. Хозяин тела взмолился: может быть, гопники отстанут, если их убедить, что это действительно все. Может, не будут бить. Но инкубу эти размышления были смешны. Он не боялся боли и не ведал страха, но страх был у Виталика, и оттого инкуб не мог толком контролировать тело.
- Дайте, я встану, - взмолился парень.
- Вставай. - Хулиганам не понравилась последняя фраза жертвы. – Ты деньги давай, да быстрее.
Виталик неспеша поднялся и даже отряхнулся.
- Я могу отдать деньги, - выдавил он, ощущая страшное внутреннее напряжение. – Но вы должны знать, что это не понравится кое-кому.
- Чего?..
Инкуб стремительно рылся в памяти носителя. Где же, где же, где же… Вот!
- Кольке Большому.
- Чего ты мелешь, дурак? При чем тут Колька?..
Колька был сверстником Виталика из параллельного класса. Кличку Большой он получил за рост и общее здоровье. С Колькой никто не хотел связываться – этот парень хоть и брезговал грабить школьников, но держал центральную юношескую группировку ребят в кулаке. Говаривали, что Большой причастен к серьезным криминальным структурам. Прикинув, инкуб уверенно отбросил эту версию. Подросткам нравится считать себя значащими в мире взрослых – наверняка, слухи о криминальности Николая очень преувеличены.
Впрочем, не это имело сейчас значение.
- Колька мне говорил, чтобы все такие вопросы, кому и когда платить, решались только через него. Сказал, к нему отправлять.
- Да что ты мелешь, урод!! – Сергей ударил Виталика в скулу. – Станет Колян с таким оленем, как ты, общаться!
- Погоди, - быстро вступился второй хулиган. – Виталя, что тебе Колян говорил?
Виталик тем временем снова взял верх над инкубом. Страх, боль, унижение – это сбивало джинна с ног, словно бурлящий горный поток смельчака, переправляющегося вброд.
- Ничего! – С глаз покатились слезы.
- Ты, баран, так он с тобой говорил – или нет? За свой базар ты можешь попасть уже серьезнее.
Это говорил второй парень, «хороший». Как же его звали?.. Не важно.
Теперь Виталик был совершенно сбит с толку. Он завел игру, которую не мог контролировать, растерялся окончательно – и инкуб наконец сумел полностью подчинить неподатливое тело.
- Колька Большой, - совершенно ровным голосом проговорил он. – Нет, конечно, он не говорил со мной. Он это сказал нам всем, там было много парней.
«Раскусят! Сейчас раскусят ложь!» - вопила изначальная виталькина суть. Инкуб аккуратно пригасил эти эмоции.
- Так что он сказал? – «Хороший» уже реально интересовался, и джинн понял – верит.
- Ну, он сказал, если какие-то проблемы, то он старший, и будет разрешать все вопросы. Сказал, что если кто-то отдаст деньги, не спросив у него, то пизды получит и тот, кто отдал, ну, и тот…
Инкуб старательно разыграл смущение.
Гопники переглянулись, очень неуверенно.
- Надо поговорить с Коляном, - задумался «хороший». – Херня какая-то…
Они еще помедлили, инкуб с удовольствием ждал продолжения концерта.
- Ладно, олень. Сейчас ты валишь отсюда со всей скоростью, понял? И молчишь, сука. Если будешь стучать, тебя сгноим, и Колян первый уроет. Ясно тебе?!
- Да, да… - судорожно закивал Виталик.
- Все, вали, с-сука.
Ему пнули напоследок под зад, Виталик ни с того ни с сего вдруг вспыхнул, обиделся, но джинн уже привычно угомонил хозяина. Нужно было улепетывать, пока троица не передумала.
Что скажет Колян, причитал Виталик. Ничего не скажет, успокаивал джинн. Скорее всего, до Большого информация и не дойдет. Эта троица – любители, особенно Сережа, мать его…
Инкуб ощупал ушибленную челюсть.
Ноги несли Виталика как по воздуху, джинну не требовалось вмешиваться. Скорее прочь.
На некотором расстоянии джинн заметил фигурку мужчины. Ага, это же Коротков! Семен брел, весь скрючившись от холода.
Инкуб не жалел этого человека, с которым прожил два года в одном теле. Конечно, носитель и не подозревает, что одержим. Ему вдруг начинает казаться, что он обрел волю, уверенность в себе, стал ориентироваться в жизни… а потом вдруг перестал. Скоро у Короткова дела пойдут заметно под гору, он будет сожалеть о славных временах, когда все так легко удавалось, когда люди слушали его властный голос, а женщины падали к ногам. Теперь это будет все та же тень, что и была до одержимости. Конечно, уже сейчас Семен с ужасом думает, что там такого намолол жене неадекватного и путается, как бы ему извиниться. А вот – не надо бы.
Впрочем, люди обречены. Все они – тени, существа на рефлексах. Никто их них никогда не станет серьезным руководителем, талантливым ученым, безумным революционером. Их жизнь сера и предсказуема. Они рождаются, живут и умирают в пыли. Если бы не инкубы, никогда бы у обезьяны не отвалился хвост.
А выходит инкуб из тела – и писатель вдруг исписывается, лидер устает, революционер «взрослеет». И не вернуть ему таланта и вкуса жизни… если, конечно, новый инкуб не заинтересуется телом.
Инкуб забежал в супермаркет, приобрел нужные покупки – и уже собирался направляться к дому, когда взгляд так и приклеился к одной прохожей, несколько легкомысленно одетой девушке. При каждом шаге из-под ее плаща выглядывала длинная холеная ножка, полы одежды заметно оттопыривались на округлых местах. Виталик только что слюни не пускал.
Инкуб подивился реакции носителя. Нет, молодые ребята всегда гонялись за юбками, но с тех пор как засилье средств массовой информации перевернуло мышление обывателя, люди сильно поменялись. Стали более нервными, что ли. По крайней мере, сейчас Виталька за секс был готов убить, чего раньше инкуб за носителями не замечал. Тот же самый Семен смотрел на женщин достаточно прозаично, они стелились перед ним и конкурировали за право прыгнуть к мужчине в постель.
А прыщавого ботаника Витальку, вот, совершенно обделяли вниманием.
Разом отбросив все планы, джинн двинулся за приглянувшейся особой. Желания носителя – его желания. Если Виталька настолько яро мечтает переспать с данной самкой, инкуб обеспечит желаемое сегодня же.
Тут носитель преподнес новый сюрприз. Он вдруг заупрямился и не захотел идти за девушкой. Отчего-то Виталик страшно комплексовал, боялся, что придется подходить к незнакомке и заводить те или иные разговоры, предлагать себя как объект для траха. Таких вещей Виталик не мог и помыслить, теперь он мечтал лишь поскорее попасть домой, убраться от этой непредсказуемой женщины подальше.
Инкуб только мысленно пожал плечами – и согласился. Странные реакции у парня. То он хочет секса, то отказывается подходить к понравившейся девушке. Впрочем, джинн так или иначе заставит парня делать то, что нужно. Правда, не сейчас. Пока еще ифрит только осматривался.
Поднявшись к себе на третий этаж, Виталик вошел в родную квартиру.
- Ты мусор вынес? – тотчас донеслось с кухни вместо приветствия. – Почту посмотрел? Иди, посмотри почту. Вынеси мусор. Что было на уроках? Какие оценки получил? Не забудь сходить, посмотреть почту. Садись, ешь. Не топчи в коридоре. Не разувайся на коврике. Вынесешь мусор сейчас – или позже? Вынеси сейчас. Нет, сначала поешь, а потом вынесешь мусор и посмотришь почту. Что ты получил сегодня в школе?..
Инкуб немного одурел – женщина не собиралась прекращать тирады.
- Котлеты в холодильнике. Ты не топтался по коврику? Вон мусор, не забудь его вынести…
- Помолчи, - потребовал инкуб, но пластинка только перескочила на другой уровень.
- Почему ты позволяешь себе так разговаривать с матерью? – патетически взывала женщина уже на повышенных тонах. – Ты всегда на меня орешь! Вот будут у тебя дети, они будут на тебя орать! Ты еще не вынес мусор и не посмотрел почту даже, а с порога начинаешь орать на мать. Кто тебе вообще позволял орать на мать?!
Инкуб с интересом разглядывал это больное на голову создание. В молодости мать носителя была весьма интересной девушкой, а теперь, когда последняя красота безнадежно увяла, она продолжала краситься и душиться, хотя это походило на попытку реанимации трупа недельной давности.
Виталик внутри забился в щелочку, он уже ощущал страшную вину, хотя и не отдавал себе отчета, в чем, собственно, эта вина состояла.
- Давай просто помолчим, - предложил джинн. – Я хочу есть и устал после уроков. Что тебе не так?
- Послушай меня! – голос скрежетал, как ржавые шестерни. – Кто тебе позволял орать на мать? Да я тебя растила, я ночей не спала…
- Хватит нести поебень! – повысил в свою очередь голос инкуб. – Дай пожрать, я не хочу выслушивать этот бред.
- Ах ты, сука! – Мать схватила было какую-то скалку и замахнулась на Виталика.
Носитель уже не знал, куда ему деваться, но инкуб четко контролировал ситуацию. Конечно, Виталик был слабосильным парнем, но ему уже исполнилось пятнадцать, он пошел в десятый класс, и очертания фигуры постепенно принимали вполне мужской тип. Недолго думая, он перехватил скалку. Женщина в истерике начала дергать ее на себя, в то же время стараясь ударить его свободной рукой. Глаза матери были яростно и глупо выпучены, словно она с голыми руками кидалась на бронированный танк.
Джинн уклонился, схватил скалку двумя руками, и одновременно выворачивая, что было мочи дернул на себя. Женщина покачнулась, и чтобы не упасть, выпустила наконец свое грозное оружие.
Для Виталика мать была идолом, которому он ежедневно поклонялся. Конечно, он мог втайне курить сигареты за углом, наслаждаясь своей революционностью, но реально пойти против родительницы?! Ему такого и в голову прийти не могло. Кроме того, с детства ему вбивали в голову твердую убежденность: женщин бить – нельзя!
Джинн относился к этим вопросам гораздо более объективно. И пока Виталик в шоке сидел в дальнем уголке сознания, инкуб дважды от души врезал женщине ее же скалкой по боку и по предплечью. Без тени сомнения он размахнулся в третий раз, целя в лицо, но тут Виталик пришел в себя и в ужасе отклонил руку. Импровизированная бита ударила рядом, о стену. Сейчас это выглядело, как предупредительный удар, удар по психике. Парень отступил, и на лице его отражалась внутренняя борьба.
Женщина дрожала, полными страха глазами взирая на обезумевшего сына.
- Виталя, Виталя… - запричитала она. – Ну что ты сердишься, не сердись!.. Я же хотела, как лучше…
Она присела на край табуретки, держа ушибленный слабыми, но очень злыми мальчишечьими руками бок и тихо, горько заплакала. У Виталика сердце разрывалось, но инкуб не знал жалости. Сама напросилась, джинн не собирался безропотно терпеть побои.
- Я жрать хочу, - ледяным тоном повторил он, но мать продолжала рыдать. Так и не дождавшись ответа, инкуб пошел шарить по полкам и холодильнику. Нашел яблоко, колбасу и хлеб. Отломав себе достаточные куски, джинн удалился в спальню. Плевать на всех баб, которые так любят давить на жалость. Небось, справься сейчас она с сыном, не убивалась бы и не рыдала. Покопавшись в памяти, джинн с омерзением обнаружил: обычно мать могла ударить Виталика любым попавшимся под руку предметом, просто от плохого настроения.
Отныне такого не будет.
Плюнув на все горести родительницы, инкуб потащился в комнату Виталика. С понимающей улыбкой обежал взглядом окружающий легкий беспорядок. Взгляд остановился на центральной детали комнаты: компьютер, разумеется, да еще и с доступом к сети. Тут Виталик и проводил практически все свободное от школы и придирок матери время. Конечно, та сильно ограничивала время его путешествия по виртуальным пространствам, и тогда Виталик просто играл или копался в различных занятных программках.
Инкуб плюхнулся на знакомый телу стул и запустил разумную машину. Чуть порыскав непосредственно на винчестере компьютера, джинн ринулся в сеть. У матери Виталика разрешения он, разумеется, выспрашивать не собирался. Инкуб вообще никогда ни в чем ни у кого не спрашивал позволения. Личная свобода воли – это и было сущностью инкуба, его призрачной плотью.
Защелкав по страницам, джинн то и дело сверялся с памятью Виталика, где и чего он может ожидать в этом необычном месте. Вообще, для инкуба интернет являлся новинкой – Семен этим симулятором реальности интересовался мало, а до Семена сеть еще не имела такой популярности.
Джинн быстро открывал чаты, форумы, тут же легко завязывал знакомства и разрывал их, нигде серьезно не застаиваясь. Вскоре выяснилось: хоть Виталик и понимал кое-что в интернете, он пользовался лишь незначительной частью этого мира воистину безграничных возможностей. Уже через десять минут у джинна было открыто семь окошек, где он параллельно вел беседу с совершенно разными людьми на диаметрально противоположных уровнях. Например, на одном форуме он дискутировал со знающим математиком, то и дело вставляя узкопрофильные словечки, на другом же под видом молодой девушки полоскал мозги сразу трем истекающим похотью обезьянам.
Через пятнадцать минут джинн взаимодействовал в сети с такой скоростью и отдачей, с какой самому Виталику уже не придется никогда в жизни. Джинн использовал навык скоропечатания одного его носителя, женщины машинистки – память хранила навыки надежно.
Краем глаза инкуб заметил открывающиеся двери, но поворачивать голову и отрываться от деятельности не стал. Мать Виталика того не стоила.
Она постояла в проеме около двух минут, и похоже, серьезно полагала, что о ее появлении не подозревают. Наконец она патетически вздохнула, очевидно рассчитывая преподнести сюрприз, и тоном телевизионной Хуаны выдала:
- Из-за твоих выкрутасов, Виталик, я так сильно ударилась о скалку!
Инкуб даже оторвал взгляд он монитора.
- Не понял.
- Смотри! Тут будут синяки, ты меня так расстроил, у меня все потемнело в глазах, я так сильно ударилась, а ты даже не спросил, как я себя чувствую!
Джинн переваривал услышанное. Нет, он, конечно, понял, что мать Виталика немного не в себе, но чтобы до потери контакта с реальностью…
- Это не ты сама ударилась, это я тебя ударил. И синяков не будет, у меня не так много сил.
- Ты еще смеешься! Ты рад, что мне плохо? Такой вот у меня неблагодарный сын, выходит?! Я же ночами…
- Мама, иди нахуй.
- Бесстыдник! – прошипела та напоследок, и оборвав тираду, действительно скрылась из виду, хлопнув дверью.
Тем лучше. Тощие ноги Виталика держали слабо, поэтому инкубу было лень вставать, чтобы запереть за ней комнату. А запирать приходилось – если мать шла мимо, то останавливалась и начинала распекать Виталика. Так происходило всегда. Но если дверь была заперта, мать преспокойно проходила дальше – она полоскала мозги сыну, только когда он попадался ей визуально.
Инкуб осматривался в любимом виталькином чате, когда там появился странный пользователь.
Вообще, в этом чате сложилась забавная структура. Несколько прыщавых подростков, завсегдатаев ресурса, объединились, чтобы группой всячески давить новеньких. Ник-неймы у группы были соответствующие: «Крутой», «Бык», «Relaxx»» и тому подобное. Виталик имел аккаунт на «Черного». Большинство этих ребят плели байки, дескать, они и в жизни состоявшиеся взрослые мужики, даже позиционировали себя как бандиты. Виталик тоже составил себе подобную нелепую историю, дескать «отсидел два срока, все бабы стелятся, а на дискотеке вчера зарезал одного». Что самое забавное, Виталик действительно верил, что находится в кругу взрослых мужчин-криминалов, хотя элементарная логика, хотя бы собственный пример легко вывела бы правду на свет. Но для школьника этот чат был эмоциональным стержнем переходного периода жизни, и сейчас, когда инкуб разъяснил носителю реальное положение вещей, тот оказался полностью деморализован. Романтическая мечта на поверку оказалась той же занюханной дырой, что и окружала его в реальном мире.
Но инкуба не слишком интересовали подростковые сопли, он почуял необычного собеседника. «жывотнае» подписался новенький.
жывотнае: «Привет, детишки»
Relaxx: «жывотнае, ты чего здесь забыл урод? здесь тебе детишек нет»
жывотнае: «Relaxx, Да, я именно к тебе обращаюсь, мальчик.»
Relaxx: «жывотнае, ты че ахуел фары врубай олень!!!!!!!!!»
жывотнае: «Relaxx, Ой, что бы тебе сказала мамочка, если бы слышала такое?»
Бык: «жывотнае, вали с этого чата урот тут все серьезно. таких смешных тут в жопу ебали иебут»
жывотнае: «Бык, Мальчик, я не с тобой, а уже с твоим другом говорю. Помолчи, пока попросят, хорошо? После расскажешь, как тебя обижают сверстники из ПТУ.
Черный: «жывотнае, Мальчик, а ты сам кто такой, что так разговариваешь?»
жывотнае: «Черный, Кто я такой, мальчик, тебе знать не велено. Можешь спать начать плохо и в штанишки писаться. Опять же, мама заругает.»
Черный: «жывотнае, У меня нет мамы и не было никогда, мальчик. То есть, у меня много мам, на самом деле. Ты столько и людей не видел, сколько у меня было мам.»
жывотнае: «Черный, Ну-ка, подробнее.»
Relaxx: «жывотнае, ты че сукаблясукабля мразь что ты пра мою мать сказал. моя мать зона внатури я тибя паймаю тибе канецвсе всеты труп мались»
Черный: «жывотнае, Давай ты лучше.»
жывотнае: «Черный, Что ты слышал об одержимости? О духах, которые ходят из тела в тело?»
Бык: «Relaxx, харошо сказал санямачить гада надо. черный чета так быстро пичатает общаетса с оленем опускается»
Джинн резко откинулся на спинку стула, пытливо всматриваясь в строки. Пожалуйста, еще один инкуб.
Инкубы, конечно, тянулись друг к другу, как равные индивидуальности в потоке серой людской массы, но встречи ифритов всегда кончались гибелью одного из них. Они словно пауки охотились друг на друга, чтобы вытянуть духовную сущность из менее опытного.
Черный: «жывотнае, Слышал, допустим. А ты не боишься?»
жывотнае: «Черный, Давай встретимся. Может, ты окажешься сильнее. Наверное, я давно инкубов не встречала, мне уже все равно.»
Ага, ага, сейчас же тебе прямо и поверили, думал ифрит, поспешно выдергивая шнур компьютера из розетки. Никакой инкуб не решится идти на контакт, если он действительно слаб. Тот, кто сидел под ником «жывотнае», был мощным противником и знал свои силы. Даже под конец отозвался как женщина, заподозрив очевидно, в каком носителе находится собеседник. Конечно, Виталька был бы только рад контакту с «одинокой-грустной».
Сам же виталькин инкуб не питал иллюзий относительно собственных сил. Он был слабым джинном и встреча с себе подобным почти наверняка означала бы для него гибель. Шутка ли, ему даже не удавалось контролировать процесс путешествия по телам – признак уровня заметно ниже среднего для ифрита.
Впрочем, в инет инкуб возвращаться не собирался, и вряд ли виртуальному собеседнику из чата удастся его вычислить.
В коридоре хлопнула входная дверь, и инкуб насторожился. Однако Виталька тотчас успокоил джинна – то была старшая сестра. Тогда инкуб обратил на носителя внимание, и заметил интересное: парень был обрадован ее приходу. Что же, все ясно, родственные сопли…
И тут ифрит натолкнулся на интересное воспоминание – матери нет дома, а они с сестрой (да, Ольга, на два года старше) борются на диване. Инкуб стал сканировать память внимательнее, тут возникали какие-то странности. Раньше они регулярно возились, Ольга по поводу и без повода применяла против брата силу. В детстве то были легкие тычки, потом пошли какие-то захваты, зажимы… Постепенно оба взрослели, Ольга, естественно, оформилась раньше, и на каком-то периоде борьба стала приносить Виталику странное удовольствие. Иногда он сам провоцировал сестру, благо в любое время была готова его… готова…
Всплыла картинка годовалой давности: Ольга сидит на нем, коленом прижимает виталькино лицо и в запале смеется.
Инкуб разом ощутил шевеление ниже живота. Так как заняться все равно было нечем, он вышел из комнаты к сестре.
- Привет, дурочка, - вырвалось из уст дежурное приветствие.
Инкуб внимательно оглядел фигуру восемнадцатилетней девушки. Очень недурна, парни уже бегают за ней и назначают свидания. Но ведь младший брат – это совсем другое, верно?
- Привет, лох.
Ольга отправилась в комнату к матери, получила там свою долю взбучки по какому-то надуманному поводу, затем пошла на кухню – искать, что поесть.
Все это время инкуб крутился поблизости. Сам Виталик привык с неясной тоской вспоминать их игры, но на серьезную провокацию, разумеется, не решался. Даже сейчас он страшно юлил внутри, старался отвести глаза в сторону – ну, как вообще можно смотреть на девушку, да еще и выдерживать ее брошенный навстречу вопросительный взгляд? Но инкуб глядел пылающим взором прямо, он не видел повода отворачиваться.
- Чего ходишь за мной? – по-обычному грубовато бросила сестра.
- Просто, - по возможности миролюбиво улыбнулся джинн.
- Поулыбайся мне… - бессознательно пробормотала та.
Ольга заглянула в одну, другую кастрюли – и отправилась в свою комнату переодеваться. Разумеется, инкуб, подогреваемый эротическими эмоциями Виталика, отправился следом.
Сестра без всякого стеснения стянула колготки и блузку. Теперь она осталась в лифчике и юбке.
- Чего глазеешь? Что-то натворил опять?..
Инкуб плюхнулся в кресло напротив, лихорадочно размышляя, как бы ловчее перейти к действиям.
- Ты – прыщавая! – выскочило из памяти привычное Виталькино оскорбление.
- Ты че?.. – моментально взбеленилась Ольга, прекращая возиться с одеждой. – С дуба рухнул? Ща добазаришься…
Решив, видно, что авторитет ее не попран, девушка снова отвернулась, потеряв к брату интерес.
Но только инкуба волновал совсем не авторитет сестры Виталика.
- Ты толстая и глупая! – джинн ехидно засмеялся.
Как и любая женщина, Ольга сильно комплексовала по поводу мнимого недостатка – излишнего веса. В порыве раздражения Виталик иногда так называл сестру.
Ольга моментально взъярилась.
- Ты че, а?! – она подскочила к брату и толкнула его в плечо. Сейчас слова Виталика вызвали в ней гнев. Инкуб сию секунду начал гримасничать и беззлобно, даже покорно хихикать, смягчая сестру. Чуть поглядев на него, Ольга с легким весельем ухмыльнулась:
- Сам прыщавый лох.
Она уже отворачивалась, когда джинн переборол в себе виталькину робость, наклонился – и небольно, играючи ущипнул сестру за ногу, чуть запустив руку под юбку.
- Ах, ты так!
Ольга схватила более легкого брата и стащила с кресла. Инкуб смеялся и вполсилы сопротивлялся. Но тело Витальки уже реагировало, кровь побежала по венам совсем не от запала сражения.
Сначала они боролись на руках, хватали друг друга за плечи. Но тут джинн повалился на пол, увлекая за собой и Ольгу. Сей же миг сестра воспользовалась удобным стратегическим положением и села ему на грудь сверху. Инкуб смеялся и ерзал, сквозь рубашку ощущая ольгино влагалище. Набухшее влагалище.
Конечно, сестра была сильнее и скоро ногами прижала руки Витальки к его туловищу. Она раскраснелась и тяжело дышала, глядела прямо на брата – глаза блестели, и джинн узнавал этот блеск женского возбуждения.
Наверное, еще девственница, думал инкуб. Или был контакт, но как обычно манерно-неудачный, когда оба боятся слова «секс» и относятся к нему чуть не как к строевой службе, забывая про игры. Ольга не желала серьезности и ответственности, хотела плавности и нежности, но не получала – по ее глазам инкуб видел это сейчас отчетливо.
- Зда-аешься?.. – полупьяно протянула сестра.
Виталик уже устал, это тело вообще быстро выдыхалось. Но сейчас останавливаться было нельзя, и на пределе сил инкуб заерзал снова, опять доставляя сестре сексуальное удовольствие.
Что самое забавное, та все еще продолжала считать эту возню игрой. Что не мешало ей прижиматься к брату в ответ, якобы стараясь удержать надежнее.
Будто ненарочно инкуб стал сдвигать тяжелое женское тело к своей голове. Край юбки уже касался его подбородка. Еще миг – и джинн освободил левую руку. Он мог бы освободить и правую, но предпочел оставаться «пленником» - так Виталику больше нравилось.
Отбросив притворство, инкуб обвил свободной рукой ягодицу и ляжку Ольги, повернул голову – и прижался лицом к мягкой ноге. Сестра прекратила ерзать и давить сверху, чуть даже расслабилась, давай инкубу простор для маневра. Джинн тотчас стал ласкать ногу, целовать, покусывать губами. Сейчас он не видел лица Ольги, но знал, что она внимательно смотрит на него, борясь с усиливающимся шумом в голове – ситуация ей определенно нравилась, хотя она и не отдавала себе отчета, что же, собственно, творится. Ситуация развивалась уж слишком естественно.
Инкуб даром времени не терял. Виталик хоть и паниковал, но все же погружался в нирвану все глубже, а джинн – вместе с ним. Не форсируя события, инкуб мягко манипулировал с ногой Ольги и постепенно сдвигался под сбитую юбку. Медленно, но не затягивая времени он касался все более мягких частей, он уже был на волосок от трусов, как вдруг сестра вздрогнула и нехотя, но настойчиво отстранилась. Джинн усилил атаку, но Ольга снова отстранилась. Один решающий миг – и сестра поднялась с инкуба на ноги. Глаза ее с сожалением, но усилием трезвели. И хотя джинн ясно видел в них нежелание останавливаться, прекращать процесс, все же понял ясно – это поражение. Сестра пришла в себя и взглянула на ситуацию со стороны. Возможно, она даже считала, что младший ее брат Виталик не осознает происходящего, но нашла в себе силы прекратить детскую возню, уже переходившую в инцест.
Ольга отошла в сторону и отвернулась.
- Уйди, мне нужно переодеться.
Подобного она еще не говорила брату никогда. Инкуб сел на полу, обмозговывая происходящее. Увы, теперь касательно Ольги потеряны все надежды. Больше она никогда не увидит в Витальке фаллоимитатор детства – теперь в ее глазах он превратился в молодого парня, пусть брата, но все же достаточно постороннего мужчину, человека, у которого есть хуй.
Виталик метался внутри и требовал продолжения игры, за прикосновение к женскому телу он уже готов был отдать руку. Но инкуб достаточно адекватно оценивал происходящее: в глазах девушки светилось отчетливое «нет».
Что же, придется искать иные варианты.
Разумеется, джинн не выполнил просьбу Ольги уйти, лежал на полу и любовался спиной сестры. Тем временем, в его голове уже просчитывались варианты дальнейшего развития. Очевидно, Виталик имел серьезные проблемы половой неудовлетворенности, и решать эти проблемы предстояло ни кому иному, как инкубу. Впрочем, ифрит обожал решать социальные задачки – потому его, очевидно, и занесло в тело юноши-неудачника. Значит, в этом теле, во всяком случае, в ближайшее время инкуб будет наслаждаться ломкой сексуальных запретов.
Виталик внутри завопил от предвкушения.
Глядя на Ольгу, инкуб возобновил сканирование виталькиной памяти. Какой сексуальный объект выбрать для преследования? Вот случайная женщина с улицы... соседка тетя Света… молодая преподаватель по истории… сверстницы…
Инкуб будто с разгона врезался в стену.
Была у них в классе девушка, развитая не по годам. Выше других на голову, длинные светлые волосы, фигура – спортивная и вместе с тем местами весьма округлая. Взгляд уверенный, интеллектуальный и хищный – она знала, чего хочет. Наташа…
Вся школа заглядывалась на десятиклассницу, но все – исподтишка, потому что вся внешность Наташи будто остепеняла: «Вы мне не ровня… детишки. Я играю в серьезные игры.» И вправду, даже спортсмены и хулиганы, парни, которые наводили ужас на весь район – и те побаивались к ней приближаться. Нет, Наташа никого не гнала и не оскорбляла – сама ее фигура и взгляд заставляли усомниться: «А имею ли я вообще право?..»
Впрочем, таким вопросом могли задаться разве что те, кто ходил среди сверстников с поднятой головой, что к Виталию не относилось точно. Пока что величайший поступок, что тот смог сотворить в отношении Наташи – это целых две секунды пялиться на ее ноги. Сзади, исподтишка, конечно.
Инкуб позволил себе насладиться оторопью носителя. Виталик и не помышлял о подобных высотах, и это было целесообразно – мысли о Наташе элементарно свели бы подростка с ума. Шансов на близость со звездой школы у трусоватого паренька не было никаких.
Зато шансы были у инкуба. «Она будет нашей», - мысленно отчеканил джинн, и Виталик в панике окончательно забился в самую дальнюю норку сознания. Сейчас парень испытывал не похоть, а ужас на грани суеверного.
Ольга ушла, и делать в ее комнате стало нечего. Инкуб вернулся в комнату Витальки. От возни с Ольгой и мыслей о Наташе носитель все еще пребывал в возбужденном состоянии. В таком настроении Виталька обычно включал комп, вставлял диск с порнушкой – и далее по сюжету. Возбуждение у носителя уже давно перемежалось со страхом – вдруг застукают?.. Поэтому он старался развлекать себя подобным образом лишь когда квартира была пуста.
Но инкуб не собирался подстраиваться под обстоятельства. Вместо того, он безо всяких сомнений полностью разделся догола, плюхнулся на стул и поставил любимый фильм носителя. Требовалась разрядка, и джинн уже входил во вкус, когда дверь в комнату стала открываться. В проеме возникла мать.
Виталька внутри издал отчаянный вопль – и временно пропал вовсе. Это было на руку инкубу – теперь никто не путался под ногами. И он даже не подумал прекращать занятие. Если кому-то нравится подглядывать – проблем никаких, его это мало колышет, пока зрители не вмешиваются.
Мать без слов постояла столбом на пороге – и вышла, так и не сказав ни слова. Лишь прикрыла за собой дверь. Но инкубу в любом случае было плевать с высокой колокольни.
От души кончив себе на живот, джинн счастливо вздохнул – и как был нагой отправился в ванную. По дороге ему попалась сестра, она что-то начинала было говорить, но умолкла на полуслове – и лишь посторонилась, давая дорогу. Инкубу пришло в голову, что надо бы почаще ходить в таком виде – чтобы меньше болтали чушь и всегда пропускали.
Обычно мать укладывала Виталика спать в десять вечера, но к ифриту она зашла уже в половине двенадцатого. Тот как раз развлекался в чате, мистифицируя юзеров под одновременно тремя никами.
- Виталик, пора уже…
- Нахуй иди, сколько тебе говорить раз!!
Мимо проходила сестра.
- Ты как с матерью разговариваешь, ты, оболтус?!
- Олечка, - ехидно процедил инкуб, - а тебя саму она еще заебать не успела, как я погляжу? Тебе самой-то послать ее не хочется?
- Не говори так с матерью! Быстро, марш в постель!
- Ты тоже вали… - небрежно процедил джинн, отворачиваясь обратно к монитору. Все, с тупыми животными разговор окончен.
Тут Ольга протянула руку – и выдернула шнур компьютера из розетки. Ровное гудение, такое привычное и уютное, стихло, уступив место неестественной тишине.
- Ты, блядищ-ще… - прошипел инкуб.
- Как ты смеешь! – подскочила уже мать. – Спать, тебе сказано – или кому?!
Инкуб глядел на обоих с ненавистью. Это была его, настоящая ненависть, а не виталькина. Носитель было дернулся, предложив уступить, но джинн с отвращением велел ему молчать.
- Я лягу, когда захочу, - отчеканил он по слогам.
- Спать!
Ифрит как ни в чем ни бывало прошел к розетке и снова включил компьютер в сеть. Вернулся на кресло и нажал кнопку непосредственно на блоке. Жужжание куллера заполнило комнату.
- Ах, скотина такая! – Сестра снова выдернула шнур.
- Убери, тварь, руки!! – нечеловечески взревел инкуб. – Пошла вон из моей комнаты!
- Ах ты, ах ты… да что с тобой происходит?! - Не найдя слов, Ольга убежала к себе. Оставшись без поддержки, мать опасливо взглянула на Виталика – и поспешила убраться тоже.
Инкуб тут же аккуратно прикрыл за ними дверь. Виталик внутри хныкал и жаловался, что любит родню и не хочет так с ними разговаривать. На что инкуб резко заметил: они обнаглели, никто не смеет указывать Виталику, как ему жить и чем заниматься. Уж эти-то двое не позволили бы ему так поступать. Если бы он подошел и выключил матери (сестре) телевизор?..
Виталик, запутавшись в эмоциях и доводах, приумолк.
Инкуб бы с удовольствием просидел до утра – плевать он хотел на школу – но привычка носителя дала себя знать – уже в час он начал буквально валиться с кресла. Не расстилая постель, не выключая телевизор и свет, он плюхнулся на кровать – и сразу отрубился.
Наутро выяснилось, что виталькина мама не будит сына – нет, она врывается с матами и угрозами, криками заставляет сына подскакивать с постели. Так же произошло и на этот раз – она неразумным ураганом влетела в комнату, с ходу врубила свет, который сама же выключила поздно ночью, и принялась изливать на сына какие-то напрочь притянутые за уши обвинения, гнусные оскорбления.
Инкуб продрал глаза, удивился, что это происходит, пошарил рукой на тумбочке за головой – там постоянно царил бардак – и нащупав что-то увесистое, швырнул в сумасшедшую женщину.
Это оказался будильник. Он с неслабым звоном врезался в стену, оставив отметину.
Мать, видно, ожидала нечто подобного, поэтому стремглав выскочила за дверь.
- Вставай! – орала она с безумным взглядом. – Ты опоздаешь! Вставай немедленно!..
- Да заткнись ты, дура ебаная! – остервенел в ответ и джинн, бросаясь коробками с дисками. Те попадали в косяк двери и с треском высвобождали содержимое, словно Трояны с вирусами. Впрочем, одна коробка попала таки в живую мишень – мать взвизгнула и ретировалась.
Раздраженный инкуб поднялся с кровати, хлопнул дверью, выключил свет и брякнулся досматривать сон. Он успел уже проспать занятия окончательно, за окном стало светло, когда мать осторожно заглянула в дверь и попросила:
- Виталик, милый мой, пора в школу!..
Инкуб приоткрыл один глаз и велел ей убираться.
Впрочем, сон уже не шел. Привычка носителя брала свое, да и Виталий бесился в истерике – ну, как же, он опаздывает в школу! Джинн понемногу вспомнил события прошлого дня, кто он и как оказался в этом теле. К собственному удивлению, инкуб обрадовался – наконец-то, он избавлен от прозябания в серой коротковской шкуре! С этим пацаном будет жить веселее – вон сколько проблем.
Кое-что отыскав на кухне по вкусу, инкуб небрежно собрался – и побрел получать знания. Все же, совсем бросать основные положения виталькиной жизни не следовало – был в них прок.
Носитель съежился, когда инкуб подходил к учебному заведению – не стоят ли у входа те или иные знакомые хулиганы?.. Но тут было чисто – старательно матерились и демонстративно курили какие-то малознакомые личности.
Пустынными коридорами инкуб пробрался к своему классу.
- Светлана Андреевна, можно войти! – Этикет был необходим с чисто практической точки зрения.
Двадцать восемь пар глаз уставились на Виталика, буквально раздевая его и любознательно разбирая на органы. Носитель чурался такого пристального внимания целой толпы, но инкуб плевал на подобные мелочи – он и сам с не меньшим интересом изучал класс.
Где же Наташа? Ее место пустовало. Вот же бля – джинн чувствовал, что расстроен. Но ничего, где-то же она должна быть, не так ли? Вышла, быть может, или прогуливает урок. С ней такое бывало.
- Шаплов?.. – отталкивающей внешности женщина приспустила очки. – Сколько времени, ты знаешь? Где тебя шатало?.. Ты что, не был на первых двух уроках?..
- Его не было, он прогулял, - с подчеркнуто безупречной дикцией доложила отличница с первой парты. Инкуб тотчас смерил это насекомое оценивающим взглядом – прыщавая сутулая ботаничка. Такие не нравились даже Виталику – разумеется, инкуб тоже отсеял ее как возможный вариант.
Однако же… Степанова, староста отвела взгляд и покраснела. Джинну стало смешно.
- У меня сестра заболела! – принялся он объяснять с подкупающей честностью в голосе. – Всю ночь кашляла! Мы «скорую» вызывали!
- Ужас! – Удивление учителя было, само собой разумеется, притворным. Инкуб угадал – сейчас эта дура будет больше заботиться о том, как бы не показать свое истинное безразличие к проблемам других. И кому, спрашивается, требуется это позерство?.. – А что с ней?
Не верила, очевидно. Но джинна ее догадки волновали мало.
- Не знаю, врач сказал, воспаление какое-то. – Это он уже говорил со своего места за партой. Ноги у Витальки были слабы, и стоять в дверях инкубу не доставляло никакого удовольствия.
Учитель математики пронзила Витальку пытливым, едким взглядом. Инкуб ответил ей лучезарной улыбкой безгрешного ребенка.
Светлана Андреевна сдалась и продолжила урок. На сестру Витальки ей было начхать, а во лжи ученика она уверена не была, чтобы продолжать допрос.
Инкуба тема изучаемого предмета, разумеется, интересовала меньше всего. Класс, а особенно девушки – вот что было нужно джинну. Хотя приходилось признать, достойные варианты сейчас в помещении отсутствовали. Васильева Ира еще немного будоражила воображение носителя, но обратить на нее внимание инкуб был готов лишь за неимением лучшего варианта.
Куда же запропастилась Игоренко?
- Шаплов! – оглушил крик Светланы Андреевны, раздавшийся совсем близко от уха. Раньше, чем инкуб сумел сообразить, к кому обращается учитель, в Витальке сработали рефлексы, и голова вернулась в нормальное положение, а лицо покрылось багровыми пятнами стыда. – Вертишься?! Все уже выучил?..
Менторский тон женщины насмешил джинна, и ему удалось вернуть контроль над телом. Лицо Витальки вновь приняло независимый вид.
- Я вас слышал, - с тошнотворной вежливостью отчеканил он.
- О чем я сейчас говорила, скажи, если ты такой умный!
- Я все прекрасно слышал, - издевался инкуб.
- Да?! – свирепела Светлана Андреевна. – Тогда, может, ты мне скажешь, чему будет равен натуральный логарифм из числа «е»?
Ифрит быстро прикинул.
- Единице, конечно.
Учитель растерялась, но надо отдать ей должное, лица не потеряла.
- Хорошо! Смотри, больше не вертись!
Инкуб ненавидел подчиняться, но больше в классе не было ничего интересного, и он стал изображать внимание. Нуднейший урок тянулся вечность – джинн десять раз проклял теперешнего своего носителя. И что, теперь постоянно так отсиживать?!
Впрочем, был вариант сдать все экзамены экстерном. Правда, инкуб не видел тут для себя смысла. Зачем ему эта учеба и аттестат? Не будет же он находиться в носителе всю жизнь того, в самом деле…
Наконец, звонок ознаменовал небольшой отдых. Большинство парней тотчас сбежали из класса – как знал Виталька, курить. Он и сам иногда ходил материться в туалете и с очень серьезным, взрослым видом поплевывать сквозь зубы на пол.
Инкуба подобные игрушки, разумеется, не интересовали. Хоть он и основывал свои мотивы на виталькиных желаниях, но все же всегда играл ва-банк, не размениваясь на глупости. Цирк с тусовкой среди парней, играющих во взрослость, его привлекал мало.
Ведь все эти подростки на самом деле больше всего на свете желали лишь добиться признания у противоположного пола, для того и спешили посерьезнеть.
- Давай в «Морской бой»? – предложил сосед по парте… Паша.
Инкубу даже стало смешно. Вместо того, чтобы заниматься чем-то действительно значимым, молодежь была готова убивать время любыми тупостями. В общем, это была черта большинства обывателей: испытывать скуку в том месте, где буквально за каждым углом ожидают невероятные приключения.
Оглядевшись по сторонам, джинн сразу заприметил группу девушек, подружек, что болтали о чем-то своем у задней парты. Погуляв туда-сюда по классу и улучив момент, инкуб приблизился к ним. Проклятый Виталька внутри был готов сквозь землю провалиться, от его стыда учащенно билось сердце, что несколько затрудняло джинну задачу.
- Девчонки, как учеба? – инкуб бегал глазами по ножкам и оттопыривавшимся на груди кофточкам.
- А что, Шаплов, ты чему-то нас научить хочешь? – Это, поддерживая марку заводилы, ответила Васильева. Она смотрела насмешливо и вызывающе.
- Я бы сам поучился, Ира. Ты такая красивая девушка, что у меня нет слов.
На группу упала неестественная тишина. Джинн произвел бы на девчонок меньшее впечатление, если бы просто подошел и грубо послал их всех скопом на мыслимые и немыслимые половые органы. Они не привыкли слышать подобные речи, и сейчас судорожно переглядывались, ища поддержки одна у другой.
- Ира, я очарован тобой. Я тебя хочу, и кажется, безнадежно влюблен, - подлил масла в огонь инкуб, и не дожидаясь, как подружки могут отреагировать, нагнулся к Васильевой и старательно, умеючи поцеловал ее в губы. Та не воспротивилась, а через пару секунд ее губы раздвинулись, отвечая на поцелуй!..
Джинн выпрямился. Несколько лиц остолбенело уставились на него, а одно из них – немного пьяно и глупо улыбаясь.
В класс начали возвращаться ученики, и сопровождаемый потрясенным молчанием, инкуб как ни в чем ни бывало вернулся на виталькино место. Немного развеяться ему удалось, теперь следовало заняться более серьезными вещами.
Следующий урок ифрит посвятил копошению в памяти носителя. Подошла бы любая полезная информация. Пропуская мимо ушей, что там учитель плетет о параллелепипедах и тетраэдрах, инкуб терпеливо разгребал бессистемно сваленную в подростковом мозге информацию. И в конце концов, кое-что нащупал. У Наташи Игоренко в одиннадцатом классе учился брат – следовало его отыскать и уже точно разузнать, куда запропастилась девушка. Потому как, если Наташу придется ожидать слишком долго, то инкуб не стал бы терять драгоценные дни и занялся той же самой Васильевой. Что ж поделаешь, если лучшие варианты пока отсутствуют, сойдет и Ирина – в былые времена Виталик и о ней мог позволить себе лишь мечтать. Ничего так, приятная, большеглазая, вполне оформленная девушка – что-то в ней было от японского «аниме».
Едва прозвенел звонок и наиболее хулиганистые личности, не дожидаясь позволения учителя, стали срываться с мест, инкуб тоже поспешил покинуть класс.
Как обычно на перемене, толчея в школьных коридорах царила невообразимая. Сверившись с расписанием занятий на первом этаже, джинн уже спешил к нужному кабинету, когда выскочившая из ученической массы сильная рука бесцеремонно швырнула его о стену.
Инкуб сдержал готовый вырваться у Витальки жалобный вскрик – и приготовился к защите. Гнев придавал силы.
Совсем близко появилось знакомое Витальке лицо – носитель с перепугу поспешил забраться в дальний уголок сознания. Джинн просканировал память – ага! Это же не кто иной, как сам Колька Большой! Тот самый, чьим именем инкуб так «ловко» прикрылся накануне от хулиганов. Что ж, очевидно, информация о длинном языке Витальки дошла до адресата. Надо же – так неловко попасться!
- Ну-ка, стоять, урод. Ты че там вчера пиздел на меня, олень?
Кажется, вопрос был задан риторический – инкуб видел, что Колька нацелен учинить расправу. Усугублял ситуацию тот факт, что спортсмен прохаживался по школе не один: за могучей спиной виднелось еще несколько криминальных рож. Теперь Колька был обязан публично наказать зарвавшегося задохлика – просто для поддержки авторитета в стае.
Короче, худшее, что инкуб мог сейчас сделать – это затравленно, испуганно молчать.
- Ну да! – Джинн не имел толкового плана, но уже ринулся в атаку. – Конечно, я вчера говорил о тебе. Это ты про Серегу, да?
Колька промычал нечто зловеще-утвердительное.
- А что он тебе сказал? – сыпал инкуб словами. – Наверное, он сказал, что я тебе пожалуюсь или что ты запретил им трогать нас, да? Ну, я ему вообще сказал, что ты у нас самый старший. Потому, что ты – самый сильный, самый взрослый, самый серьезный тут человек. Только ты можешь решать разные серьезные вопросы, и все. То есть, ты, получается, ответственный за школу, ты у нас авторитет, все тебя уважают и только тебя слушаются. Раз мы все тут учимся, то естественно, все должно быть только – только! – под твоим руководством и с твоего разрешения. Естественно, ты же самый умный тут, только ты что-то соображаешь, реально мыслишь, всех на место ставишь и разруливаешь любые серьезные вопросы. Вы все, пацаны, - Инкуб обращался уже к банде в целом, - вы – самые серьезные пацаны в районе, да и в городе, пожалуй. Реально все делается только через вас, все дела, все разрешения, любые вопросы. Вы, пацаны, вы – серьезные, я просто вообще даже и не думаю, как может быть по-другому…
Мордовороты тупо глядели, как инкуб изгаляется в ораторском искусстве, и пустые их лица понемногу просветлялись.
- Колян, - шагнул вперед один из них. – Парень шарит по понятиям.
- Да, - прогудел лидер. – Я и сам вижу. Ладно, как тебя там? Э-ээ… Ну, ладно. Смотри, если узнаю еще о чем-то таком, зубы повыбиваю, ясно?.. А ты давай, не грузись. Не теряйся, держись реальных пацанов!
Кажется, то была форма доброго напутствия. Напоследок Большой пару раз хлопнул инкуба по щеке, дружески так, покровительственно – и побрел по своим делам. Банда, словно рой за маткой, потянулась следом.
Джинн потер челюсть. Это для Кольки шлепок был дружеским, а у Витальки зазвенело в голове и жалобно заныла скула. Наверное, опухнет. Забавно, что сделали бы с пареньком, если бы инкуб не успел быстро сориентироваться. Худо пришлось бы обоим – и носителю, и духу.
Конечно, на самом деле инкуб не испытывал к мордоворотам и капли уважения. Тупые животные, в которых нет ничего, кроме мускулов. Зато лесть – лесть они любят, как и все.
Больше повода задерживаться не было, и пока звонок на урок еще не прозвучал, инкуб поспешил отыскать нужный кабинет.
- Игоренко здесь? – рявкнул он на старшеклассников.
Два десятка почти взрослых молодых людей одновременно прекратили разговоры и повернули головы.
- Ты кто еще такой?
- Меня послала классный руководитель. Нужно узнать, что с Наташей Игоренко.
- Я – Вадим Игоренко, - отозвался один парень. – А ты, малыш, что-то нагло себя ведешь!
- Меня послали. – Теперь инкуб тщательно следил за интонацией, старался не говорить вызывающе. – Что мне передать?
- Да завтра она придет.
- Точно? Учитель сказала, что завтра важное задание… - изображал ифрит нюню.
- Точно, точно. Так и передай: завтра она будет на уроках.
Инкуб уже повернулся, чтобы уйти, как его нагнал оклик:
- А что с ней случилось, разве это не нужно вашему учителю?
Джинн смерил Игоренко уничтожающим взглядом и с положения победителя процедил:
- Да мне плевать.
Инкуб вернулся в свой класс и быстро собрал портфель. Больше повода оставаться в школе не было – не торчать же тут в самом деле до окончания занятий! Сопровождаемый удивленными взглядами сверстников – и особенно сверстниц, - джинн отправился домой.
|
| Comments: 3 | |
| |
|
|
| 13.08.08 16:54 |
твоя Мечта | Инкуб (2 часть) |
ru |
Дома ждало обычно гудение на грани членораздельности.
- Что ты так рано? Почту посмотрел? Нужно в магазин сходить. Не топчи в прихожей. Тапки синие не надевай – я их надену. Тут по телевизору фильм – иди, посмотри. Руки вымой. Не сутулься. Подвинь этот стул, мне неудобно. Вытри пыль. Почисти картошки. Не слушай громко музыку. Позвони тете Гале, она спрашивала тебя. Портфель туда не ложи. Поставь солонку на другой стол. Порежь хлеба. Почему ты не читаешь книги? Сегодня ложишься в десять, ты понял? Компьютер включать не смей…
- Да заткнись ты уже, дура старая!
У инкуба реально заболела голова. Виталька внутри умолял быть с мамой помягче, но джинн не собирался позволять кому бы то ни было сворачивать себе кровь.
Развернувшись, мать с гордым, молчаливым видом ушла к себе в комнату.
- Вот и хорошо, - вздохнул ифрит, отыскивая, чем бы перекусить. Наскоро что-то поглотав, инкуб запасся чашкой кофе – и отправился к любимому компьютеру, далее постигать таинства виртуальных сетей.
Однако тут обстоятельства преподнесли забавный сюрприз.
Прозвучал дверной звонок. Обычно мать медлила до последнего, рассчитывая, что Виталька пойдет открывать. И это при том, что к сыну-то как раз практически никто и не наведывался. Но сейчас инкуб и не подумал двигаться с места - кому надо, те откроют.
Мать на удивление быстро метнулась в прихожую. Джинн предполагал, что раньше времени вернулась Ольга, однако выяснилось, что нет. Из холла раздался приглушенный говор, мужской голос: «Где он?»
Инкуб насторожился. Спустя секунду в кухню вошел взрослый, крепкий, высокий мужчина. Он чуть покровительственно улыбался. Джинн пробежался по памяти – нет, это лицо было Витальке не знакомо.
- Здорово. – Странный гость протянул широченную ладонь – джинн, конечно, не сделал и жеста, чтобы ответить.
Ладонь опустилась, но незнакомый мужик, кажется, отступать не собирался.
- Меня зовут дядя Юра. – Уперев руки в бока, он стоял посреди кухни, перекрывая возможности для маневра, и глядел прямо на инкуба. – Виталька, что же ты маму-то обижаешь?
Джинн тоже повернулся к незваному гостю и смерил его не менее наглым взором.
- Дядя, ты чего тут забыл?
- Грубить, значит, будешь, да? – Мужик ничуть не смутился, разве что стер улыбочку с лица. – Виталька, если мама не может дать тебе сдачи, это не значит, что ты можешь вести себя как подонок. Папиного ремня тебя отведывать не приходилось?..
Джинну стало смешно. Неужели, этот увалень пытается давить?
- А ты мне в папы метишь, что ль? – разыграл инкуб изумление. – Самого что, уже выгнали из дома? Заебал всех там?
По лицу дяди Юры пробежала судорога – очевидно, колкость попала в цель. Ифрит потешался.
- Ты, щенок! – впервые изменил тон гость. – Ты, я смотрю, совсем жизни не научен?.. Так я не посмотрю, что не родной, - знаешь, сейчас быстренько схлопочешь у меня!
- А ты, дядя, не выебывайся здесь. Помни, где ты находишься. Я, блять, ментам позвоню, объясню, что такой-то мудозвон тут ворвался и кулаками машет. Тебя быстро определят лет на несколько. И не тыкай мне, что эта пизда тебя сама пригласила – я такой же полноправный хозяин квартиры, как и она. Сниму побои или просто пожалуюсь, что угрожаешь – тебя нахуй в ментовке самого в жопу выебут и скажут, что так и было. Еще вопросы есть, мудила?
- Ах, ты!.. – Словарный запас у дяди Юры, очевидно, уже безнадежно иссяк. Изменившись в лице, он поднял ладонь и с растопыренными пальцами задержал ее над головой подростка, даже чуть слышно зарычал.
- Давай, давай. – Инкуб с олимпийским спокойствием взирал прямо в остервенелые глаза мужика. – Можешь уже начинать сухари сушить. Только притронься, блять. Будешь на нарах зеков воспитывать и рассказывать им про папин ремень. Станешь тетей Юрой и будешь главной сказочницей.
- Ну ты и уро-од… - прошипел мужик. – Таких уродов в жизни не видывал. Знаешь, кем ты станешь? Пидором – когда вырастешь!! Пидором – понял?!
«Дядя Юра» выбежал из кухни, быстро повозился в коридоре с обувью – и ветром скрылся из квартиры. А инкуб неспеша прикрыл за ним дверь и принялся намазывать бутерброд маслом.
Чуть позже появилась мать. Она хлопала глазами и искала по всем комнатам своего мужественного бойфренда. Интересоваться у инкуба об обстоятельствах «мужской беседа» она не решилась.
Уже окна накрыл вечер, и джинн вовсю листал порносайты, когда снова позвонили в дверь. То вернулась Ольга. Чуть поразмыслив, инкуб направился к ней в комнату. Когда он возник в проеме, девушка как раз переодевалась, стоя к дверям спиной. Бесшумно приблизившись сзади вплотную, джинн шепнул ей: «Привет, сестренка» - и как мог нежно обнял. Ольга замерла, но не оттолкнула, и не будь дураком, инкуб принялся аккуратно гладить ее грудь, плавно опуская руки все ниже. Его губы меж тем касались шеи сестры. Вот, он уже успел запустить пальцы в трусы, уже коснулся самой нежной кожи, когда Ольга крепко схватила его запястье. Ифрит разочарованно вздохнул.
- Странный ты стал, Виталька. – Сестра обернулась и очень серьезно посмотрела инкубу в его игривые глаза. – Что с тобой стало такое?
- Да все классно. Я теперь стал самый лучший.
Ничего не оставалось, как вернуться к себе за компьютер. Ну, ничего. Не слишком-то и хотелось. Завтра его ждет «Джек-пот» с Наташей.
Электронный разум инкуба все меньше забавлял – все же, виртуальная реальность в подметки не годится настоящей. Иллюзорные девушки, воображаемый секс, игровая власть над миром, о которой знаешь ты один.
Осязаемое мясо куда приятней на вкус.
Окончательно разочаровавшись в машине, джинн пошатался немного по комнатам – родственницы тут же испарялись из помещений, где он появлялся, - да и завалился спать. Утро вчера мудреней, завтрашним днем его ждали великие свершения.
На рассвете трель будильника заставила инкуба открыть глаза. После общения с дядей Юрой мать уже не решалась тревожить Виталика без разрешения, поэтому никто не пытался сворачивать ифриту кровь, когда он вышел из комнаты.
Без предупреждения джинн ввалился в комнату матери и принялся шарить по тумбочкам. Та только испуганно лупала на сына глазами.
- Где твоя косметика, блять?!
Мать на удивление лаконично ответила – обычно на элементарное утверждение или отрицание у нее уходило до сотни слов. Заполучив желаемое, инкуб закрылся в ванной. Там он старательно, со знанием дела обработал тональником лицо, подстриг брови, аккуратно уложил волосы, стараясь задать по возможности современный стиль. Потом покопался в гардеробе – тут дело обстояли из рук вон плохо. Обычно Виталику подбирала одежду мать, делала она это исходя из своего безнадежно устаревшего вкуса. Инкуб подобрал рубашку и свитер, чтобы по возможности подменить худобу готикой. Окинул носителя в зеркале взглядом – вышло не идеально, но куда лучше, чем было. Сойдет.
Поев, что ему больше нравилось, джинн не глядя побросал несколько книжек в пакет – на всякий случай – и отправился в школу. По расчету, сегодня он должен был явиться без опоздания.
Ноябрьское утро выдалось теплым, ни малейшего ветерка не тревожило голые ветви деревьев, и инкуб преисполнился самых радужных надежд. Сегодня он очарует Наташу и как следует развлечется с ней в постели. Это – самая первая цель. Виталик настолько жаждал контакта с женским полом, что инкуб совершенно не был в состоянии думать о чем-то другом. Ну, ничего. Спермотоксикоз вполне лечится обычным сексуальным удовлетворением. Скоро инкуб добьется, что Виталик блевать начнет от одного вида порномодели.
И тогда можно будет наконец подумать о власти и деньгах. Виталик мечтал прославиться, стать крутым – инкуб ему это обеспечит.
Увы, такие счастливые мечты о планах джинна были прерваны. Разумеется, вмешался один из людей, что сновали вокруг, как муравьи.
- Виталь! Виталь!
Инкуб недовольно оглянулся. К нему приближался какой-то невзрачный паренек, изо всех сил размахивая пакетом. Таким же пакетом с книжками, как и у джинна. Подросток ступал неуклюже и смешно – очередной слабосильный задохлик. Инкуб вспомнил: да, этот невзрачный человечек – его сосед по парте. Это он вчера на перемене предлагал сыграть в «Морской бой». Неужели, сейчас опять начнутся новые настолько же тупые предложения?!
- Чего хотел? – грубо бросил ему ифрит.
- Ух ты! Нифига, ты выглядишь!.. Слушай, Виталя, ты чего меня не подождал? Я и вчера тебя ждал, а ты поздно пришел!.. Что с тобой происходит вообще?
Инкуб тотчас обратился к памяти. Ага, Пашка, лучший друг Виталика. Все понятно. Два ссутуленных, забитых родителями и сверстниками ботана, объединенные убеждениями о том, какие они двое индивидуалы, молодцы и личности вообще, и какие все остальные серые и посредственные. Старая как мир история.
Что говорить «дружку», инкуб не знал, поэтому просто развернулся – и пошел дальше. Но Павел не собирался отступать.
- Виталь, да что с тобой такое?! Почему ты со мной не разговариваешь?
- О чем?
- Как «о чем»?.. Куда ты спешишь, иди медленнее!
- Отвянь.
- Ты обнаглел, что ли?! Чего ты так разговариваешь?..
Приходилось признать, что так просто от спутника не отделаться. Джинн окинул «лучшего друга» недоброжелательным взглядом. Удивительно настойчивый парень – почему же он такой неудачник?.. Ах да, в инкубе он видит своего привычного друга, с которым привык делиться всеми секретами. В обществе кого бы то ни было другого Паша не сумеет и двух слов связать. Будет лишь мяться и невнятно мычать.
Инкуб замедлил шаги.
- Чего надо, малец?
- Слушай, Виталь, мне не нравится, что ты так себя ведешь.
- Да? Что же именно тебе не нравится? Что во мне стало такого неприятного?
- Ты стал… наглый, злой какой-то. Ты перестал со мной общаться.
- Мне с тобой общаться не о чем.
- Ну, что ты говоришь! Мы всегда нормально общались.
Инкуб тяжело вздохнул.
- Хорошо, Паша. Просто представь, что у меня сейчас сложный период. Мне нужно разобраться в своей жизни. Потом все будет нормально. Просто дай мне немного времени, хорошо?
- Нет, не хорошо. Это все из-за Ирки? Ты с ней вчера целовался – как ты это… Как это было?
Джинн внимательно поглядел на юнца. Теперь тот выглядел заинтересованным, по-настоящему взволнованным: глаза светились, а щеки покраснели. Вот, оказывается, в чем вся причина!
- А тебе, Пашка, и самому бы с кем-нибудь поцеловаться не мешало бы.
- Мне? – слишком поспешно скривился тот. – Не-е, мне этого не надо.
- А чего тебе от этой жизни надо, Паша?
- Ну… Нифига ты даешь… Так, как с Иркой-то?
- Ира – интересная девушка. Думаю, она могла бы стать хорошей женой.
- Женой?! Фу!!
- Паша, ты же все равно дрочишь. Чего ты тут выкаблучиваешься?
- Я?! Я не дрочу! Сам ты дрочишь! Да пошел ты вообще!
Павел сделал независимое лицо, но инкуба этими штучками, разумеется, купить было невозможно.
- Паша, тебе пора уже о девочках думать. Если ты хочешь ебаться, то и действуй в этом направлении. А все эти позы, знаешь… Короче, надо смотреть правде в глаза.
Джинн одернул себя. Чего это он развел демагогию с этим засранцем?.. Ах, вот оно что: Паша небезразличен Витальке. Вместе росли, вместе для самих себя придумывали байки. Смешные дети, но теперь инкуб опутан симпатиями носителя.
Ну, ладно. Чуть позже он займется Павлом, наставит его на путь истинный, натолкнет на верные решения. Друзья останутся друзьями.
Тем временем, окончательно смущенный Пашка затерялся в потоке спешащих на работу. Инкубу это было на руку. Теперь он мог беспрепятственно следовать удобному плану, не беспокоясь о тех, что мешаются под ногами. В конце концов, когда общаешься с девушкой, кто-то третий, будь он хоть трижды закадычным другом, только помешает.
Добрался до школы инкуб раньше звонка. Первым уроком шла физкультура. Заглянул в спортзал и без признаков стеснения – в женскую раздевалку: Игоренко еще не появлялась. Тогда джинн занял позицию на втором этаже, у окна, и принялся следить за входом. Оглушил звонок на урок, но джинн и не двинулся с места. Дались ему эти занятия!..
Вскоре терпение было вознаграждено. К школе подкатила БМВ, и с пассажирского места выпрыгнула знакомая Виталику фигурка. К неудовольствию инкуба, сердце заколотилось, как сумасшедшее – носитель с ума сходил от переживания, мыслей, что предстоит сделать. Сам же джинн следил за Наташей пристально и чуть не облизываясь: тонкая талия, длинные ноги… Он сделал верный выбор.
Сию секунду инкуб поспешил к лестнице, хотя и не бежал сломя голову. Все под контролем, все всегда под контролем. Кукловоду ни к чему торопиться за своими куклами, пусть и самыми красивыми. Их бессмысленные глаза-бусинки все равно ничего не видят, а руки-ноги движутся лишь в нужном хозяину направлении.
С обезумевшим сердцем справиться удалось. Инкуб встал под дверью женской раздевалки и прислушался. Да, одинокий шорох – и никаких разговоров. Наташа одна. Удачный момент для атаки.
Он снисходительно ухмыльнулся – сама уверенность – и твердо открыл дверь.
Внутри царил полумрак. Сразу стало тихо.
- Эй, кто там? – Голос Игоренко был сильным, но соблазнительным.
Инкуб прикрыл за собой дверь. Стало еще темнее. Девушки любят романтику: инкуб пошел к ней в темноте. Он различил силуэт: Наташа не таилась и не выглядела испуганной. Что же, очень хорошо. Джинн протянул руку и мягко, но уверенно взял ее за локоть. Удивительно, но девушка не сделала и малейшей попытки отстраниться! Это было странно, но инкуб не привык сомневаться. Не теряясь в мелочах, он уже собрался поцеловать ее, однако здесь ждал сюрприз: Наташа оказалась почти на голову выше Виталика. Не теряясь, джинн обнял затылок девушки и попытался пригнуть ее голову ниже. Одновременно встал на носки…
Что-то пошло не так. До этого Наташа стояла без движения, как дышащий манекен, но тут вдруг высвободила собственную руку и довольно бесцеремонно сама схватила инкуба за предплечье.
- Эй, ты чего?.. – сию секунду возмутился тот, но его уже тащили к выходу из раздевалки.
Инкубу стало очень неприятно. Нет, то, что его сейчас выбросят из помещения, что он получит жесткий отказ, волновало мало. Бесила фамильярность девушки и то, как она принуждала ифрита к действиям. Джинн сам привык руководить, его воля была исключительна, а тут же кто-то словно игрушку тащил его куда хотел. Что касается самого Виталика, он внутри млел от счастья, когда во время движения наташина грудь случайно касалась его шеи.
Девушка резко отворила дверь в раздевалку и впилась в паренька взглядом.
- А! – ехидно засмеялась она. – Шаплов? Ты что, заблудился?..
Инкуб сделал резкое уверенное движение, чтобы высвободиться. Обычно люди не были смелы и не решались задерживать джинна, когда он делал такой решительный рывок.
Но Наташа проигнорировала попытку вырваться – она продолжала все так же крепко сжимать руку джинна. Инкуб покраснел, девушка заставляла его чувствовать себя неловко, что было просто немыслимо.
- Ну, чего ж ты? – лукавила Наташа над ним. – Посмотри на меня! Мне интересно, Шаплов, чего это ты такой смелый стал, а? Нет, правда, мне это очень нравится!..
Ифрит поймал себя на том, что действительно избегает взгляда девушки. Да что с ним такое?! Чтобы он – ОН! – и позволил какой-то рослой девчонке себя смутить?.. Инкуб резко вздернул взгляд, стараясь смотреть как можно нахальнее…
…И тотчас пожалел об этом. Потому что натолкнулся на точно такой же взгляд – прямой, уверенный, наглый и снисходительный. Сию секунду Наташа перестала смеяться – теперь она испытующе смотрела инкубу прямо в глаза.
Рано или поздно это должно было случиться. Встреча со вторым инкубом – более сильным и умелым. Ничего удивительного, что и носитель у встреченного джинна оказался сильнее.
Наташа – точнее, второй инкуб – быстро прикрыла раздевалку и оттащила Виталика подальше во мрак. Там она бросила джинна на лавку и села напротив, ногами надежно перегородив выход.
- Ну, привет, - заговорила девушка. – Откуда ты взялся?
- Я не буду ни о чем говорить, пока ты меня не отпустишь.
Ифриту было тяжело общаться с этим вторым хозяином душ. Во-первых, он совершенно не знал, чего следует от противника ожидать, и когда тот может ударить. Это простых людей можно легко предсказывать. А тут – равный, даже более мощный оппонент.
И во-вторых, Наташа могла убить инкуба – правда, как это делается и при каких обстоятельствах, он не имел ни малейшего понятия.
- Чего ты такой злой? – По тону джинн угадал, что девушка улыбается. – Тебе самому так нравится общаться с обычными носителями?
- Отпусти меня, никакого разговора не будет, пока ты меня держишь.
- А, ну, ясно. – Кажется, Наташа оскорбилась. Она убрала ноги, открывая проход. – Иди.
Инкуб осторожно поднялся и медленно, с достоинством прошел мимо девушки к выходу. Кажется, никакой ловушки тут не было. Наташа не проявляла никаких враждебных намерений. Джинн остановился и повернулся, на всякий случай держась поближе к двери.
- Так значит, ты тоже… инкуб? – прошептал он.
Наташа не отвечала. Джинн едва различал ее во мраке раздевалки.
- Ну, чего ты молчишь? – негодовал джинн. – Скажи что-нибудь! Я за шестьсот лет впервые так близко разговариваю с настоящим инкубом!! Ты это понимаешь?
- А ты думаешь, я постоянно с инкубами живу? – резковато ответила Наташа. Джинн заключил, что она в обиде. Ему стало невообразимо жаль это родственное ему существо. Он даже сделал нерешительный шаг к ней.
- Нет… не думаю. Ну, ты же понимаешь, у меня есть причины держаться от тебя подальше.
- Ты что, думаешь, я действительно стану тебя убивать? – продолжала негодовать Наташа. – За сотни лет впервые встретилась с настоящим инкубом – и убью тебя?!
Джинн покрутил эту мысль в голове. Н-да, выходило нескладно. Но откуда же у него такая уверенность, что ифриты непременно убивают друг друга?.. Он просто знал это как истину, знал с самого начала – и старался избегать встречи с собратьями. Но больше о контактах и смерти джиннов вообще он не знал ничего.
Да и как можно убить джинна? Бывали неприятные истории, когда в результате несчастного случая – или еще как – носитель инкуба вдруг погибал. Что уж там говорить, наличие в теле джинна частенько само по себе являлось провокацией для убийства третьими лицами. Инкубы притягивали как друзей, так и врагов. Ощущения от смерти были малоприятные, конечно, но сам ифрит не страдал нисколько – он просто переносился в одного из находящихся поблизости людей, и далее жил уже в нем. Умереть он не мог, на то просто не было способа.
- Все, Виталик. Иди, куда собирался, дай мне переодеться – я собираюсь в спортзал.
Инкуб совершенно не ожидал, но слова Натальи прозвучали для него как пощечина.
- Хочешь, чтобы все мальчики в классе попадали в обморок, глядя на тебя?
- Хм… Ну, может, и хочу. Во всяком случае, они не боятся демонстрировать свои чувства.
- Ну да, - язвил джинн. – Рефлексы насекомых всегда на поверхности.
Игоренко шевельнулась в темноте раздевался.
- Ты мне дашь наконец переодеться?.. Ты сам ведешь себя как насекомое.
- Ничуть! – вспылил инкуб. – Я же знаю, что ты опасна… И чего ты стесняешься переодеваться? Стеснительная юная девственница, что ли?
- Ах, ну да. Я и забыла – здесь нет мужиков. Еще один тупой носитель, который считает себя инкубом – и только.
Наташа встала, начала возиться – в темноте было не различить. Недолго думая, инкуб отошел к двери и открыл ее. Стало чуть светлее, теперь он мог любоваться на гибкие формы.
- Что, нравится? – выпрямилась Игоренко.
- О да.
- Ты собирался улепетывать. Ты что, я настолько опасна!.. Чего ты еще здесь делаешь?
- Успею еще уйти.
- А вдруг? – ехидничала Наталья. – Сейчас наброшусь и проглочу. Живьем, прямо с носителем.
- Не смешно.
Девушка одела наконец форму и направилась к выходу. Инкуб сию секунду отступил так, чтобы пребывать вне досягаемости и иметь возможность в любой момент улизнуть. За все время обоих так никто и не побеспокоил. Наташа уже шла к спортзалу, когда джинн не выдержал:
- Стой!
- Что еще?
- Ну, расскажи хоть что-то! Как ты жила? Кто были твои носители? И… ну, мне все интересно!
- А мне нисколько не интересно кричать тебе через весь коридор.
Инкуб сделал паузу, раздумывая о своем, и когда Игоренко уже готова была повернуться и уйти в спортзал к остальному классу, он с каменным лицом вдруг медленно, ровно подошел к ней и погладил по руке.
- Вот, - только и вымолвил джинн.
Наташа пытливо смотрела на него сверху, приятно улыбаясь.
- И что теперь?
- Теперь переодевайся обратно. Поехали куда-нибудь, нам ведь есть о чем поговорить.
- А может, теперь я буду против? – игриво закапризничала Наталья. Впрочем, она уже возвращалась в раздевалку. Инкуб шел совсем близко, с блаженством ощущая в такой близости родственное существо.
- Тогда, я тебя изнасилую.
- Ох! А ты сдюжишь, мальчик?
- Ты не знаешь моих возможностей, женщина!
Улучив момент, инкуб погладил ее по ягодице. Наташа кокетливо сделала вид, будто ничего не заметила.
Инкуб снова стал наблюдать, как она переодевается.
- А почему ты в женщине?
- А в ком мне быть? Я сама женщина, изначально.
- Нифига. Я и не думал, что инкубы бывают женщины.
- Ага, обычный мужской подход. Женщины – не люди, верно?
- Хм… Ну, ты-то однозначно больше, чем любой человек.
Наташа вышла из раздевалки.
- Я все. Ну что, какие у нас планы?
- Э-ээ… Тут беда. Виталька совсем нищий, а то бы я тебя пригласил куда-нибудь в клуб. Извини, я в это теле всего пару дней, еще ничего не успел настроить, мне правда стыдно…
- Прекрати. Чего ради тебе должно быть стыдно? Я прекрасно знаю, кто ты, ты прекрасно знаешь меня. И кроме того, мне совсем не хочется в клуб. Что там делать?
- Ну… - Инкуб чувствовал себя не в своей тарелке. Он еще не встречал существа практичнее и умнее себя.
- Это оттого, что ты все еще смотришь на меня, как на беззащитную, глупенькую девочку. – Наташа будто читала его мысли. – Поверь, я могу себе обеспечить и поход по клубам, и что угодно. Есть мужчины, которых я использую для подобных целей. Ты же меня интересуешь как равное существо. Для начала нам бы неплохо поговорить. Поедем к тебе?
- Э-ээ… Ну, конечно, можно ко мне. Там, правда, мать бродит, но я ее уже успел воспитать.
- Это за пару-то дней?.. Вряд ли. А мне не очень хочется что-то там делить со старыми безумными женщинами. Так что, едем ко мне.
- А у тебя мамы нет, что ли?
Они уже находились в школьном коридоре. Инкуб едва поспевал за Наташей – она двигалась уверенно и целеустремленно.
- У меня мама есть. Но я в этом теле уже несколько месяцев. Есть своя территория.
Джинн обратился к Виталькиным воспоминаниям. Да, в этом сентябре Игоренко пришла в школу уже совсем другой, не как раньше. Долговязая девочка-скромница, девочка-отличница в нелепых свитерах вдруг разом распустилась, словно цветок, и превратилась в вопиющий секс-символ.
Наташа тем временем успела переговорить по телефону.
- Ну, все, - оповестила она. – Сейчас нас заберут.
Им и вправду не пришлось мерзнуть на крыльце – та же черная «ауди» подкатила к самым ступеням. Несколько школьников, что курили неподалеку, молчаливо проводили парочку взглядами. Особенно – Наташу.
Лексус плавно тронулся с места.
- Водитель – глухой, - сообщила Игоренко.
Инкуб обежал салон оценивающим взглядом.
- Твоя машина?
- Дали покататься.
- А водитель?.. Слуга?
- Нет, у него проблемы, ему помогут. За это он возит меня.
- Несерьезно как-то! – засмеялся джинн. – Почему бы не сделать все это своим? Может, и тяжелее, но зато потом спокойнее. И твое – оно же твое и есть.
- А мне так спокойнее, - пожала плечами девушка. – Пока ты нужен кому-то, за тобой будут бегать и пылинки сдувать. А вот имущество, наоборот, каждый будет стараться отобрать.
- Ну, не знаю. Нужно быть нормальным руководителем, по-моему.
- Просто мы разные существа. Ты – мужчина и мыслишь по-мужски. А я – женщина, у меня свой подход, тебе не понятный.
Глаза инкуба так и притягивали едва прикрытые наташины ноги. Ничего не попишешь, носитель был просто помешан на сексе, которого не имел еще ни разу.
- А ты когда-нибудь была мужчиной?
- Ну да, конечно. Ради эксперимента. Странное ощущение, однако.
- Да? Чем же странное?
- Ну… Совсем другой подход окружающих. Все вокруг другое. И это, знаешь… Мужчины ведь постоянно думают о сексе. Смотреть с вожделением на женщин – это как-то странно. Мне было… неприятно, что девушки пытаются меня контролировать. Мне больше нравится иногда перенестись в какого-нибудь молоденького белокурого мальчика с большими печальными глазами – и жить со взрослым мужиком. Необычные впечатления.
- Постой, я не могу тебя понять… Ты опять говоришь так, будто сама выбираешь, куда тебе переноситься!
- А что не так?.. Ах, да… Ты ведь совсем молоденький у нас! Да, помню, и я на первых порах не контролировала, какой носитель будет следующим. Потом это проходит.
- Скорее бы уж. Очень неудобно так…
Какое-то время ехали молча, переваривая свалившуюся информацию.
- Так ты ни разу не встречал инкуба?
- Ну…Так близко, как сейчас – точно нет.
- И как впечатления?
- Э-ээ… необычно. Ты постоянно сбиваешь меня с толку, чуть не мысли угадываешь. Это очень непривычно. Обычно я сам руковожу всем, а тут – такое преимущество с твоей стороны.
Наташа рассмеялась.
- Ну, спрашивай еще что-нибудь.
- Даже и не знаю, все в голове путается. Все как-то сразу…Ты спала с девушками?
- Спросишь тоже! Конечно. Даже в этом теле уже.
- И как тебе? Что ты чувствуешь?.. Неужели, тебе нравятся девушки?
- Не то, чтобы нравятся. Просто – иногда это нужно. А мне – мне как-то все равно. Лесбиянки обычно очень закомплексованны, и ими легко управлять.
- Не знаю, я иногда бывал в теле женщины. Кошмар! Мужики так и липнут, сволочи! Отвратительное ощущение. Хуже всего, когда носителю эти мужики действительно нравятся – хоть вешайся! Будто надвое разрывает. С ума можно сойти.
- Ну да, ты же даже в теле женщины останешься мужчиной… Приехали.
Неприметный дом, не отличимый от миллионов ему подобных пятиэтажек.
- Ты будто постоянно скрываешься, - рассудил инкуб, отсчитывая ступеньки.
- Почему же? – Наташа следовала позади. – Обычная квартира. Зачем лишний раз светиться?
- Ну, ради самолюбия, хотя бы.
Наташа отворила дверь и стала рядом:
- Добро пожаловать!
- Нет, ты первая.
- Давай, давай. Я – хозяйка, я тебя приглашаю.
- Я всегда уступаю слабому полу! – упрямился инкуб.
- Среди нас двоих слабый пол – ты, - усмехнулась девушка и втолкнула инкуба внутрь. Дверь грохнула за ним и ключи девушка вытащила из замка.
- Ты чего? – возмутился джинн.
- Нечего там торчать! Мало ли, соседи… Ну, располагайся.
Наташа ушла вглубь комнат, и ифрит временно остался один. Первым делом подергал ручку входной двери. Словно литая со стеной. Неприятное ощущение, но наверное, это не столь важно. Инкуб оглядел квартиру, где оказался.
Сразу становилось ясно – это жилье женщины, и она не сдерживалась, создавая его для себя. Во-первых, кругом царила идеальная чистота и порядок. Все было ухожено, все лежало на своих местах. Ни одного вольно повернутого кресла или пыли в углу. Во-вторых, всюду в освещении преобладал розовый цвет и легкий полумрак. Инкуб не переставал моргать, с непривычки даже врезался в угол стола. Детали терялись и тонули. Не сразу удавалось понять, смотришь ты на торшер или же это просто обманный рисунок ковра на стене. И наконец, в-третьих, тут всюду правил комфорт, неестественная мягкость буквально всего окружающего. Глубокий покрытие на полу – инкуб даже опасался, что не удержит равновесия; тяжелые ковры, обоев стен нигде заметно не было, рука тонула в ворсе; все вокруг усыпали подушки, это был город подушек: большие и маленькие, они захватили окружающее пространство. Подушки лежали на диванах и креслах, на полу в углах, не было квадратного метра, где не столбил бы территорию небольшой шарик с перьями. Подушки тоже в своем большинстве были розовыми.
Инкуб потянул носом: в воздухе витал слабый аромат благовоний. Решительно все здесь служило одной цели – доставлять обитателю рецепторное удовольствие. Конечно, такая приятность на ощупь всего, к чему ни прикоснись, поначалу доставляла удовольствие и инкубу, но уже через минуту пребывания в квартире стала раздражать. Джинн, как любой мужчина, испытывал тягу к спартанской обстановке. Хоть какая-то резкость, жесткость, возможность ушибиться, устать мужчине всегда необходима. Обстановка должна была нести вызов, ей следовало быть рациональной и сдержанной, а тут – восточный дворец. Разве что без мужественной стражи с хищными клинками на поясе – чистое царство мира. Рай, в худшем смысле этого слова.
Пару раз запутавшись ногами в коврах и едва не свалившись на пол, инкуб предпочел присесть. Впрочем, падать в этом месте было не страшно, а скорее даже приятно: бухнуться в желеобразную материю, позволить ей гладить не только ноги, но и лицо…
Кресло инкуба разочаровало – оно с готовностью продавилось, и джинн сию секунду утонул в объятиях мебели, словно погрузился в топь. Он попытался выбраться, но не вышло: элементарно не за что было схватиться, не на что опереться. Ткань под ногами и руками плыла, подавалась. Теперь инкуб ощутил уже раздражение. Он не считал себя разрушителем, но вдруг захотелось поджечь или изрубить тут все на куски. Мысленно джинн уже внес квартиру в список кровных врагов: слишком эта атмосфера противоречила его естеству.
В конце концов, ему удалось выбраться из кресла. Словно уж, ифрит выполз из него и поначалу отдыхал, валяясь на полу. Лишь спустя минуту инкубу пришло в голову, насколько нелепо он сейчас выглядит. Очень осторожно джинн принял вертикальное положение, да так и остался стоять, осторожно расставив ноги и уже совсем потеряв доверие к окружающим предметам.
Он и не заметил, как вернулась Наташа. Проклятые ковры проглатывали любые звуки, а хозяйка накинула розовый халат, что маскировал ее в окружающем, как хамелеона. Волосы девушка распустила.
- Пойдем отсюда, - сразу предложил инкуб.
- Куда? – Только сейчас он заметил в ее руках бутылку вина и пару бокалов. – Мы же только пришли.
- Мне тут не нравится, уж извини. Ты была права, нам лучше встретиться потом.
- Ну, мы уже пришли. Что, зря ехали, выходит?
- Почему же зря? Я посмотрел твою обстановку. Здорово. Теперь пойду, пожалуй. В другой раз еще обязательно увидимся.
- Давай хотя бы выпьем. – Игоренко, как ни в чем ни бывало, присела прямо на ковер. – Садись.
- Наташа, выпусти меня из квартиры, - твердо потребовал инкуб.
- Прекрати, не капризничай. Ты как маленький. Присядь ко мне лучше.
Что джинн мог поделать? Ситуация вышла из-под контроля. Наташа выглядела непоколебимо, ее ничуть не трогали просьбы инкуба. Ситуация нравилась ему все меньше.
Однако, он присел напротив девушки, на всякий случай держа интервал побольше. Джинн принял из рук Игоренко бокал и проследил, чтобы она выпила первая. Только потом решился пригубить.
Наташа казалась умиротворенной, она чуть заметно улыбалась. И постоянно прятала глаза.
- У меня срочные дела, - осторожно заметил джинн. – Я не думал, что настолько задержусь.
Девушка молчала, сосредоточенно отпивая из бокала.
- Я рад был повидать твой дом. Тут… классно. Но мне, правда, пора. Почему ты молчишь?
- Виталик, - неспеша проговорила Наташа, - а почему ты поехал со мной?
- Что? Ну, ты даешь!.. Ты меня позвала, я и поехал. Ты же сама предложила!
- Но ведь ты знал, что это опасно? – Игоренко подняла глаза: инкубу стало не по себе, когда он встретился с ней взглядом. – Точно знал, а поехал. Неужели, ты вправду не встречал инкубов, и не знаешь, чем заканчиваются такие контакты?
Джинн не отвечал, напряженный как рельса, где остановился локомотив.
- Скажи, Виталик, кто из нас двоих сильнее?
- Ты сильнее, это сразу видно.
- Верно. А почему я сильнее, ты знаешь?
- Ну… Ты старше.
- Нет. У нас, инкубов, сила растет не от возраста.
Джинн бросил взгляды по сторонам. Удивительно, как он сразу не заметил: в помещении нет окон. Выход – лишь через дверь, а она надежно заперта. Легкая паника заползла под одежду ледяным тараканом.
- А от чего тогда?
- Наша сила, наше сознание – это воля, ясное ощущение окружающего мира. Чтобы увеличить ее, надо поглотить другого инкуба.
- Как… как это?
Наташа приняла у него пустой бокал – и отправила посуду вместе с бутылкой куда-то за диван. Джинн не мог понять, куда именно – эта комната со всеми закоулками безраздельно принадлежала Наташе, она тут ориентировалась превосходно. Девушка подсела к инкубу ближе – он тотчас отстранился.
- Понимаешь, - мягко вещала Игоренко, - убивать мне тебя действительно смысла нет. Да это и невозможно в обычном смысле слова. Твою плоть – твою настоящую, духовную плоть – просто так убить нельзя. Но ее можно сделать своей. Поглотить. И тогда я стану еще сильнее, еще более живой. Понимаешь?
- Не-е совсем…
- К сожалению, я не могу проглотить тебя сразу так. Ты все же очень силен, хоть и молодой совсем. Мне нужно будет питаться твоей волей в течении… ну, около двадцати лет. Понемногу твоя воля сойдет на нет. Останется лишь носитель, Виталька.
- Двадцать лет, - пробормотал инкуб. Значит, прощаться с жизнью было рано.
- Зато это такой приятный процесс, - ворковала Наташа, снова подбираясь ближе. Ифрит отчаянно оттолкнулся, но запутался в покрытии пола – и неуклюже свалился в нежную массу ткани. Девушка не стала терять время, и прежде чем джинн сумел подняться, уже находилась сверху. Ногами она обняла бедра инкуба. А руками стала стягивать с того рубашку.
- Постой! Погоди!.. Зачем ты, давай подождем… Давай поговорим! Расскажи мне еще!
- А зачем? Ты все равно забудешь!
Халат Наташи распахнулся: выяснилось, что под ним скрывается совершенно голое тело.
- Как? – почти кричал джинн.
Мебель и стены проглатывали звуки. Рубашка уже отлетела в сторону, Наташа ловко сдернула с жертвы всю одежду ниже пояса. Инкуб неуклюже барахтался, но не мог ни за что зацепиться – вся обстановка служила ему во вред, у него не было ни единого шанса вырваться.
Девушка на миг остановилась. Джинн содрогнулся, когда увидел ее взгляд. Так смотрят не на людей, а на вкусный и долгожданный обед.
- Для этого, - объяснила Игоренко, - нужно, чтобы мы занимались сексом.
Наташа окончательно обвила ифрита руками и ногами, крепко прильнула к нему. Ее длинные волосы подушкой накрыли его голову. Инкуб ощущал давление сильной, упругой женской груди. Когда девушка вдыхала воздух, у инкуба трещали ребра. Игоренко сжимала его жестко, безо всякой скидки на физические данные. У джинна уже ныло все тело. Наташа давила его, как анаконда антилопу.
Все это не мешало виталькиному телу адекватно реагировать на близость женщины. Азартно улыбаясь, Наташа шевельнула бедрами – и инкуб ощутил, как член скользнул в жаркую, изготовленно влажную пещеру.
Игоренко впилась в рот джинна, сначала хозяйски прошлась языком внутри, затем сжала зубами его нижнюю губу. Инкуб полагал, что тем все ограничится, но Наташа двигалась уже в трансе, она сжимала челюсти все сильнее, и наконец, хлынула кровь. Болевые ощущения перешли терпимый порог, ифрит хотел взвыть, но тут вдруг провалился в некое забытье.
То, что происходило следом, ощущалось как сон.
Инкуб смутно чувствовал, будто уже не находится в теле носителя. Теперь он имел один нервный центр и расходящиеся кругом щупальца. Будто спрут. Ифрит невесомо парил в тумане.
Не сразу джинн почувствовал, что не один. Надвигалось другое, подобное ему, но более крупное существо. Из облака появились жуткие, нечеловеческие конечности, мягкие и гибкие, но толстые, они шарили в пространстве. Они искали инкуба. Скрываться не имело смысла, враждебное существо знало о его существовании. Эти здоровенные слепые змеи извивались все ближе. И вот, когда одно громадное блуждающее щупальце проходило совсем близко, инкуб ударил сразу всеми своими руками. Толстая конечность сию секунду отдернулась, скрылась, но на его место явились сразу три. Они окружили инкуба и старались дотянуться до главного, до нервного центра. Джинну пока удавалось контролировать ситуацию. Он ощетинился своими относительно короткими щупальцами, как звезда, и сосредоточенно отмахивался от нападок.
Но вот незадача: враждебных, сильных рук становилось все больше. В одном месте произошел прорыв. Три чужих конечности обошли, скрутили пять более слабых. Инкуб рефлекторно бросил все силы на удержание обороны в этом месте, и напрасно: более не сдерживаемые, остальные мощные щупальца устремились к нервному центру со всех сторон, и скоро скрутили джинна, как колбаску. Он едва трепыхался, когда появился чужой нервный центр. Совершенно идентичный инкубу, но куда более сильный и крупный, под стать щупальцам.
Враг приблизился к парализованному джинну. Вблизи ифрит разглядел, что с одной стороны у того имеется короткое твердое образование. Створки разошлись, и джинн понял, что видит перед собой настоящий клюв. Существо вплотную придвинуло свой огромный нервный центр к центру инкуба. Один миг ожидания, бессильной паники – и разверстый клюв сомкнулся на джинне.
Инкуб еще безнадежно дергался, пытался вырваться, спеленатый и сжатый, как младенец. Существо же все усиливало нажим, клюв сходился, как гидравлический пресс. Хруст – и инкуб ощутил, как его панцирь рассыпался на куски. Агрессор удовлетворенно зарычал, а после зачмокал, когда некая легкая белая субстанция засочилась сквозь раздавленную броню инкуба. У джинна кроме сильнейшей боли от ран появилось еще одно неприятное ощущение. Что-то подобное тому, как если бы его распяли на центральной городской площади нагишом, и проходящие мимо толпы без стеснения глазели, разглядывали его, как хотели. Гадкое такое чувство, что им пользуются, покупают и продают, неспеша, с удовольствием трахают в самую душу. Будто самые сокровенные мысли выставили на рынке – глядите, кому что нравится!..
Сколько это происходило, ифрит не мог точно сказать. Он был не в состоянии отслеживать время. Но знал точно: продолжайся процесс дольше, он бы растворился в окружающем, просто не вынес бы раздетости. Но вот, внезапно все негативные ощущения пропали: некоторый промежуток времени джинн просто валялся без движения, пытаясь собрать разбитую вдребезги личность воедино.
Открыл глаза он уже снова в тебе Витальки. Пошевелился – многострадальное тело разве что не скрипело. Но не это было главным. Инкуб чувствовал отвратительнейшее головокружение, слабость и тошноту. Голова гудела, как трехлитровая банка, доверху набитая мухами.
Сдерживая рвотные позывы, инкуб повернулся на бок и огляделся. Все так же голая Наташа лежала, вытянувшись на диване и блаженно улыбаясь. Вся ее фигура лучилась торжеством жизни.
- А, очнулся. Не переживай. Так будет только первое время. Сам виноват, сильно сопротивляешься.
Джинн подполз к своей одежде и непослушными руками стал ее натягивать.
- И что теперь? – прошептал он.
- Что теперь? Отдыхай себе. Туалет дальше по коридору, холодильник на кухне.
- Мне теперь придется здесь жить?
- А где же еще? Тут мой дом, располагайся. Пусть это твой дом станет тоже. Я же говорю, мы будем жить вместе около двадцати лет.
- А потом что? – Инкуб обессилено привалился спиной к ковру на стене.
- Ну, зачем о грустном! Лучше думай о том, что мы будем теперь все время вместе.
- Мне этого совсем не хочется.
- Ну, не упрямься! Разве тебе не нравится тело Наташи? Или я скучна тебе как инкуб? Тебе что, больше нравится жить среди этих манекенов?
Несмотря на отвратительное самочувствие, джинн выдавил усмешку:
- Нет, мне нравится, когда меня держат в плену и медленно, мучительно убивают. Ты так говоришь, как будто это все нормально!..
- Во-первых, я не собираюсь тебя держать. Это ты ко мне пришел, не забыл? Кроме того, действительно, ничего такого не происходит. Эти двадцать лет будут для тебя более осмысленны, чем все те столетия, когда ты жил один.
- Спасибо за заботу, я предпочел бы оставаться живым дальше. Я не хочу быть съеденным. Тебе бы, Наташенька, небось, не понравилось, чтобы тебя медленно ели?.. А?
- Если бы ели меня, был бы совершенно другой разговор. Расслабься – и получай удовольствие, милый. Тебе выпала пассивная позиция, теперь ты будешь жить у меня, тебе не надо ни о чем думать. Примерно раз в сутки я буду любить тебя. Скоро ты перестанешь чувствовать боль. Все будет хорошо. И чем раньше ты угомонишься, тем скорее мы заживем в счастьи и понимании.
- Ага. Помечтай. Да за двадцать лет я сто раз успею смыться!
Наташа взглянула на него с примесью раздражения.
- Я же говорю: тебя никто не держит. Иди на все четыре стороны хоть сейчас. И кроме того, скоро у тебя пропадет желание убегать.
- Пропадет? Это вряд ли. Ты меня не знаешь совершенно! Я, если что-то задумал, обязательно совершу.
- Ну да. Конечно. Это и делает тебя инкубом. Но ты не будешь желать убежать.
- Почему это? – подозрительно скосился ифрит.
Наташа чуть помедлила, размышляя.
- Вспомни своего предыдущего носителя, Виталик.
Инкуб тут же припомнил Семена. Скучноватая жизнь, особенно под конец. Хорошо, что он сменил его.
- И что?
- Вспомни теперь еще более позднего.
- Да зачем?
- Вспомни.
Джинн раздраженно обратился к памяти… И ничего не нашел. Он порыскал тщательнее. Однако, воспоминания отвечали гулкой темнотой. Постой, постой!.. Ну, кто же был до Семена?! Инкуб напрягался до боли, но ничего не мог припомнить. Значит так, Семен Коротков, джинн припоминал его очень хорошо… Или недостаточно хорошо? Даже коротковские воспоминания носили странный, туманный характер. Будто когда-то давно инкуб в кинотеатре смотрел художественный фильм про Семена Короткова. Будто не сам прожил он эти два года.
Да что за дела такие, кто же был до Семена?!.
Игоренко откровенно потешалась над муками инкуба.
- Что такое? Проблемы?
- Я не понимаю…
- Не напрягайся. Все нормально. Через несколько наших с тобой контактов ты вовсе забудешь, что инкуб.
- Как? Что?!
- Да все нормально. Ты еще останешься самим собой, просто потеряешь все не виталькины воспоминания. Это вроде наркоза. Когда я выпиваю немного тебя, я ввожу тебе нечто такое, что заставляет тебя забывать. Так всегда бывает. Скоро ты будешь думать, что ты просто Виталик, на которого почему-то обратила внимание Наташа Игоренко и который очень неплохо устроился – ему не надо работать и почти не надо шевелиться. Наташа Игоренко очень любит Виталика за то, какой он есть.
- Чушь какая-то… Я никогда не забуду, кто я есть.
- Ну, тогда попробуй вспомнить хоть кого-то из своих прошлых носителей. – Потеряв интерес к теме разговора, Наташа снова растянулась на диване.
Инкуб старательно побегал по воспоминаниям. Точнее, по их отсутствию. И вправду, кроме туманного Семена – больше никого. Создавалось даже впечатление, что никого и не было.
А в самом деле, был ли кто-то?.. Еще недавно инкуб легко перебирал старых носителей, без особого труда мог восстановить любого, в ком когда-либо находился. И плевать, сколько прошло столетий. Но может, это ему кажется, может, это какое-то помешательство, может, до Короткова действительно не было никого?..
Стоять, одернул себя инкуб. Именно этого Наташа и добивается. Того, чтобы он забыл, кто есть на самом деле и потерял повод сопротивляться ей. Тогда – смерть. Ему не захочется искать варианты для бегства, у него просто не будет причины сопротивляться. Станет как бык, которого ведут на бойню, а тот и ухом не ведет.
Голова еще кружилась, самочувствие не слишком торопилось идти на поправку. С трудом инкуб сфокусировал взгляд на Игоренко. Та поглаживала свое сильное молодое тело и мечтательно улыбалась.
- Кобыла… Как же можно быть такой стервой? Я ведь такой же, как ты.
- Ой, угомонись ты там! Иначе, сейчас поднимусь – и в лоб получишь. Ты не такой, как я, ты гораздо мельче и слабее. Да, ты лучше остальных этих носителей, но все равно, ты – слабак.
- Отпусти меня, тварь! Открой дверь!!
- Да открою, без проблем. Да только, ты сам прибежишь.
- Хорошо. Прибегу. Открой мне дверь.
- Да без проблем…
Наташа начала было вставать, но потом остановилась и вновь присела на диван. Внимательно она изучала лицо инкуба. Тот сверлил ее яростным взглядом.
- Да, выпущу. Но потом. Через пару-тройку дней. А то ты сейчас… неадекватен слишком.
- Выпустишь, когда я потеряю память?
- Ну, это же все еще будешь ты, правильно? Просто, не будешь помнить. И тогда я выпущу тебя.
- Скотина! Тогда уже это буду не я!!
- Это будешь ты, твоя личность будет медленно убывать около двадцати лет. А будешь ругаться, я тебе кляп вставлю и свяжу. Будешь в таком положении ждать эти несколько дней. Пока из тебя дурь не выйдет.
- Ах, ты, тварь!..
Джинн сделал попытку встать. Пошатнулся и рукой оперся о ковер под ногами. От резкого движения голова закружилась сильнее, комок подкатился к горлу, желудок обреченно сжался – и остатки завтрака с ревом хлынули наружу. Такой идеально чистый, безупречный ковер с поразительной быстротой покрывался блевотной смесью. Желтая вонючая слизь растекалась по нежному розовому покрытию. Теперь всюду анархически валялись кусочки хлеба и колбасы, в противоборство с изысканными благовониями вступил едкий, кислый запах помоев. Инкуб даже обрадовался хоть малой, но все же частичке хаоса, жесткой дряни, что безжалостно разрушала эту утопию порядка. И кроме того, очистка желудка реально улучшила ему самочувствие.
С блаженной улыбкой инкуб поднял лицо к Наташе.
Та уже напоминала Медузу Горгону.
- Ах ты!.. Урод! Скотина, свинья такая! Ну, ты чего, не мог до сортира добежать! Ах, тварь!.. А-аа…
Она подскочила к джинну, в ярости махая руками и глядя на изгаженный ковер. Затем схватила ифрита за волосы – и принялась таскать по полу.
- Ты!.. Свинья!
Увы, болевой порог у Виталика оказался до отвращения низок, и джинн крепился недолго – скоро стал вопить, и что самое унизительное, просить пощады. Ощущения от побоев оказались слишком сильными, Игоренко, как выяснилось, в квартирке души не чаяла.
- Ай! Отпусти, блин!.. Ай, я не буду больше! А-аа!!
Их крики слились, только Наташа ревела сорванным голосом, а инкуб, наоборот, перешел на фальцет.
В конце концов, хозяйка немного угомонилась. Все так же дергая джинна за волосы, но уже не столь резко, она оттащила его в прихожую, отворила дверь – и вышвырнула на лестницу. Вдогонку полетели куртка и обувь.
- Ну, почему вы все, мужики, такие свиньи, а?! По-ошел отсюда, урод!!
Ифрит, разумеется, не стал ждать, пока попросят дважды. Похватав элементы одежды, он заторопился вниз. Невольно прижимал голову – кажется, кое-где выступила кровь. На улице он воспользовался мобильником и вызвал такси. Благо, вытянутые с родительского кошелька деньги позволяли, сейчас меньше всего хотелось думать об экономии.
Джинн все ждал, когда Наташа одумается и бросится в погоню. Чтобы заткнуть ему рот и стреножить, пока полностью не созреет и не станет «белым и пушистым». Что бы там Игоренко не рассказывала насчет двадцати лет, инкуб полагал, что настоящая смерть придет к нему именно с потерей памяти. Кто он будет без воспоминаний и опыта? Виталиком и будет.
Едва объявилось такси, инкуб поспешил убраться. По пути все казалось, что шофер медлит, а пробки встречаются нереально часто.
Потеря памяти напугала инкуба донельзя. Это выглядело так, будто поздно с работы возвращаешься в свой старый, знакомый, уютный домик – и вдруг обнаруживаешь там целый табор цыган. Джинн не привык, чтобы кто-то запускал руки к нему в разум. И на костре его жгли, и вешали, голову рубили, травили газом, забивали до смерти, но чтобы реально повредить разум – это никогда. Инкуб привык, что может быть боль, мучения, сколько угодно тяжкие лишения, но нарушения в мыслях – никогда.
Впрочем, что там говорить – Игоренко недвусмысленно заявляла о намерении полностью перековать плоть джинна в свою. В сравнении с гибелью всего духовного организма какие-то проблемы с воспоминаниями – сущий пустяк. К тому же, едва ему стало легче, джинн вдруг вспомнил: Федор Соринов. Так звали носителя, предшественника Короткова. Но чем тот занимался, какой вел образ жизни джинн припомнить не мог. Только имя – и смутная картинка, как в зеркале отражается высокий, крепкий мужик.
Кроме того, из памяти начали выплывать лица ремесленников, купцов, крестьян, чьи тела когда-то носил джинн. Все оставалось как в тумане, но одно ясно: стоило вырваться от Наташи, как раны разума стали понемногу затягиваться.
Ерунда, все хорошо. Теперь главное – бежать, скрываться, не оглядываясь. Затеряться.
Из такси инкуб пулей бросился к подъезду. Каждый миг на счету. Интересно, Игоренко успела одуматься? Небось, уже звонит кому-нибудь. Гм, какие она имеет связи, чего от нее можно ожидать?
В любом случае, теперь квартира Шапловых превратилась в крайне опасное местечко. Может, не следовало сюда приезжать?.. А впрочем, джинн в любом случае не собирался надолго задерживаться.
- Виталик! – окликнул его женский голос у подъезда, и сердце носителя дернулось. Неужели, попался?.. Бля, ну, какого он сюда приехал?!
Но голос был не наташин.
- Виталик! Стой!
Обернувшись, инкуб обнаружил не кого иного, как Ирину Васильеву, одноклассницу. Это ее он поцеловал вчера не перемене – поцеловал просто от нечего делать. И вот, теперь она ошивается у его дома.
- Чего надо? – грубо бросил джинн на ходу. Замедлять движение он не собирался, еще не хватало вляпываться в неприятности из-за молоденькой дурочки.
- Виталик! Чего ты в школе не был? Тебя Светлана Федоровна спрашивала…
- В пизду Светлану Федоровну…
- Виталик, ну, подожди! Мне надо с тобой поговорить!..
Она едва поспевала за джинном. Впрочем, путешествие длиной аж до пятого этажа позволяло обменяться несколькими репликами.
- Да чего надо? Говори, я спешу!
- Ну, подожди! Я так не могу говорить. Я хочу узнать, почему ты… ну, вчера…
- Целовался с тобой? Да просто целовался, захотелось. А что, запрещено?
- Нет, ну, ты знаешь…
Запыхавшийся инкуб поспешно отпирал замок.
- Короче, Виталик, ну… Я хочу, чтобы ты знал… Я люблю тебя.
Джинн даже остановился.
- Что? – засмеялся он. – Ну, молодец, ничего не скажешь! Лучше забудь про Виталика, мой тебе совет.
И не обращая внимания на жалобы и хныканье девушки, инкуб скрылся в квартире. В принципе, в другое время из чувств малолетки можно было бы извлечь пользу, но не сейчас, совсем не сейчас… Теперь требовалось одно: улепетывать, и по возможности быстро.
- Виталик, ты? Ты почту посмотрел?.. – раздался скрипучий, такой раздражающий голос с кухни. – Нужно вытереть со стола. Садись кушать, но сначала помой посуду. Ты дневник…
- Заткнись ты хоть раз! – Инкуб прошел к матери. – Ты хоть раз говорила с сыном нормально?! Что это все за бред?
- Я с тобой постоянно разговариваю, это ты то отмалчиваешься, то орешь… Ты обутый вошел, иди, разуйся, вымой за собой пол, хорошо вымой, и оценки покажи…
- Как можно быть такой ебанутой?
- Вот ты ругаешься на мать, ругаешься, вместо того, чтобы лучше помочь, убраться, за почтой сходить… Я ведь не могу, мне тяжело!
- Ты просто сумасшедшее существо. Все вы, люди, сумасшедшие, сбрендившие каждый по своей линии. Вы не замечаете ничего вокруг, живете в своих мирках, не слышите и не видите друг друга. Вы либо общаетесь меж собой на пустые темы ни о чем, либо вообще не воспринимаете слова друг друга. Удивляюсь, как вас еще земля носит!..
Мать продолжала бормотать что-то насчет посуды и уборки, но ифрит просто вышел и хлопнул дверью. Бесполезно с ними спорить, кругом одни манекены, разговаривающие сами с собой.
Джинн вошел в комнату Витальки и хорошенько забаррикадировал дверь. Чтобы не помешали вдруг. Нужно было уходить, спасаться, и простая логика говорила только об одном, самом целесообразном шаге. Стараясь очистить голову от любых мыслей, джинн по возможности спокойно подошел к окну и растворил его. Потом отошел подальше… главное – ни о чем не думать… Он уже делал это ранее, а другие делали с ним это еще чаще. Способ простой и верный. Разогнаться, прыгнуть, не сомневаясь и не смотря вниз. Чем меньше думать, тем лучше.
Инкуб повернулся к окну, неестественный для отапливаемого помещения холодный воздух уже наполнял комнату, гладил лицо свежестью. Итак, разбежаться, одной ногой – на кровать, два шага по ней, потом – на стол, потом – на подоконник, потом… Главное – не терять скорости и ни о чем не думать.
Он успел сделать пару шагов, когда Виталик взбунтовался. Молодой организм умирать не собирался. Мощный инстинкт самосохранения вцепился в ноги, нагнал слабости. Впрыск норадреналина свалил инкуба на пол. Страх, ужас перед смертью… Виталик бился в голове, вопя нечеловеческим голосом.
Но инкуб должен был выбираться из тела. Оставаться здесь – верная смерть. Возможности Виталика сильно ограничены, а теперь совершенно нет времени на достижение больших успехов. Нужно действовать здесь и сейчас, но на что способно тело Виталика? Ни умственных способностей, ни физической силы, ни социального статуса, ни денег, ни талантов, ни даже авторитета в семье! При таких способностях инкуб никогда не сумеет уйти от Игоренко. И кроме того, Наташа ведь знает, кто такой Виталик и где его искать…
Однако, парень хотел жить. У него впереди были десятки лет, море возможностей и впечатлений, женщины, приключения, пьянки, драки… Он был полностью здоров, и инстинкты властно требовали: живи. Как хочешь, но живи.
В соплях корчась на полу, инкуб понимал, что отступи он сейчас – и больше ему Виталика не переселить. Тот не позволит выйти из тела, пока… Впрочем, не будет никакого «пока», инкуб здесь и погибнет. А допускать подобного нельзя. Просто – нет иных вариантов. Джинн никогда не отступал и не сдавался.
Он схватил зубами палец и в ярости разгрыз его до крови. Боль вывела из столбняка. Уже хорошо. Грязный, взбалмошный, с безумным взглядом он поднялся с пола и посмотрел в проем открытого окна.
Виталик, ты никогда ничего не добьешься. Ты думаешь, что станешь крут? Не-ет. Ты навсегда останешься быдлом. Тебя всегда будут шпынять и использовать. До самой старости. Никого рывка и победы не будет, все это твои мечты. Твоя жизнь была дерьмом до сего момента, лучше она не станет. Все, что тебя ждет с годами – накопление усталости. С каждым годом ты будешь все больше сожалеть о прожитом впустую времени, и окружать тебя будут только муки.
Ты никогда не будешь нравиться женщинам. Уж поверь мне, я прожил сотни жизней. Они будут жалеть тебя – и презирать. В лучшем случае, ты заведешь себе мерзкой внешности жену, некрасивую, толстую, грязную. Впрочем, все эти недостатки не помешают ей унижать тебя до конца жизни. Она будет понукать тобой, ты будешь для нее ручным животным для битья. Жизнь отыгралась на ней, а она отыграется на тебе. Ты будешь никем, ты ничего не будешь решать.
Успехи в жизни? Друзья? Автомобиль? Этого не будет. Успешной твоя жизнь никогда не станет, на работе ты будешь вкалывать за троих и получать смешную заработную плату. Тебя никто не будут уважать, будут лишь использовать. Уж поверь мне, я знаю, о чем говорю! Сколько раз видел подобное. Ты – слюнтяй, ты не в состоянии постоять за себя. Ты даже не можешь просить. Ты, видишь ли, слишком горд для этого. Нет, Виталик. Всю жизнь ты будешь никем. И если когда-то у тебя появится машина, то это будет вечно ломающаяся развалюха, на которой стыдно показаться на людях. Разумеется, иную машину тебе никто не позволит иметь. Только такую, на которую никто больше просто не позарится. А если ты замахнешься на большее, тебя быстро отодвинут. Так будет во всем: сначала дадут выполнить самую грязную работу – и при дележки добычи будут всегда отодвигать. А ты и перечить не посмеешь, слабак.
Твоя жизнь – полное дерьмо, Виталик. Уж поверь мне. Лучше – умереть сейчас. Тебе даже шевелиться и переживать не придется. Просто – позволь это сделать мне.
И в доказательство инкуб сделал то, на что решался лишь в крайнем случае: открыл носителю свой разум, воспоминания – те, что успели отойти от наташиного наркоза. Виталик в растерянности перебирал эти истории, эти плачевные жизненные истории. В жизнях людей наступал подъем, когда в них приходил инкуб. Краткая вспышка, а потом, по скорому уходу ифрита из тела – пустота. Нудное ожидание смерти.
Виталик еще перебирал картинки, а инкуб уже захватил контроль над телом. Ему потребовалось максимальное напряжение воли, чтобы добиться четкого управления организмом, подавить инстинкты. Пока Виталик был растерян и подавлен, пока он оставался в стрессовом состоянии, можно было действовать. Это – какие-то секунды, может, десятки секунд.
Едва джинн убедился, что действительно контролирует тело и нового восстания не ожидается, он сорвался с места. Пробежав по мебели, инкуб старался ни о чем не думать, выпрыгивая в окно. Он успел и сам заразиться переживаниями носителя, его желанием во что бы то ни стало жить, и теперь даже не был уверен, как ему и поступить. Осталась слепая воля: да, нужно прыгать. Неважно, почему и зачем, только это одно – верное решение.
Ощущение невесомости охватило его. Ветер рванулся в лицо, мгновенно растрепал одежду. Но джинн не ощущал этого – взбесившийся мозг накачивал в тело галлоны наркотика адреналина. Осталось только чувство невесомости, как во сне.
А потом последовало паление. Точнее, разум его не зафиксировал. И боли не было, просто одно странное впечатление перешло в другое. Будто, пребывая под действием одного наркотика, он резко ввел себе совершенно другой. Инкуб еще лежал на асфальте, чуть подергиваясь. Вокруг сновали люди, кажется, они кричали, но ифрит (да и Виталька с ним) пребывал в полусне. С одним его глазом что-то случилось, но другой хоть совсем плохо, а продолжал видеть. Какие-то деревья, чьи-то ноги…
Потом последовала череда впечатлений, нечто уже совершенно смутное. Носитель растворялся, пропадал из этого мира. Кажется, были врачи, его куда-то везли, а он все проваливался и проваливался, реальность становилась все больше похожа на бездарно поставленный спектакль…
Затем Виталька будто пришел в себя, инкуб даже сумел оформить мысль: живой?! Но тут же понял: нет. Он уходит. Виталик уходит…
Резкая вспышка чувств, эмоций, джинн вскрикнул от боли – откуда она взялась?! – и вдохнул, будто новорожденный. По сути, так оно и было. Инкуб медленно открыл глаза и посмотрел обновленным взором.
Что-то неуловимо изменилось. Каждый человек видел по-своему, с каждым новым носителем инкубу приходилось подстраиваться под чуть иные органы чувств. Очень часто, особенно в последние десятилетия попадались близорукие и дальнозоркие носители. Они даже не подозревали о нарушениях зрения, потому как жили с этими глазами постоянно. Но джинн волей-неволей сразу замечал перемены. Попадались также дальтоники, глуховатые люди. Обоняние, осязание, различные недомогания, постоянные боли в суставах и пояснице, легкий дискомфорт из-за избыточной полноты, регулярная мигрень – все это создавало целый спектр, картинку индивидуального человека, и ифрит обычно мгновенно подстраивался под новшества, как он пару дней назад молниеносно подстроился под Виталика.
Но сейчас что-то изменилось на целый порядок. Этот, новый носитель, отличался уж слишком.
Инкуб осторожно поднялся на ноги. Он находился на улице. Люди оглядывались, и тут уж не было ничего удивительного: когда душа Виталика отлетела, джинн перешел в это, новое тело уж слишком резко – новый носитель вскрикнул и упал на асфальт.
Впрочем, ерунда – люди плевать хотели на свалившегося вдруг прохожего.
Джинн огляделся. Нет, что-то определенно творилось с его органами чувств. Так, вот лавка. Инкуб осторожно поковылял в ее сторону.
Ифрит отметил еще одну странность: рост людей. Большинство людей оказалось выше его, поглядывали свысока. Новый носитель был еще ниже Виталика! Его что, угораздило переместиться в ребенка?.. Вот уж везение, ничего не скажешь! Ему нужен взрослый, социально активный мужчина, которому не составит труда быстренько улизнуть из города. Продать все, что только возможно, хоть и жену с детьми на органы – и скрыться. На новом месте обзавестись другим паспортом и аккуратненько, тихо прожить до следующего носителя… А тут – опять несовершеннолетний! Впрочем, избавился от Виталика, которого знала Наталья – и то хорошо. Пускай теперь попробует отыскать иголку в стоге сена.
Инкуб с облегчением присел на лавку. Все-таки, смерть – не самое приятное из впечатлений. Меньше всего он хотел бы пройти через это снова. К счастью, испытание позади. Джинн поглядел на свои новые руки – и обмер.
Узкие, слабые пальцы. Тонкая кожа. И что самое главное – длинные наманикюренные ногти!!
Он ощупал лицо. Ничего особенного, но пальцы коснулись не по-мальчишечьи длинных волос. Окинул себя взглядом – женская одежда! Правда, не юбка, а облегающие штаны и слишком узорчатый свитер. И – грудь. Средняя такая, даже скорее меньше средней, хотя под этим углом зрения судить было сложно. Но у мужчин такой груди не бывает точно.
Инкуб пошарил рядом. Вот, женская сумка. Немаленькая, но вполне женская. Джинн бессознательно нес ее, рефлексы носителя давали себя знать. Открыв сумку, он обнаружил несколько учебников, тетрадей и кое-какие безделушки. Отыскал зеркальце.
Джинн не спешил рыскать по памяти. Он уже опасался того, что может там найти. Но открыв дамское зеркало, инкуб с жадностью впился в отражение. Шок, конечно, был сильный, хотя чего-то подобного ожидать следовало. Он увидел свои обычные серьезные, осмысленные глаза, которые с каждым носителем меняли лишь цвет. Фирменный тяжелый взгляд всегда оставался один, никуда не делся он и сейчас. Взгляд бессмертного сейчас смотрел с лица Ирины Васильевой.
Инкуб сразу понял, почему так вышло. После того поцелуя Васильева резко запала на Виталика, стала им интересоваться. Отследила у подъезда, а он небрежно ее отшил, чем только усилил интерес. И вот сюрприз: Виталик вылетает из окна и вдребезги разбивается о мостовую. Крики, стрессы, ругань, слезы. «Скорая помощь». Ира постоянно думала о Виталике, сильно переживала – и вот, своими эмоциями притянула джинна к этому телу. Между ныне покойным Шапловым и Ириной возникла кратковременная, но мощная эмоциональная связь, по которой его, неумелого инкуба и выбросило сюда.
Впрочем, джинн привык к подобным сюрпризам и не слишком переживал. Наплевать, сойдет и Ира. Что несколько беспокоило – это факт, что носителем является женщина. Сам ифрит нес мужское начало, и потому ощущал себя в Ире немного дискомфортно.
Напротив лавки стояла троица молодых парней, лет по двадцать каждому. Они оживленно разговаривали, громко ругались, будто вокруг на всей улице были одни. Каждый держал в руке бутылку пива. Ире нравились такие – яркие, наглые, очень самоуверенные. И джинн сам не заметил, как ее взгляд рефлекторно, бессознательно приклеился к парням.
Обычно Ира частенько глазела на подобные личности, но делала это украдкой, по-женски. Мужественная же черта инкуба заставила смотреть прямолинейно, без тени стыда. А какой стыд? Он не привык стыдиться.
Ничего удивительного, что уже через полминуты парни стали поглядывать в ответ и перешептываться между собой. Ситуация была настолько дикой и непривычной, что спохватился джинн уже когда развязной, небрежной походочкой один из гуляк направился непосредственно к нему.
- Здорово, - невнятно, но громко бросил он. – Че, как ваще?..
- Чего тебе? - Джинн хотел резко остепенить парня, но механически закашлялся, когда вырвался непривычный, женский тембр. – Гм, гм. Чего… Чего тебе надо?
- Да ниче, а ты че, скучаешь? – Парень уже заподозрил неладное, но по инерции продолжал переть напролом. Да и внимание двоих товарищей, что наблюдали со стороны, не позволяло ударить в грязь лицом.
- Не скучаю, иди своей дорогой. – Инкуб еле сдерживался, чтобы не закашляться. Очень непривычный, неестественно мягкий голос.
- Да ты мне не груби. – Кажется, увалень пытался выглядеть мужественно. – Я же нормально с тобой разговариваю.
Похоже, так просто избавиться от помехи не удастся. Инкуб изучающе поглядел на пацана снизу вверх. Он догадывался, как сейчас выглядит: симпатичная тонкая девушка с не по-детски глубоким взглядом и отрешенностью в лице. Парень вздрогнул и отвел глаза в сторону.
- Подруга, да ладно ты! – Теперь он присел рядом с инкубом. Разило спиртным, и ирины обонятельные рецепторы тотчас взбунтовались. – Чего ты заводишься? Все свои.
Следовало признать, ситуация для инкуба оказалась достаточно новой.
- Как же мне от тебя избавиться? – проговорил он вслух.
- А не надо избавляться! – Парень сделал попытку приобнять за плечи, инкуб тотчас стряхнул руку. Далось это непросто, у Иры почти отсутствовали мышцы. – Это же все нормально, давай дружить. Пиво будешь?
Инкуб резко поднялся на ноги.
- Пока. – Прихватив сумочку, он пошел прочь от лавки. Вдогонку неслись крики и смелые предложения заняться сексом. Джинна выворачивало от отвращения.
Куда идти? Разумеется, домой, посоветовала Ира. По дороге инкуб регулярно ловил мужские взгляды, и скоро понял, что лучшее средство предупреждения подобных контактов – держать лицо бесстрастным и не смотреть ни на кого. Он обнаружил забавную мелочь: зрение женщины вполне позволяло следить за вещами, не сверля их непосредственно прямым взглядом. Теперь он мог смотреть в центр магазинной витрины – и изучать одновременно все товары, выложенные на ней. Устройство женского организма приносило занятные сюрпризы. Инкуб изредка бывал в женщинах, но с последней носительницы успел отвыкнуть от женских органов чувств.
Вдруг пришла в голову мысль: а как бы поступила Наташа Игоренко там, на лавочке? Наверное, посмеялась бы с потуг паренька познакомиться. Скорее всего, посмеялась бы над ними всеми тремя. Она ведь настоящая женщина-инкуб, для нее такая ситуация – не в новинку. Хотя, с ней такой случай произойти не мог. Наверняка, она знает, когда и чего ждать от жизни, просчитывает события на несколько ходов вперед. По-своему, по-женски.
Под такие размышления ноги принесли инкуба к ириному дому. У входной двери джинн чуть помедлил. Да, ключи, вот они, в сумочке.
Васильева проживала с бабушкой. Мама ловко избавилась от подросшего ребенка, занимаясь своей личной жизнью. Мать Иры, подобно некоторым вольнолюбивым женщинам, в возрасте за сорок все еще пыталась свободно менять любовников и играть в юность. Жалкая женщина, радость альфонсов. А вот дочь ей мешалась, совершенно никак не вписывалась в утопии вечной молодости.
К счастью, бабушка регулярно дремала днем, была слабовата на ухо, да и на голову тоже, что существенно облегчало жизнь Ирине и упрощало задачу инкубу. Ни с кем не нужно было здороваться и снова выяснять отношения.
Прежде всего, джинн прошел в ванную комнату – там висело большое зеркало чуть не в человеческий рост. Безрадостным взглядом оценил новую внешность: субтильный голубоглазый ангелочек с милой мордашкой и большими, странно суровыми глазами.
Инкуб сразу сорвал свитер. Под ним блузка – час от часу не легче!.. Он сорвал блузу, и тут вовсе стало плохо – бюстгальтер!! Грудь у Васильевой успела отрасти не меньше второго размера – а впрочем, в размерах инкуб слабо разбирался. Да, между вторым и третьим, ехидно подсказала память носителя. Ифрит в легком шоке натянул свитер снова. Широкий, просторный, он хорошо скрывал выпуклости, хоть незначительно, но скрадывал половую принадлежность. Впрочем, от мордашки спрятаться невозможно, да и вся фигура тыкала из зеркала женственностью. Тонкая кость, длинная шея, осанка, форма ног – отражение издевалось над инкубом. Джинн осторожно повернулся и провел рукой по бедру – слишком крупные для такого роста ягодицы. Задница выдавалась так, что вызывала ощущение оторопи. У мужчин такие жопы случаются крайне редко.
Поддавшись азарту, инкуб провел рукой между ног. Штаны облегали промежность, мужчина бы испытывал дикий дискомфорт, а тут – нормально. Конечно, потому что между крутых, полных ляжек ничего и не было.
Джинн глубоко дышал, стараясь успокоиться. Не к лицу ему так нервничать из-за незаурядности очередного носителя. Все же, следовало признать: исконно он был мужчиной. Пусть без определенного тела, духовный бомж, путешественник, но – мужчина, безусловно. Как сложатся отношения с данным телом, предсказать было сложно.
Инкуб метнулся в комнату Иры, к шкафу. Отыскал нейтральный, безликий свитер, затем выбрал стандартные джинсы. Переоделся – и бросился обратно, в ванну.
Теперь стало лучше. Сейчас Васильеву можно было спутать с тщедушным мальчиком-подростком – можно, если только не учитывать все, что выше плеч. Джинн принялся остервенело умываться, старательно смыл всю косметику. Аккуратно стянул сережки – когда-то и он их носил, но те времена минули давно, да и пиратские мужские серьги выглядели совсем иначе.
Снова поглядел в отражение. Вроде, хорошо, отражение заметно прогрессировало в мальчишечьем направлении, но оставался последний предательский штрих, который сводил на нет все потуги. Это длинные крашенные волосы, да и прическа в целом.
Отыскать ножницы большого труда не составило. Инкуб уже занял удобную позицию перед зеркалом, поднес ножницы к голове – и остановился. Ира жаловалась внутри, ее ни в коем разе не устраивали перемены, но джинна мало трогали капризы носителя. Просто, ему вдруг пришло в голову, что состричь волосы под парня можно в любой момент, а вот отрастить…
Еще немного посомневавшись, он отложил ножницы. Куда спешить? Успеется.
Покрутившись перед зеркалом, неодобрительно поглядевшись так и эдак, джинн уже неспеша поплелся в комнату Ирины. По дороге встретилась бабушка.
- Ой, кто вы?! – Она подслеповато прищурилась. – А, Ирочка, господи, как ты меня напугала. У тебя что-то случилось?
- Все нормально, ба, я устала, спать хочу. – Джинн вдруг обнаружил, что действительно валится с ног. Слишком много для одного дня впечатлений. Пусть Васильева и чувствует себя превосходно, но инкубу во что бы то ни стало требовался отдых. Джинн никогда не жил тихо, но сегодняшний день побил все рекорды, сумел даже такого неугомонного любителя приключений свалить с ног.
- А, ну, ложись, конечно, только не забудь про уроки. И поешь, не забудь. Смотри еще…
- Все нормально, ба.
Инкуб захлопнул дверь перед носом бабушки. Опять – двадцать пять, старая шарманка на новом углу. Он слышал, как за дверями в недоумении топчется старуха. Пускай идет прочь…
Джинн прилег на кровать, но тут же поднялся. Рефлексы, даже инстинкты Ирины претили ей ложиться одетой на не расстеленную постель. Инкуб разницы большой не видел, он пошел на поводу привычки носителя. Абстрагировавшись от тела, позволил Ире самой раздеться и постелить одеяла, как она больше любила. Правда, при попытке той одеть ночнушку, ответил резким запретом. Еще не хватало напяливать на себя всякие балахоны с зайчиками. Однако, проерзавши под одеялом минут пять, понял, что проще будет все же дать волю носителю – одеяло непривычно касалось голой чувствительной кожи, не позволяло Васильевой успокоиться и отдаться наконец Морфею. Инкуб натянул проклятую одежу, но выключать свет не спешил. Медленно он выпростал одну ногу поверх одеяла – и стал внимательно ее рассматривать. Потом весь лег поверх одеяла. Поднял ногу и стал поглаживать, прислушиваясь к ощущениям.
Удивительно! Мужское тело не обладает, конечно, таким порогом чувствительности, но в этом случае удовольствие доставляла не мягкость прикосновений как таковая. Нежные касания кожи тут и там вызывали в новом теле целую бурю приятных эмоций. Инкуб и не заметил, как увлекся, наслаждаясь необычными ощущениями, легко поглаживая себя тут и там. За десятки лет он и думать забыл, насколько чутко женщина реагирует на простые ласки. Он уже начал часто дышать, одна рука сама собой опустилась на грудь, стала ее мять, вторая скользнула по бедру, туда, где совсем жарко…
Инкуб отдернул руку, как от удара током. Ощущать между собственных ног влагалище было крайне странно и неприятно. Снова зарывшись в одеяло, он лег на бок и принудил себя закрыть глаза. Напрасно Ирина бушевала внутри и требовала продолжения, джинн был неумолим: подобными непотребностями будучи женщиной ему заниматься не улыбалось. Может, потом, как попривыкнет…
|
| Comments: 1 | |
| |
|
|
| 13.08.08 16:50 |
твоя Мечта | Инкуб (3 часть) |
ru |
От природы склонный к порядку женский мозг заставил инкуба открыть глаза рано утром, словно по звонку будильника. Первые минуты джинн лежал в постели, тоскливо разглядывая потолок и припоминая все, что произошло накануне. Итак, он в совсем молоденькой девушке. Это плохо, потому что не привычно. Однако, следовало признать: он скрылся от Наташи, избежал смертельной западни, ловко запутал следы. Теперь, очевидно, можно считать себя в некоторой безопасности. Правда, о настоящем спокойствии речь вести было рано: пока джинн находится в городе, Наташа рыскает где-то поблизости. Ей вполне достаточно одного внимательного взгляда прямо в глаза, чтобы вычислить в нем ифрита.
- Иришка, вставай, в школу!
- Да, встаю, ба!
Разумеется, ни в какую школу инкуб идти не собирался. Он не позабыл, что в одном классе с ним учится Игоренко. Конечно, если не провоцировать на себя внимание, она его не узнает. Да и вообще, не факт, что Наташа на занятиях сегодня появится. Но рисковать и лезть на рожон было глупо.
Джинн терпеливо застелил постель – лишь для того, чтобы бабушка не ныла над ухом – и скрылся в ванной. Там уставился на свое новое отражение.
Хорошо, что он накануне не состриг волосы. Без них Ира выглядела бы куда менее женственно, что шло вразрез с нынешними планами инкуба. Нет, сегодня он не будет выискивать джинсы и свитера, скрывающие первичные половые признаки. Наоборот, следовало максимально подчеркнуть эротичность Васильевой, сделать ее визуально взрослее и соблазнительнее.
На данный момент Ира совсем не выглядела красоткой. Волосы спросонья растрепались, как у Бабы-Яги, на лице кое-где проступали прыщи, а ночнушка без признаков эротизма мешком болталась на худых плечиках. Из зеркала на джинна строго смотрел неказистый ребенок.
- Ира, ты в школу не опаздываешь?
- Нет, ба, нам ко второму уроку.
Инкуб поработал с расческой, гелями и кремами. Немного поразмыслил и заплел две дерзкие косички. После вернулся в спальню и поколдовал с гардеробом. Помогали навыки: не столь давно джинн обитал в телах парикмахеров и стилистов, потому знал толк в женской внешности не на любительском уровне. Вернулся и критически заценил внешность.
Вот, уже куда лучше. Теперь ифрит видел перед собой большеглазую миниатюрную искусительницу. Нежное и юное, но истинно дьявольское создание.
- Я умираю, как хочу заняться с тобой сексом, - одними губами прошептало отражение, и инкуб почувствовал: у него обязательно встал бы, если б было чему.
Хлопнула входная дверь – это бабушка вышла в подъезд. Наверное, за хлебом, либо к соседкам-кумушкам. Инкуб обрадовался, ему как раз требовалось ее отсутствие.
Используя память носителя, джинн недолго думая направился в бабушкину спальню. Где-то там скрывался тайник с деньгами. Старуха наивно прикрывала дверь, когда лезла за купюрами, но Ирине пару раз удавалось подсмотреть, в каком примерно месте та шебаршит. Конечно, Васильева не собиралась использовать это знание, да и бабушка не беспокоилась насчет внучки, прятала просто по привычке и для общей проформы… Но инкубу деньги были нужны, и никакие нравственные барьеры носителя остановить его не могли.
На верхней полке за трусами он обнаружил тысячу семьсот долларов. Негусто, хотя уже что-то. Возможно, бабка прячет некоторые суммы где-то еще, но перерывать всю квартиру в поисках наличности инкуб не мог – не было времени, да и следы поисков остались бы. Лучше покамест понаблюдать за старой ведьмой, а конкретно обчистить квартиру уже после, перед самым отъездом. Если он намерен бежать из города, будучи этой молодой девочкой, ему понадобятся хорошие деньги, и их следует собрать где-то здесь.
Для начала же джинн нуждался хотя бы в небольшой сумме. Но как запустить руку в тайник, чтобы бабулька не заприметила кражи? Конечно, можно понадеется, что она не полезет пересчитывать свои сотни с ближайшие дни, но вдруг все же полезет?.. Рисковать не стоит, бабка заподозрит прежде всего внучку – больше просто некого. Можно, конечно, делать большие глаза и тупое лицо, все подряд отрицать – пускай думает, что ей заблагорассудится. Но эти проблемы ни к чему совершенно. Инкуб покрутил мысль и так, и сяк – ответ был готов.
Он вернулся в ирину комнату и взял из стола две рисованных купюры-игрушки. Двести долларов с изображением американского президента Утенка Дональда, в остальном точная копия настоящих денег. Купили с подружками в ларьке – без причины, просто от нечего делать.
Подслеповатая бабка толком не видит даже в очках. Правда, дело может подпортить иной сорт бумаги, который особенно в сравнении с остальными купюрами сразу обратит на себя внимание уже на ощупь. Но и чувствительность пальцев у бабки уже не та, что там говорить. В крайнем случае, даже если она и заметит несоответствие, то может подумать, что ее обманули в банке, у барыг – или где она там скупала баксы.
Сказано – сделано. Спустя пять минут инкуб уже вышел из подъезда с двумя сотнями настоящих американских долларов в кармане. У Васильевой отыскались неплохие туфли на шпильке – сейчас они звонко цокали по бетонным покрытиям. Прохладный ветерок поздней осени оглаживал лицо, но красная курточка спасала. Пришлось идти на жертвы: инкуб немного распустил молнию, чтобы любопытствующие могли заглядывать в разрез. И мужчины заглядывали, да, действительно косились! Ифрит, с одной стороны, был доволен нужным эффектом, но с другой, конечно, сладострастные мужские взгляды вызывали легкую оторопь и чувство омерзения. Хотя носитель радовалась.
Направление дальнейшего пути инкуб выбрал давно: салон красоты, мимо которого ни одна женщина равнодушной не проходит. Джинн превратит мечты Васильевой в реальность, как он воплощал мечты несметных полчищ носителей до нее. Правда, в салон инкуб направлялся отнюдь не ради получения эстетического удовольствия. Он желал выглядеть по возможности сексуальнее, и даже готов был пойти на некоторые жертвы. Лишь бы эффект стоил тех усилий.
В салоне джинн сразу взял руководство в свои руки. Волосы такие-то, кожу чистим так-то, помаду эту, лак вон тот. Специалисты сначала кривились советам малолетки из школы, потом с удивлением стали прислушиваться. Инкуб знал, что многие женщины о собственной сексуальной привлекательности имеют самые расплывчатые понятия, и из подобных салонов выкатываются удивительными существами чуть не инопланетного происхождения. Мужчины оборачиваются таким вслед, это так. Но напрасно «красавицы» считают себя объектом желания: мужской пол просто удивляется невиданным экзотическим существам, не более. Чтобы создать сексуальную притягательность, истинно интересную любому мужику от двенадцати до ста двадцати лет, нужно подчеркнуть естественные качества внешности. Если таковых нет, их нужно искусно создать, подменить. То есть, по-настоящему правильно работает над своей внешностью та женщина, у которой эта работа совсем не бросается в глаза. Лучший макияж – естественный, создающий впечатления, что его нет, а есть просто красивая девушка, которая именно так и выглядит от природы.
Под конец сеанса специалисты стали обращаться к инкубу на «вы». И как только джинн покинул заведение, он увидел, что не ошибся. Теперь одна половина встречных мужчин заискивающе улыбалась и ловила взгляд, а другая – в растерянности отводила глаза. Женщины реагировали более слаженно. Как правило, они просто мерили джинна уничтожающим взглядом.
На автобусной остановке одна стареющая мадам даже обратилась к нему приторно елейным голоском:
- Извините, дорогая, где вы занимались внешностью?
- На Лермонтова 35, а что?
- Ах, да вы что? Вам не идет совершенно. Вас обманули. Знаете, отвратительно. Советую вам пожаловаться на них.
- Да? – Джинн с интересом посмотрел на женщину. Подумать только, насколько некоторые готовы ринуться на помощь с «нужным» советом! – Вы действительно думаете, что плохо?
- Конечно! Совершенно отвратительно. Да у любой спросите. С такой внешностью я бы не рискнула даже показываться на улице.
Ирина внутри даже запищала от стыда. Естественно, комплексы любой девушки, на то и рассчитывалось. Васильева уже была готова темными переулками бежать домой и неделю не показываться на люди.
Однако же, ифрит прекрасно контролировал ситуацию.
- Спасибо за совет!
- Милочка, я вам говорю, я бы на вашем месте прямо сейчас…
- Мой автобус.
Удивительно, насколько некоторые люди рады насолить первому встречному! Ведь не думала же эта прохожая, что инкуб сию секунду двинется соблазнять ее никчемного муженька. К чему тогда ставить палки в колеса?..
Общественным транспортом воспользоваться пришлось из соображений экономии, к тому же джинну было любопытно, как отреагирует мужской пол при столь близком контакте, а не просто в течение нескольких секунд встречи на улице.
Мужчины в автобусе не подвели. Они все старательно делали вид, что не смотрят. Тем более, их показное равнодушие выглядело наивно и смешно, что инкуб теперь мог следить за всем окружающим удивительным боковым женским зрением. Он подмечал детали, каждую мелочь, взгляд и лицо одновременно. Джинн не переставал изумляться тому, что теперь ему не нужно внимательно и прямо глазеть на объект, чтобы наблюдать за оным.
Впрочем, в автобусе инцидентов не возникло. Общественный транспорт обладает удивительным свойством к обезличиванию, будто превращает людей в манекены. Зато остановили инкуба сразу по выходу на улицу.
- Стой-ка, - властно скомандовал молодой верзила. Высокий парень лет двадцати-двадцати двух, небритый, неопрятный, он лузгал семечки у скамейки. Несмотря на ранний час, от бездельника разило пивом. – Ты кто такая?
- А тебе-то что?
- Ты как разговариваешь? Ты откуда взялась такая, говори. И не смей глаза отводить.
Это инкуб экспериментировал. Он смотрел в сторону, но прекрасно замечал при этом, как глаза незнакомца суетливо бегают по фигуре Иры.
- Я иду по своим делам. Куда – тебя мало касается. Чего ты хотел, парень?
- Меня все касается. Ты, вообще, знаешь, с кем сейчас разговариваешь?
Ну да, подумал джинн. С юным много из себя воображающим бомжом.
- А с кем?
- С важным человеком по району. Меня тут все знают. Мимо меня проходить так просто нельзя. Я тебя тут раньше не видел, мне нужно знать, кто ты такая.
- Да? Ну, так слушай, важный человек. Ты мне не нравишься, ты совсем не в моем вкусе. Иди, помойся хотя бы да протрезвись, прежде чем подходить на улице знакомиться.
С этими словами инкуб пошел своей дорогой. Вслед неслись требования остановиться, толстокожему хулигану все было нипочем. Впрочем, преследовать он не решился.
Васильева редко бывала в этой части города. Сейчас ее целью стала крупнейшая городская библиотека. На входе вовсю работал гардероб – очень кстати, нелепая детская курточка многое скрывала. Инкуб как мог женственно продефилировал мимо стеллажей с книгами и остановился у отдела географии. Стал внимательно смотреть на корешки книг, но на самом деле изучал посетителей.
Конечно, в большинстве своем здесь роились несуразные очкастые отличницы. Серенько одетые и похожие одна на другую, обычно слишком полные, они копошились в своих фолиантах. С бледных угристых лиц без выражения взирали бесцветные глаза. В этих глазах блуждали знания и научные термины, но напрочь отсутствовали эмоции. Все – одинаково скучные и стеснительно улыбающиеся.
Были и гордые красавицы. Как мог заметить инкуб, они все уже взглядами пригвоздили потенциальную соперницу, классифицировали и прониклись презрением. Насколько знал джинн, у этих длинноногих красоток подцепить достойного парня было еще меньше, чем у «мышек». Те, по крайней мере, были достаточно просты в общении и не считали себя богинями. Настоящая красотка же всегда ждет соответствующего принца, который сам проявит инициативу, более того, совершит нечеловеческий подвиг, после чего получит надменный отказ, затем совершит подвиг еще более нечеловеческий и какими-то правдами-неправдами добьется-таки своей принцессы только для того, чтобы остаток дней служить ей как верный раб. Вот на таких красавицы (или те, кто считал себя таковыми) охотились, но раз за разом были вынуждены разочаровываться – к сожалению, парни оказывались всего лишь живыми людьми. Убедившись, что «настоящих мужчин больше нет», они в результате оставались с первым встречным, кем обычно оказывался уже совершеннейший проходимец.
Впрочем, на женский пол инкуб хотел плевать. Хоть ему девушки и нравились, сейчас в первую очередь нужно было заниматься именно парнями. Бизнес, джинн нуждался в деньгах, как никогда.
Увы, мужских особей тут было меньшинство, притом очевидное. Не любят ребята как сидения над книжками, так и времяпровождения в библиотеках, где ни рассмеяться громко, ни потолкаться в шутку. Порядок молодым людям претит. Инкуба и самого душил этот пыльный склеп.
Хотя, кое-где попадались тощие, страшноватые, закомплексованные уникумы в очках. Именно такие джинна и интересовали.
Совсем недалеко копошился один подобный субъект. Сутулый, тонкокостный, белый, как моль. Он что-то бормотал одними губами и перекладывал книги. Типичный девственник, потерявший даже надежду на взаимность своих хотя бы самых страшных однокурсниц. А впрочем, у него и смелости не станет подойти к девушке.
За то смелости хоть отбавляй было у джинна. И что самое главное, инкуб заметил, что ботаник одет хоть безвкусно, но весьма недешево. Ни с китайского рынка, во всяком случае.
- Ой, а помоги мне, пожалуйста! – жалостливо пролепетал инкуб ириным и без того слабеньким голоском. – Мне нужна книга… Ты мне не поможешь?
Паренек повернул голову на звук, да так и застыл. Кажется, он хотел что-то сказать, но вырывались лишь нечленораздельные бормотания, будто ботаник не вполне владел речевым аппаратом.
- Ой, ты такой умный и красивый, ты наверняка все знаешь! Ты же поможешь мне? Я совсем не разбираюсь тут, а мне нужно…
От собственного тона инкуба тянуло блевать.
- Да… что вам?
- Мне нужна книжка… Я забыла, как она называется! Ой, я все забываю! Ты не поможешь мне?
- Ну… а как же я…
- Я уверена, ты все знаешь и сумеешь мне помочь! Помоги мне пожалуйста!
- Ну… хорошо. Только я не знаю, что мне…
- Ну, там такая, красная книжка, я ее видела один раз.
Парень поглядывал на экспрессивную собеседницу настороженно, исподволь. Он еще больше ссутулился и побледнел.
- Вот, вот эта, наверное. – Инкуб подался ближе, будто глядя куда-то в книжные заросли. Сам же прислонился к жертве грудью, будто невзначай. Ботаник так и шарахнулся, словно его обдало кипятком. – Ой, что с вами?
Парня уже почти трясло. Пожалуй, подобных впечатлений он не получал ни разу в жизни.
- Ой, ты мне не поможешь? – Джинн сделал расстроенную гримаску. – Ой, извини, я так запросто подошла… Извините, я пойду, если я мешаю.
Джинн начал понемногу поворачиваться от парня, будто действительно собираясь уйти. И тот, наконец, отреагировал:
- Я помогу, подожди.
Инкуб мысленно откупорил бутылку шампанского.
- Правда, поможешь? Я сразу, как только увидела, подумала: надо же, какой умный, интересный парень! А ты где учишься?
- ВГУЭС.
- О! Ты, наверное, очень умный!
На этом инкуб решил умолкнуть и стал деловито перебирать книги на полке. Требовался ход со стороны ботаника, иначе – ничего не выйдет.
- Я очень умный, - разродился наконец «конек-горбунок».
- А как тебя зовут?
- Алексей.
- О! А меня Ира. Леша, а может, ты сам поможешь мне по географии? Я думаю, в книжке я так ничего путного и не найду.
- Я… могу помочь.
- Ой, надо же, как здорово! Честно, поможешь?
- Честно. – Ботаник чуть заметно улыбнулся одним углом рта. Это было уже совсем хорошо.
- Да, я знала, что ты не только умный, но и смелый! – Инкуб старался смотреть на жертву восхищенным, горящим взглядом. – Я даже не знаю, как тебя отблагодарить! Ты мне так нравишься! А где мы будем заниматься?
- Ой… я… э… Не знаю.
- А у меня бабушка дома. А у тебя?
- Ну… я не знаю.
- Слушай, давай, я тебе номер свой оставлю, а? – Джинн достал сотовый.
Алексей судорожно полез за собственным мобильником, уронил дважды, потом приготовился записывать. Инкуб надиктовал.
- Теперь позвони мне.
Ботаник послушно сделал вызов, телефон Васильевой тотчас затренькал. У джинна отобразился номер на определителе. Вот, и ладушки.
- Ну, хорошо, - размышлял инкуб. – У меня экзамен через неделю. Давай, у тебя позанимаемся, хорошо?
- Ну… хорошо.
- Только я родителей стесняюсь. Ты же с родителями живешь?
- Ага.
- Давай, днем, когда родителей твоих не будет? Я, правда, очень стесняюсь.
- Ну… Когда на работе, давай.
- Хорошо! Только позвони мне обязательно, не обмани! Все вы обманщики, красавчики! Я буду ждать с нетерпением! Ой, ты мне так нравишься!..
Джинн молниеносно чмокнул Алексея в щеку. Заодно постарался приобнять и снова прикоснуться грудью. Получилось, а ботаник шарахнулся на этот раз даже не так резко, как в первый.
- Смотри, ты пообещал!
Незаметно отплевываясь, инкуб быстро покинул библиотеку. Большинство девушек сопровождало его яростными взорами – на них джинну было плевать с высокой колокольни. Что же его радовало, так это главный трофей – телефонный номер. Алексей, разумеется, западет на Васильеву, будет постоянно думать о ней, но по обычной ботанической привычке может испугаться и не позвонить. Тогда позвонит инкуб, это не страшно совершенно. Главное – попасть к Алексею домой, когда родители того будут в отлучке. Ирина, конечно, девочка совсем слабенькая, даже слабее этого хлюпика, но инкуб сумеет использовать какие-нибудь приемы из запаса. Удар между ног, бутылкой по голове, газовый баллончик – да мало ли? Обезвредить Алексея и быстренько обчистить квартиру. Золото, деньги – инкуб хорошо разбирался, где люди обычно их прячут. От некоторых криминально талантливых носителей ему досталось воровское чутье – очень полезный навык. Ну, а потом пускай ищут девочку по имени Ира. Нужно будет только отобрать у паренька сотовый, чтобы по номеру не вычислили. Впрочем, в тот же день джинн обчистит и квартиру Васильевой. Может, к тому моменту отыщет себе еще жертву, где можно поживиться – действительно, ни к чему сидеть сложа руки. Ну, а там можно будет бежать из города – на первое время для юной девушки средств должно хватить.
Все это обдумывал инкуб, возвращаясь домой к Ирине. Нужно перекусить – это во всяком случае – и обмыслить план дальнейших действий на день.
- Ба? – крикнул инкуб с порога. Любопытно, заметила ли старая маразматичка денежную подмену? Но никто не отозвался – очевидно, старушка опять прогуливается.
Джинн прошел к себе в комнату, присел на кровать, бросил сумку с учебниками в угол. Приключения с путешествиями тяжеловато давались хрупкой на телосложение Ирине. Вдруг, дверь в комнату сама по себе прикрылась – ифрит поднял глаза. На пороге стояла не кто иная, как сама Наташа Игоренко. Яркая, стройная, рослая, в простеньком спортивном костюме.
- Привет, Иринка.
Инкуб глядел на нее, как кролик на удава. Сразу стало очевидно: да, Игоренко все знает. Неясно, откуда, но она сюда пришла не помогать Васильевой с домашними заданиями, это точно.
- Один шаг, - отозвался инкуб, - и я закричу. Не знаю, как ты собираешься заставить меня молчать.
Наташа только покачала головой, словно над несуразным ребенком.
- Я не собираюсь тебя ни к чем принуждать, Ира.
- Тогда чего пришла?
- Ну, у нас ведь есть немало общего, тебе не кажется? Мне интересно с тобой поговорить, хотя бы просто поговорить.
- Да, неужели? А мне кажется, ты не желаешь мне добра, совсем нет.
Игоренко очень серьезно посмотрела инкубу в глаза.
- Я люблю тебя, Ира.
Джинн вздохнул:
- Во-первых, я не Ира, и ты это прекрасно знаешь.
- Да? А кто же ты? Виталик Шаплов?
- Ну, лучше уж Виталик. Не называй меня женщиной.
- Ира, ты сейчас та, кто ты есть, и не надо капризничать. Имя носителя и является твоим настоящим, хоть и временным именем. Я же не возражаю, что ты меня Наташей называешь? И ты была не против, когда Виталиком была. Кстати, ты поступила в отношении него очень жестоко.
- Неважно, это всего лишь носитель, человек. Его душа сейчас в раю, и ему куда проще, чем нам… Короче, просто, ты знаешь, что я мужчина на самом деле, называй меня как хочешь, только не по-женски.
Игоренко молча стояла у двери.
- Ну, и что дальше? – воззрился на нее инкуб.
- Давай поговорим.
- Мы уже поговорили один раз – я прекрасно помню, чем это закончилось. Не надейся, в твою конуру я больше не сунусь. А здесь – кругом люди.
- Думаешь, их волнует твоя судьба? Интересно, что ты им собираешься рассказать?
- Ничего не собираюсь рассказывать, буду просто кричать и сопротивляться. Короче, только попробуй применить в отношении меня силу – увидишь, что будет.
- Не дури, Ира. Я не собираюсь применять против тебя силу, и никогда не применяла.
- Не применяла?!.
- Нет. Ну, немножко принудила к контакту, только без этого было не обойтись, сама понимаешь. Это временно, и ты сама вынудила меня.
- Вынудил. Сам.
- Я же тебя никуда не тащила. Ты сама ко мне пришла. И как только захотела – ушла по своим делам. Вот только Виталика ни за что, ни про что сгубила.
- Вот только не надо давить на совесть! Я делал все правильно. Кстати, как ты меня нашла?
- Было несложно догадаться. О гибели Виталика я узнала сразу, а сегодня Васильева отчего-то не пришла на уроки. Всегда так прилежно ходила, а тут вдруг не пришла. Я позвонила, а твоя бабушка сообщила, что ты как обычно ушла, только ко второму уроку.
- Понятно, - призадумался инкуб.
Игоренко отворила наконец дверь и вышла из комнаты.
- Ты куда? – сразу подскочил с кровати джинн.
- Ну, пойду хот чаю попью. Чего стоять-то?
Подозревая, что Наташа может отколоть какую-нибудь штуку, джинн, соблюдая безопасную дистанцию, последовал за ней. Впрочем, Игоренко выглядела расслабленной, вполне умиротворенной. Будто ничего из ряда вон выходящего не происходило. Инкуб украдкой оглядел Наташу сзади. Да, очень соблазнительная девушка, тонкая в талии, широкая в бедрах. И – джинн, равный ему джинн! Как же жаль, что условия требуют гибели одного из них! А может, не было бы таких условий, не было бы от инкуба реальной выгоды, Наташа и не заинтересовалась бы им, не преследовала бы так? Эта мысль коробила.
- Где у вас тут чайник?
- Наташа, ты хотела поговорить откровенно?
- Конечно, и сейчас хочу.
- Ну, вот, смотри. Ты хочешь, небось, чтобы мы с тобой жили, так?
- Ну, что-то вроде того.
- Но ведь ты хочешь моей гибели, Наташа. Ты хочешь меня сначала обезвредить, удалить память, а потом неспеша проглотить. Ведь ты сама так сказала. Что ты хочешь на это сказать? Ты думаешь, я буду рад таким условиям?
Игоренко неспеша налила чай в кружку, размешала сахар.
- Негостеприимно у тебя.
Инкуб требовательно глядел на Игоренко. Он сложил было руки, но коснулся собственной упругой груди – и решил просто держать руки расслабленно.
- Ира, если ты не хочешь со мной так близко контактировать, не надо. Останемся просто друзьями.
- И что, ты не будешь ничего добиваться от меня?
- Ну, я бы хотела более близкого контакта, но не для того, чтобы тебя есть, а просто, чтобы видеть тебя ежедневно. Я ведь и сама скучаю по равному существу среди всего этого сброда. Хочется поговорить откровенно, на самую чистоту, обо всем – с людьми ведь это невозможно.
- Да, невозможно…
Инкуб присел напротив Наташи. Действительно, она не опасна для него. Во всяком случае, пока он не заявится к ней в гости, а делать этого он не собирался ни при каких условиях.
- Ты не представляешь, как мне тяжело, - рассказывала Игоренко. – У меня есть квартира, деньги, власть – такие, как мне нужны. Я могу поехать куда угодно, но в этом нет смысла: везде ведь одно и то же, те же самые тупые, пустые лица без эмоций. Все думают о деньгах, и только. Находят деньги – и хотят еще больше, так до бесконечности. Потом умирают. Пустая жизнь, пустая смерть. В крайнем случае, я найду мощного инкуба-мужчину, который мгновенно меня стреножит и выпьет без всякой жалости. И – все. Вечная – и такая пустая жизнь. Мне некуда податься, мне нечем заняться. Все это вокруг, весь этот мир людей на всей планете – он создан для людей, для их пустых интересов-однодневок. А мы, инкубы, не создаем для себя мира – мы только старательно мимикрируемся под людей.
Что-то изменилось в голосе Наташи, когда она опустила лицо. Плачет? Инкуб понимал ее эмоции, как никто – он имел те же проблемы. Единственное, что выгодно отличало его от Наташи – он не делал никаких запасов от одного носителя до другого. Каждый раз он вступал с миром в схватку с позиции слабейшего – и побеждал заново. А что еще нужно мужчине, как не яростный бой? Он бы и будучи Виталиком Шапловым победил этот мир, добился бы всего, чего хотелось носителю. Жаль, что пришлось остановиться в начале пути, но так, как ему казалось, будет проще.
Тогда инкуб решился на невероятное: он встал, приблизился к Игоренко и ободряюще потрепал ее по плечу. Ему не хотелось бояться столь близкого человека. Правда, вышло немного нелепо: хрупкие пальчики Васильевой не могли сдвинуть крепкого плеча спортивной Наташи.
- Ну, ты же нашла меня.
- Спасибо… - Игоренко старательно вытирала слезы. – Только пообещай, что не будешь бежать от меня. Я так боюсь оставаться одна, я больше этого не выдержу.
- Спать с тобой не обещаю, но буду рядом. Положись на меня.
- Спасибо. Спасибо.
А что, подумал инкуб, можно ведь так и жить. Вместе, как друзья, держась на расстоянии. Правда, пока он находится в теле Васильевой, это будет выглядеть немного странно. А может, наоборот, хорошо: будут две закадычные подружки. А потом он вновь станет мужчиной. Главное – не переходить границу. Хотя – чем черт не шутит! – может, со временем удастся заниматься сексом и не уничтожать при этом друг друга.
- Но только я к тебе больше не поеду! – полушутливо заявил инкуб, доставая с полки еще кружку. – Чаю еще будешь?
- Ага, налей.
- А где бабушка? Это же ты ее сплавила, по любому?
- Ей позвонили с того конца города, с банка, сказали срочно приехать, с кредитом разобраться.
- А, а там, конечно, удивятся и скажут, что все в порядке?..
Игоренко пожала плечами:
- Да ничего, скоро она вернется. Посидим втроем.
- А ты никуда не торопишься?
- Есть много дел, - вздохнула Наташа, - но это ведь все такие мелочи, на самом деле.
Будто знакомые сто лет, они сидели, пили чай и болтали о пустяках. Джинну страшно хотелось растормошить Наташу, заставить ее улыбаться. Он уже ощущал себя ответственным за судьбу девушки-инкуба.
Идиллия продолжалась вплоть до того момента, пока кухонная комната вдруг не покачнулась.
- Что это?.. – пробормотал джинн. Губы вдруг начали плохо слушаться.
- Успокаивающее, снотворное. Специально подбирала.
Наташа смотрела на ифрита с любопытством, насмешливо. Она продолжала как ни в чем ни бывало отхлебывать из кружки.
- С-сука… - прошептал инкуб. Он поднялся на ноги, это ему едва удалось. Комната кренилась все опаснее, и в конце концов, пришлось опуститься на пол.
Игоренко тем временем уже набирала на своем мобильнике номер. Джинн соображал все хуже, в голове шумело. Кажется, Наташа вызывала подмогу.
Девушка сложила телефон-раскладушку, потянулась за кухонный шкаф-пенал и выудила оттуда громоздкий чемодан. Бросила его на пол рядом с корчившимся на полу инкубом.
- Зачем?.. – прошептал тот.
- Поедешь, как груз. Ты же маленькая совсем – если компактно уложить, то и места мало займешь. Не переживай, как только приедем, я тебя сразу распакую.
- Куда?..
- Ну, ко мне же. Ты не представляешь, как я проголодалась. Я бы тебя порвала прямо здесь и сейчас. Но ничего. Немного потерпим. Совсем чуть-чуть.
Инкуб вознамерился выдавить что-нибудь едкое и оскорбительное, но язык уже едва ворочался. Все происходило, точно во сне. Кажется, Игоренко касалась его, укладывала куда-то – за ситуацией было трудно уследить.
Ну, а потом накрыла тьма.
Пробуждение вышло внезапным. Будто его, спящего, окатили ледяной водой. Инкуб резко вдохнул и подпрыгнул на месте.
- Что?! Где?..
- Успокойся. – Игоренко аккуратно убирала шприц в футляр. Кругом стояли уже знакомые розовые мягкие стены. – Мы дома.
Сердце неистово колотилось, инкуб быстро шарил по последним воспоминаниям. Так, так, все ясно.
- Ты нормально? – озабоченно наклонилась над ним Наташа.
- Уйди! – отскочил в сторону джинн. – Лживая тварь!..
- Попрошу без оскорблений.
- А кто ты есть?
- Заметь, я применила очень мягкие меры. Могла бы действовать более жестко.
- Выпусти меня отсюда.
- Успокойся, во-первых.
- Не смей меня успокаивать!
- Ори, сколько влезет. Эти стены не пропускают звуков. А лучше, давай займемся делом.
Джинн отбежал к противоположной стене, прижался к ней спиной, отслеживая малейшее движение Игоренко. Наташа, как будто, не спешила с действиями, выглядела очень спокойно. На ней был все тот же мягкий розовый халат – из под него выглядывали длинные, открытые ноги. Инкуб оглядел себя – черт, точно такой же халат поверх голого тела! Он быстро запахнул одежду, скорее от себя самого, чем от Игоренко – джинна смущала собственное обнаженное женское тело.
Наташа присела на пол.
- Иринка, я даю тебе выбор: как мы это сейчас будем делать?
- Что делать?
- Не дури. Ты прекрасно понимаешь, о чем идет речь. Мы должны заняться с тобой сексом. Я не хочу быть с тобой грубой, нам ведь столько еще жить вместе. Кроме того, мы ведь обе женщины.
- Я не женщина!..
- Слушай, я не собираюсь тут с тобой философствовать. Ира, мы должны это сделать здесь и сейчас. Я и так терплю, сдерживаюсь, ты не представляешь, как. Мне ничего не стоит скрутить тебя сейчас и сделать, как будет удобнее. Я же даю тебе выбор. Понимаешь? Я поступаю вразрез со своими желаниями только ради тебя. Но долго тянуть время я не намерена. Давай-ка сделаем это разок, а уже потом поболтаем всласть. Целые сутки мне от тебя не нужно будет ничего. Итак, как ты хочешь заняться сексом?..
- Выпусти меня отсюда, сука.
Наташа нахмурилась.
- Иринка, не зли меня, пожалуйста. Это не в твоих интересах.
- Мне плевать на твои интересы, сука, - злорадно повторил инкуб.
Игоренко тут же поднялась с ковра и медленно двинулась на джинна.
- Пошла вон, тварь! – Инкуб метнулся в другую комнату. Он искал предмет поострее или хотя бы покрепче, но ничего подходящего на глаза не попадалось. Тогда он схватил подушку – и бросил ее в преследовательницу. Увы, в руках Васильевой совсем не было сил – подушка шмякнулась на пол, даже не долетев до цели.
В конце-концов, он был вынужден остановиться в дальней, тупиковой комнате. Убегать больше было некуда.
- Не манерничай. Я прекрасно знаю, как это нравится мужикам. Расслабься и получай удовольствие. Вообще, чем быстрее ты расслабишься, тем легче у нас все пойдет.
Глядя сверху вниз прямо в глаза, Наташа неспеша подошла к инкубу вплотную. Джинн ударил ее по руке, но увы, только отшиб себе пальцы, а та и бровью не повела. Тело Васильевой было куда более хрупким, чем наташино.
Игоренко мягко взяла его голову в ладони, наклонилась и собиралась поцеловать, но джинн щелкнул зубами, едва не отхватив девушке полгубы – та ловко отдернулась.
- Ах, мерзавка! – изменилась в лице Наташа и ударила его пощечиной. Инкуб не сумел сдержать вскрика – вышло уж слишком больно.
Девушка бросила джинна на пол – тот все не мог оправиться от боли в пылающей щеке. Это даже не походило на борьбу – силы были слишком неравны. Игоренко села сверху, обездвижив жертву. Выглядела Наташа очень рассерженной.
- Я правда хотела, как лучше. Не хочешь – не надо. Миловаться будем, как поумнеешь, а сейчас некогда с тобой цацкаться.
Выяснилось, что Игоренко все запасла заранее. Глаза инкуба расширились: из скрытого кармана Наташа достала пояс с искусственным членом. Его так и заколотило: что сейчас будет?! Он стал предпринимать судорожные попытки высвободиться, но девушка сверху, кажется, этого даже не замечала. Неспешна, надежно Наташа закрепила пояс на своих бедрах. Эти бедра были заметно, чуть не в два раза шире и круглее, чем у Васильевой. Теперь страпон смотрел вверх. Наташа обработала его смазкой.
- Нет! – заголосил инкуб. – Послушай. Ладно, я готов. Давай, не так. Давай, по-другому.
- Я не собираюсь с тобой больше нянчиться. Ты меня разозлила. А кроме того, девственности все равно придется лишаться.
- А! Нет!..
Джинн ощутил, что его ноги поднимают кверху. Он в истерике бился, но ничего не мог поделать: Наташа наехала сверху, как каток. Руки инкуба были ловко спеленаты собственным халатом – впрочем, больших усилий не требовалось, чтобы обездвижить такие слабые конечности.
Через секунду инкуб ощутил страшное: в него вошли там, где он привык входить в самок сам. Продолговатый предмет вполне органично скользнул в полость, приспособленную для этого природой. Для мужчины подобные ощущения были настолько дикими, что он и не знал, как ему реагировать. Возникла боль: симулятор полового члена наткнулся на девственную плеву, Наташа двинула бедрами, приноравливаясь поудобнее – и резкая боль пронзила низ живота. Джинн терпел, как мог.
Он поднял потрясенные глаза на Игоренко. Та возвышалась рядом, держа его ноги задранными вверх. Грудь Наташи, каждая почти с теперешнюю голову инкуба, была напряжена и едва подрагивала в такт движениям. Волосы ручьями сбегали по круглым плечам. Игоренко ритмично, с силой двигалась, и джинн ощущал каждое движение внутри себя. Они встретились взглядами, и Наташа буквально пригвоздила его пылающим, голодным взглядом к полу. Джинн ощутил, что не в силах сопротивляться: он утопал в ее зрачках. Секунда – и ифрит вошел в уже знакомый транс.
На этот раз все обстояло проще. Щупальца более крупного осьминога легко обнаружили его, скрутили. Чужой центр с готовностью накинулся – ему не потребовалось прогрызать броню инкуба, защита стала совсем слабой еще с прошлого раза. Очень скоро джинн ощутил, как его потребляют, неспеша смакуют, будто пьют через соломинку.
Все это время инкуб ощущал себя крайне некомфортно, словно в липком кошмарном сне, от которого никак не можешь пробудиться. Правда, на этот раз негативные ощущение были заметно слабее, будто грязевой поток шел по уже привычной колее, мало что ломая кругом. Будто мусор вывалился на немытый еще с прошлого раза пол.
Наконец, кошмар прекратился – инкуб ощутил себя свободным. Будто обглоданным, полураздетым, но по крайней мере свободным. Он открыл воспалившиеся глаза. Наташи рядом не оказалось, он лежал на полу один. Вымученно приподнялся на локтях и содрогнулся от омерзения. Кровь между ног.
Как ни болезненно он себя ощущал, но все же нашел силы отыскать ванную комнату. Что-то ныло внутри, в бедрах. Джинн помыл себя, как мог – правда, не доставляло большого удовольствия прикасаться к женским половым органам.
После душа он ощутил себя чуть более сносно и отправился бродить по комнатам. Наташу инкуб обнаружил, где и в первый раз: полностью голая, она вытянулась на диване и блаженно улыбалась.
- Мне надо что-то одеть.
- А? Живая?.. Там, прямо и направо, в шкафу посмотри.
Джинн быстро сориентировался. У его удивлению, в указанном месте оказалось белье точь-в-точь размера Васильевой. Правда, выбора большого тут не было – ему пришлось натянуть нежно-розовый купальник, он только подчеркивал женственность. Впрочем, джинну было все равно, чем прикрывать на себе женские первичные половые признаки.
Больше заниматься было нечем, и потому он вернулся в комнату к Игоренко.
- Лекарство было в чайнике, так?
- Ага.
- А почему тебя не вырубило?
- Я ввела себе кое-что нейтрализующее заранее. Хотя, меня тоже немного мутило, но так как я больше, на меня и действует меньше. И как только ты уснула, я сразу ввела себе нейтрализатор… И тебе – как только мы приехали.
Наташа повернулась на диване и с любопытством поглядела на ифрита.
- Как самочувствие?
- Нормально, - буркнул тот.
- Вот видишь, я говорила, что только первый раз тяжело. А не сопротивлялась бы, так еще легче было бы. Глядишь, и удовольствие получила бы.
- Спасибо, не надо.
- Ничего, теперь будет еще проще. Все самое тяжелое позади. Живи – и радуйся жизни. Ира, ну, ты что, разве меня совсем не любишь?
Джинн ощутил в ее голосе издевательство.
- Я тебе не Ира.
- Гм… Смотри, какая крепкая. Надолго хватит, значит. А кто же ты, если не Ира?
- Я вечноживущий джинн-инкуб, не надо парить мне мозги. Я еще не спятил.
Наташа снова растянулась лицом вверх.
- Ну, завтра посмотрим еще. Иди, там на кухне можно поесть, если хочешь.
Инкубу не спешил идти есть. Он смотрел на Игоренко и думал, какая же она красивая. И умная, и сильная. Почему он ее ненавидит? Он помнил, что должен во что бы то ни стало ее ненавидеть. Но почему? Она тоже инкуб, и похоже, настроена в отношении его доброжелательно. Что же такое? Чертовщина какая-то…
Джинн ощутил легкую суетливость, панику. Что-то было такое, что он должен помнить, нечто очень важное, что нужно знать, никогда, ни при каких обстоятельствах не забывать! Итак. Он – инкуб. Он – живет вечно. Наташа – тоже инкуб. Ну, и все замечательно, где же поводы для беспокойства? Он жил долгое время один, среди слепых, ничтожных людей – и вот, теперь обрел равного, такого хорошего друга. Наташа ее… его от всего защитит, Наташа его любит… «Его» или «ее»? Чушь какая-то. Он был мужчиной, это очевидно и само собой разумеется. Ах да, он еще ненавидит половые органы Ирины Васильевой. Гм… Почему он себя называет в третьем лице? Он же – Ирина Васильева и есть? Она?..
Окончательно запутавшись, инкуб решил пойти, перекусить. Молодой, еще растущий организм требовал питания. Все это время инкуб размышлял над несостыковками в собственном сознании. В конце концов, он припомнил: это Наташа является каким-то боком виноватой в путанице, что творится в его голове. Логично было пойти, расспросить ее, но отчего-то не хотелось. Между ними произошла какая-то ссора, природу которой джинн помнил слабо.
На кухню вошла Игоренко. Она выглядела глубоко задумавшейся, ушедшей в себя. Наташа тоже успела чуть приодеться. Инкуб оглядывал ее гибкое, округлое тело – и вдруг ощутил настойчивое желание прикоснуться, погладить. Усилием воли остановил себя – что же это творится? Наташа – враг, а причина на то имеется, надо только разобраться в той каше, что творится в голове.
- Я сейчас отлучусь, - сообщила Игоренко. – Есть кое-какие дела, да и бабушку твою надо успокоить, чтобы не нервничала. В школе все утрясти. Ты у меня пока в школу ходить не будешь, мало ли что. На следующий год посмотрим. Ты тут не хулигань, хорошо, Иришка?
- Я тебе не Иришка, а она мне не бабушка, - едко заявил инкуб.
- Глупая ты. Взрослеть уже пора, а ты глупостью маешься. Ты меня любить должна, понятно тебе? Вот так и делай.
Наташа похлопала джинна по ноге – и отправилась, куда собиралась. А инкуб все копался в мозгах, стараясь навести там порядок. Он терпеть не мог этой двойственности. Нужно было определить, чего он хочет, что ему нужно, выяснить цели и средства – и действовать. А тут – полный разброд. Какие цели, какие средства?.. Он помнил, что является инкубом, что данное тело ему чуждо, как и все родственники-бабушки. Это было аксиомой, потому что сомнений не вызывало, а доказать, почему обстоятельства именно таковы, он не мог. Тут он заходил в тупик.
Так и не отыскав решения странной задачи, ифрит решил себя не мучить, а лучше чем-нибудь заняться. Порыскав как следует по квартире, он не обнаружил даже телевизора, зато наткнулся на небольшой книжный шкаф. Перебрав корешки, он нашел «Тысячу и одну ночь» - и углубился в чтение.
Странная это была книга. Замешанная на жуткой мистике и эротике, она вызывала странные ассоциации. Тут и там попадались некие джинны, ифриты, могущественные и злобные создания. Инкуб находил странным, что он сам себя так называет. Ведь он не имеет и малейшей толики той силы. Он – это мужчина, который находится в теле Иры Васильевой. Вот Наташа – та да, та была могущественной личностью, сильной и властной. Она немного походила на джинний из книжки.
Впрочем, истории были интересны сами по себе, и ифрит скоротал немало часов.
Наконец, объявилась Наташа.
- Ой, как уже поздно! Иришка, ты не представляешь, как я заморочалась. Так трудно управлять такими большими деньгами, и при том делать вид, будто это не ты ими управляешь! Эх! Ну, тебе-то это ни к чему. Лучше, иди, обними меня, миленькая!
Инкубу действительно хотелось приблизиться и обнять, прислониться, прижаться. Но откуда-то опять встала эта стена. Поэтому, он только покачал головой.
- Ну, как хочешь. Сейчас – кушать, мыться и спать!
Чуть позже Наташа игриво, в шутку борясь попыталась затащить инкуба в постель. И хотя Наташа тянула его шутливо, он сопротивлялся отчаянно, как мог. Не доверял он этой девушке, и все тут. Вроде, не было причины для такой ярой вражды, но стена отчуждения стояла надежно. В результате, ифрит отыскал себе в квартире дальний закуток, где и заснул, свернувшись калачиком.
Проснулся он, когда по квартире стал загораться свет.
- Уже утро, - с тайным значением сообщила Игоренко. – Сейчас я схожу на учебу – школу тоже надо посещать. Просто, надо отметиться. Все никак руки не доходят купить аттестат. Представляешь, два высших образования уже есть, а школу еще не закончила! Ха-ха! Ну, с другой стороны, оно так и удобнее. Удобнее быть школьницей, это прикрытие, в некотором смысле. Ну, пока, не хулигань! Я вернусь, и тогда… И тогда.
Наташа отправилась по своим делам, а инкуб задумался над ее последними словами. Какой-то подтекст сквозил в этих словах. Пожав плечами, джинн снова обратился к чтению. Какое-то время он старательно изображал перед самим собой интерес к книге, но когда через полчаса перелистнул страницу, и обнаружил, что не помнит ее содержания, сдался.
Это последняя фраза Наташи – что будет тогда? Это было нечто важное для него, и понимание, что именно, так и витало у самой поверхности. Наташа вернется – и тогда…
Вдруг ответ вылетел, словно муха из трубы. Игоренко вернется – и склонит его к сексу. Она тоже является инкубом, джиннией, и таким образом она питается им. Она не может мгновенно заглотить ифрита, но способна каждый раз отщипывать по кусочку и в течение суток постепенно переваривать, обращать его субстанцию в свою.
У инкуба буквально волосы стали на голове. Как же он мог забыть такую важную информацию?! Это жизненно важно, нужно как можно быстрее бежать отсюда!
Ага, вот оно что. Ответ на второй вопрос тоже материализовался из глубин памяти. Игоренко впрыскивает ему что-то, впрыскивает на психофизическом уровне, и оттого он быстро теряет память о прошлых жизнях. Ничего удивительного, что уже почти сутки он считает себя Ирой Васильевой! Другой памяти-то не остается.
Сейчас джинн припомнил всю важную информацию, более или менее. Она пленила его и не будет выпускать, пока он не позабудет обо всем. Тогда, если каждые сутки Игоренко будем с ним контактировать, инкуб так и пробудет в опьянении, амнезии, пока Наташа преспокойно не переварит последний кусочек его плоти. Это произойдет не скоро, но все равно случится, ведь ифрит даже не подумает сопротивляться!
Он путешествует по телам. Какое было прошлое? Инкуб поднапрягся и вспомнил: Виталий Шаплов. Ему пришлось выйти, когда парень покончил с собой… Ах да, это он сам убил его. Почему? Неясно, да и неважно. Как джинн не силился, он не мог вспомнить, что творил, будучи Шапловым. Из памяти вяло выплывал факт смерти – это слишком яркое впечатление. А все остальное – плотный туман. Оно проявится, наверняка вернется, но только если инкуб сумеет избежать дежурного контакта с Наташей. Уже других носителей, до Шаплова, ифрит не мог вспомнить, как не старался. Будто их и не было.
Бежать. Но квартира заперта, окон нет, и звукоизоляция превосходная. Неужели, совсем нет контактов с внешним миром? Радио? Интернет? Телефон?.. Сотовый телефон! Инкуб стремглав отыскал в шкафу свою прежнюю, уличную одежду. Вот мобильник. Увы, «нет связи». Очевидно, изоляция квартиры помогает не только против шумов.
Ничего. Можно ведь ранить Игоренко, покалечить. Вчера впопыхах джинну нечем было сопротивляться, но за сутки он отыскал несколько предметов, которыми можно было орудовать достаточно ловко.
Он порыскал по шифоньерам, по нескольким кладовым, по тумбочкам, ящикам. Пилочка для ногтей – что может быть смертоноснее?..
- Смотрю, ты даром времени не теряешь.
Джинн стремительно обернулся, сжимая альтернативный нож в кулачке. Слишком слабые пальцы, совсем крохотный кулак.
Игоренко стояла в дверях. Она вошла в квартиру бесшумно, как рысь. Как обычно, сильная и красивая, высокая и гибкая, и уверенная.
- Почувствовала, что уже могу снова питаться. Не смогла ждать, ушла с уроков. А ты, как я погляжу, опять за старое, оклемалась. Надеюсь, это уже в последний раз. Положи пилку.
- Попробуй, сама забери.
Вздохнув, Игоренко действительно подошла и отобрала опасный предмет. Инкуб серьезно махал пилочкой, старался хоть немного зацепить Наташу, но та обладала куда лучшей реакцией и длинными, сильными руками.
- Сука, сука!! – стервенел инкуб, ощущая свое бессилие. – Я тебя ненавижу!
- Я не хочу тебя принуждать, Ира. Нам надо жить дружно.
- Ты просто не такая голодная, как вчера, сука.
- Какая же ты… Ничего, скоро станешь шелковая.
- Не смей меня касаться, мразь, - змеей шипел инкуб.
- Еще утром ты была проще. Забыла?
- Ты меня опаиваешь, одуряешь этим, скотина! Я тебя ненавижу! Отпусти меня.
- Ты понимаешь, Ириш, что последний раз со мной общаешься как инкуб?
Игоренко не спешила переходить в атаку. Без суеты она переодевалась, прямо на виду ифрита. Он не мог скрыть: Наташа заводила его, заметно возбуждала как мужчину. Хоть биологически сейчас он и являлся женщиной.
- Больше всего я хотел бы тебя прирезать.
- Тебе это не удастся, давно пора понять. Знаешь, у меня такой каприз: я хочу, чтобы ты сейчас трахнулась со мной по собственной воле. Мне совершенно не хочется тебя принуждать. Давай жить дружно.
- Что толку, ты все равно это сделаешь, и я потеряю память. Тогда я не смогу нормально сопротивляться, тогда я стану… не собой.
- Я тебе уже как-то говорила, это именно ты и останешься. Ты не помнишь. Это будешь ты и только ты, инкуб. Просто, ты потеряешь память, и не более того.
- Память – это все!
- Все – это твое самосознание. Это же все еще будешь ты. Только ты будешь Ириной. Ну ладно, давай уже мирно это сделаем. Иди ко мне.
- Щас!
- Ира, ты все усложняешь. Ты же прекрасно понимаешь, что я так или иначе сделаю, что хочу. Неужели, тебе обязательно нужно это насилие?
- Мне нужно, чтобы ты меня отпустила, это все, что мне нужно.
- Этого не будет. Заблюй хоть весь пол.
Заблюй пол. К чему Наташа это сказала?.. Инкуб не понимал. Важным было другое: она права. Если все равно Игоренко сделает, что задумала, то сопротивление становилось бессмысленным – инкуб только делал себе хуже. Очередное изнасилование, унижение.
- Понимаешь, Иринка, - продолжала Наташа, - я не хочу опять применять резиновый член. Мне неудобно, да и не мое это.
При упоминании о фаллоимитаторе инкуб содрогнулся. Да уж, впечатление крайне отвратное.
- Я ведь совсем не лесбиянка, мне не нравится кого-то унижать. Я, если хочешь, би. Как и ты теперь.
- Я не би, мне не нравятся мужики, - возразил джинн.
- Хорошо, - рассмеялась Игоренко, - тогда ты – лесбиянка, а я – би. Хоть и активная.
- Я не лесбиянка, я мужик.
- Не капризничай. Короче, страпон мне не нравится. Лучше сделай мне куни. Для тебя это должно быть обычное дело. А?
Наташа призывно раздвинула ноги.
- Лучше отсоси-ка ты мне, - язвительно предложил джинн.
- Ха-ха! А что сосать-то?
- Дай страпон, будет что сосать. А лучше, я тебя им просто выебу, дорогая. Раз все равно надо просто заниматься сексом, то давай-ка, всажу тебе резиновый член по самые гланды.
- Не допрыгнешь. – Игоренко сощурила глаза и перестала улыбаться. Очевидно, слова инкуба ее покоробили.
- Ничего! – веселился ифрит. – Зато не промахнусь! Вон какая жопа!
Наташа резко поднялась, подошла к джинну и ударила его по лицу. Тот упал, продолжая смеяться, но потом умолк. Больно. Слишком больно.
- Что, хочешь мне засадить, сучка?!
Игоренко была разъярена, это очевидно. Она придавила спину джинна коленом к полу, не давая ему подняться. Тот беспомощно барахтался на животе, изо всех сил стараясь не стонать. Ифрит помрачнел, сообразив, что в данный момент Наташа привязывает к бедрам столь упоминаемый резиновый член. Очень уж не хотелось повторять вчерашнее противоестественное действо, и он завопил:
- Ладно, ладно! Давай, я согласен по-хорошему, давай, давай! Я все сделаю, хуй с тобой.
- Я сама все сделаю, дорогуша.
Игоренко закончила экипировку и легла на инкуба сверху. Джинн чувствовал неподъемную тяжесть сверху и ощутил противоестественный предмет, что скользил по его ныне пухлым ягодицам. Вдруг он сообразил, что Наташа не собирается переворачивать его на живот.
- Эй! – не на шутку занервничал он. – Эй! Прекрати! Давай, я все сделаю, давай по-хорошему! Ты что делаешь?!
- Да ничего, ща только засажу тебе по самые гланды, сучка. Только на этот раз не через пизду…
- А… аа!!
Это было еще хуже, чем вчера. Наташа проникла страпоном ему в сфинктер и джинну оставалось только орать от унижения и боли. Игоренко двигалась энергично, зло. Скоро оба провалились в привычный полусон. Хотя джинн, быть может, вовсе потерял сознание от полученных впечатлений – впоследствии он не мог припомнить всех обстоятельств.
Очнулся он в слезах. Наташа лежала рядом. Она опять потягивалась, гладила себя, мечтательно улыбалась, но все же на этот раз не сводила озабоченного, виноватого взгляда с инкуба.
- Пришла в себя? Ты нормально? Извини, я погорячилась. Но ты сама виновата.
Ифрит перекатился набок. От пережитого стресса он едва мог шевелиться и совсем не хотел говорить. Ему хотелось быть подальше от этого монстра, но Наташа повернула его обратно к себе.
- Ира, ты опять меня игнорируешь? – Брови Наташи стали сходиться на переносице.
- Нет, - поспешно ответил инкуб. Меньше всего на свете он хотел снова разозлить ее.
- Вот и хорошо. Смотри у меня, больше чтобы аккуратно! Я хочу спросить. Что ты помнишь? Выкладывай, ничего не утаивай.
- Я не знаю, что…
- Ира, не зли меня!
Инкуб поспешно закопошился в памяти. Чего же хотела Игоренко?.. Сейчас Наташа прижимала его к себе, по-хозяйски закинула сверху ногу. Ифрит не хотел быть рядом, но ничего не оставалось, сопротивление могло повлечь за собой ужасные пытки.
Чего же она хотела? Откуда-то инкуб знал точно: она хочет знать именно о том, что касалось инкуба, его мужской сущности. Но ответов джинн не знал и сам. «Инкуб» - что означает это понятие? Единственная ассоциация – давешний разговор, когда и он, и Наташа упоминали это слово, но сейчас беседа казалась набором бессмысленностей – он не понимал собственных недавних слов.
- Я ничего не знаю, - просительно заявил он. – Я… не знаю ничего.
- Расскажи мне про инкубов. – Игоренко выглядела достаточно внушительно.
- Я правда не знаю… Я не знаю, кто это.
- Смотри мне в глаза! Ты правда не знаешь?
- Правда.
Игоренко гладила его волосы, внимательно вглядываясь в глаза.
- Хорошо. А теперь ответь: мужчина ты или женщина?
Вопрос был странным и достаточно элементарным, но инкуб вдруг растерялся. По всем признакам, он являлся Ирой Васильевой, обычной девушкой. Но отчего-то считал себя мужчиной, и очевидного объяснения тому не виделось.
Взгляд Наташи изучал, как под микроскопом.
- Я… не знаю.
- Ты считаешь себя мужчиной? Не отводи глаза! Говори честно!
Она нависала над джинном, словно грозовая туча. Ее грудь лежала на его грудной клетке, и джинн ощущал себя буквально как в жестком скафандре, где сложно и пошевелить рукой. Он чувствовал дыхание Наташи на своем лице.
- Мне кажется, что я мужчина… почему-то.
- Почему тебе кажется, что ты мужчина?
- Я… не знаю!
Наташа еще с минуту посверлила инкуба взглядом.
- Ну, ладно. Можешь пойти, помыться. Я пока тут буду лежать.
Инкуб отправился, куда было сказано, и принял душ. Кое-где болело тело. Ему было реально страшно возвращаться в комнату к Наташе. Что та еще может придумать? Нельзя ее злить, все эти вещи слишком опасны.
Он слишком долго медлил, и в дверь, где не было щеколды, ворвалась Игоренко.
- Ты что тут делаешь?
- Я моюсь.
- Почему так долго?
- Все, я помылся.
- Смотри у меня. – Наташа вышла, но тотчас вернулась. Глаза инкуба панически расширились, стали огромные, будто воздушные шарики – в руке Игоренко держала искусственный член.
- Нет! Не надо!
- Не бойся. Будешь хорошо вести себя, будет все нормально. Что ты сказала, когда я уходила?
- Ничего!
- Перед моим уходом, что ты сказала?!
- Я правда ничего не говорил!
- Ну вот, опять! Ты сказала, что «помылся».
- А…
- Чтобы я подобного от тебя больше не слышала! Тебя как зовут?
- Меня?
- Тебя зовут Ира, Ира Васильева! Ты «помылась» и «сказала». Ясно тебе?
- Ясно. – Инкуб был ни жив, ин мертв от страха.
- Что тебе ясно.
- Я помылась. Я сказала.
- Ну вот, умница какая! Смотри, чтобы больше такого не было. Тебя зовут Ира, ты и будь Ирой. Все.
Игоренко вышла, а он… она вздохнула. Действительно, почему нужно быть «он»? Тут какая-то странная мысль, нелогичная. Ведь он же Ира, на самом деле? Кроме того, если он будет думать о себе как «она», меньше шансов ошибиться вслух и навлечь на себя гнев хозяйки.
Итак, Ира Васильева вышла из ванной. Девушка действительно не видела причины считать себя мужчиной, в ее теле не было ничего мужественного. Довольно длинные волосы, грудь, вся тонкая фигура безоговорочно указывали на принадлежность к женскому полу. Значит, она будет женщиной.
Ира еще вяло подивилась, насколько легко она изменила точку зрения. Но разве можно спорить с Наташей? Наташа в любом случае мудрее.
День прошел в некоторой напряженности. Назавтра, вернувшись со школы, Игоренко подманила к себе подружку и пытливо заглянула ей в глаза.
- Ты в порядке?
- Да.
- Иди-ка ко мне.
Игоренко раздвинула ноги и стала наклонять ее голову к своей промежности. Что-то в Васильевой стало сопротивляться, но Наташа действовала настойчиво. Она закинула Ирине ноги за плечи, и сопротивляться той уже не хватало сил.
- Давай, давай, пора учиться…
Полетели дни, недели. Васильева уже не пыталась сопротивляться. К тому же, тело Наташи ей действительно нравилось, хоть и было женским. Теперь Ира безоговорочно слушалась хозяйку во всем. Постепенно авторитет Игоренко сильно вырос в ее глазах, она и не помышляла о бунте. Все попытки свободомыслия Наташа обрубала достаточно жестко.
Наступила зима, потом весна. Понемногу Наташа стала выводить ее в люди, постоянно находясь рядом, неусыпно контролируя. Выяснилось, что Игоренко общается с интересными людьми, бывает в разных местах. Но оставлять Ирину одну Наташа поначалу решалась только дома. Уже потом, убедившись в покладистости любовницы, Игоренко стала понемногу ослаблять хватку.
Странное дело, Ирина почти не беспокоилась о подружках, о бабушке. Старая жизнь стала как-то неважна, будто засвеченный негатив. Наташа сказала, что позаботилась обо всем, и этого было достаточно.
К осени Ирина даже возобновила занятия. Она стала посещать школу в другом районе, пошла в пропущенный десятый класс.
Однажды случилось ЧП. Игоренко пришлось покинуть город по каким-то важным делам.
- Ты там в порядке? – говорила она из телефонной трубки.
- В порядке. Ты где?
- Я в другом городе, солнышко. Меня сегодня не будет, но завтра я в любом случае к вечеру вернусь. Смотри там, не хулигань, ясно?
- Конечно.
- Ира, если будешь вести себя плохо, я тебя накажу. Понятно? Накажу серьезно. Завтра после школы – сразу домой. Жди меня там, я вернусь, как только смогу.
- Хорошо.
Ирине показались угрозы Наташи странными. Но утром на второй день она действительно почувствовала себя не как обычно. Что-то смутное кружилось в голове, какое-то беспокойство. Непонятные голоса, чудовищные мысли. До обеда Ирина старательно не обращала на них внимания, а потом стала реально опасаться за собственный рассудок.
Уроков в этот день оказалось много, а когда они окончились, Ира почувствовала, что ей совершенно не хочется возвращаться домой.
Почему?
«Потому что Наташа – враг», - с готовностью ответил внутренний голос.
«Ерунда, Наташа меня любит».
«Ага, любит, - ехидничал голос изнутри. – Как ужин».
«Чушь! Наташа – хорошая и добрая».
«Она берет от тебя, что ей нужно, оттого и добрая. Чего ей злиться-то?»
«Что она от меня берет?»
Тут внутренний голос замешкался. Возникли какие-то сказочные картинки о джиннах, о бессмертных духах. Ирина разом отмела весь этот бред.
В школе она остановилась у окошка. С полчаса глядела сквозь стекло, пытаясь разобраться в собственных мотивах, потом заприметила в углу между стеклами движение. Крупный паук, самка, сплел там себе паутину. Как раз в этот момент по паутине аккуратно пробиралась другая особь, поменьше. Самец, он шел к самке спариваться, как догадалась Ирина. Но самка заметила гостя, дернула пару раз лапками, проверяя натяжение нитей – и вдруг прыгнула на более мелкое существо. Несколько секунд – и тот оказался опутан в несколько слоев. Паучиха надежно удерживала жертву, впрыснула ей свой яд. Уже потом неспеша отнесла добычу к себе в уголок – теперь это был белесый кулечек, эдакий пакетик с припасами, не больше. Ирине вдруг пришло в голову, что самец-то еще жив! Хотя он сейчас больше напоминает шарик, ему не вырваться из западни ни за что, он надежно отравлен и находится при агрессорше как закуска, но он ведь еще жив. Любопытно, что он чувствует? А впрочем, что он мог чувствовать, он же просто насекомое.
Другое дело – люди. Или – инкубы, подсказал внутренний голос.
Плюнув на все, Ирина решила вернуться домой. Отчего-то она точно знала, стоит ей встретить с Наташей, как все страхи и сомнения останутся позади.
«У паука тоже все страхи остались позади».
«При чем тут паук?»
«Очень при чем. Этот пойманный паук – ты».
«Чушь. Я – Ира Васильева, а не какой-то там паук».
«Ты – не Ира. Ты – мужчина-инкуб».
Васильева даже остановилась среди улицы, как громом пораженная. Это что еще такое?! Мужчина?..
Внутренний голос молчал, он и сам мало что знал. Ира продолжала двигаться к дому на автомате, когда затрезвонил мобильник.
- Ирочка, привет! Я уже дома. Жду тебя, не дождусь. Ты где там пропадаешь?
- Я уже иду.
- Давай-ка, быстрее. Ты где находишься?
- Я уже почти около дома.
- Хорошо, иди. Не отключай телефон! Будем разговаривать с тобой, пока ты не придешь. Как твое самочувствие?..
Но Васильева нажала на кнопку обрыва связи. Отчего-то ей совсем не хотелось поддерживать сотовую связь с Наташей. Сейчас эта телефонная связь напоминала Ирине паутинку, которую Наташа выбирает, подтягивая к себе инкуба…
Опять это слово. Где она его слышала?
И зачем идти к Наташе? Можно ведь убежать, уехать. Угнать машину, ограбить, убить, в конце концов. Странное дело, такие мысли не вызывали у Ирины оторопи. Наоборот, они выглядели очень соблазнительно. А вот возвращаться к Наташе не хотелось, хоть убей. Васильева уже подошла к подъезду, очень медленно, когда наконец решилась. Да, она сбежит. Достала из кармана мобильник – и отбросила его в сторону. Это – чтобы не отыскали. Ирина развернулась на сто восемьдесят градусов и лицом к лицу столкнулась с Наташей.
- Ты что это делаешь? – тихо, угрожающе спросила та.
- А-а… я…
- Ну-ка, марш домой.
Ира вдруг подумала, что надо закричать, позвать на помощь. Главное – не попадать в квартиру. Но привычка брала свое, и она безропотно шагала по ступенькам, все хуже понимая саму себя. Когда уже дверь отворилась, будто кладовая паучихи, Ира заглянула внутрь, увидела розовое покрытие повсюду – и содрогнулась. Это напомнило желудок, внутреннюю полость живого существа!
- Нет, я не пойду, - твердо заявила она, разворачиваясь. – Я сейчас закричу…
Наташа сбила ее с ног, втолкнула внутрь. Дверь захлопнулась позади.
- Это что еще такое?! – наклонилась Наташа. – Дрянь!
И она поволокла инкуба дальше внутрь, на ходу снимая одежду.
С этого дня Ира перестала ходить в школу, теперь уже навсегда осталась с неполным средним образованием.
Через два месяца Наташа впервые появилась дома не одна. С ней был физически развитый, поразительно красивый парень лет двадцати-двадцати двух. Он воистину походил на Аполлона.
- Знакомься, это Максим.
Ира поглядела на незнакомца с недоверием.
- Правда, он душка?
- А че, это и есть твой дом? – косился по сторонам парень. – Странно тут как-то.
- Он мой помощник, - продолжала объяснять Наташа. – Точнее, был им. Я познакомила его с нужными людьми, представила, как следует. Ну, а потом перевела все счета на его имя. Вот только он не знает паролей…
- Да, кстати, - очнулся гость, - а бабки где? Ты же мне обещала, смотри, Натаха, не шути со мной…
- Сейчас все будет.
Ира настороженно глядела на эту парочку, переводила взгляд с одного на другого. Максим ей понравился не очень, он очевидно был не большого ума: пялился кругом и отпускал тупые комментарии.
- Натаха, ладно, пойдем отсюда.
- Это еще не все, Максим.
Ира подметила момент, когда оба они как-то странно, синхронно вздрогнули, будто одновременно коснулись провода под напряжением. Потом тот и другая пошатнулись, как от слабости, но не попадали. Оба открыли глаза, причем Максим – первым. Теперь он смотрел совсем по-другому, не пялился по сторонам, а спокойно и ободряюще кивнул Ирине. Васильева заметила в его глазах нечто знакомое…
Наташа, наоборот, выглядела очень растерянно.
- Как?.. Что?..
- Я тебя отвезу, Наташенька, домой, - уверенно заявил он.
- Я уже дома, что за…
А вот в голосе Игоренко появились странные, незнакомые нотки.
- Ты забыла? По тебе уже полтора года родители скучают. Да и школу ты забросила, совершенно зря.
- Ты мне поговори! – выкрикнула Наташа. – Это я тут босс.
- Нет. Ты все перевела на меня, забыла? Ну ладно, собирайся.
Игоренко вела себя более чем странно. Позволяла собой манипулировать, да и вообще стала какой-то… чужой.
- Иринка, - обратился Максим к Васильевой, - я сейчас отвезу эту девицу, куда надо, а ты тут не хулигань, хорошо? Имей в виду, это я. Ну, узнала?
Ирина смотрела – и не верила. Глаза, интонации – все в Максиме было от Наташи, от прежней Наташи.
Немного поспорив, парочка удалилась. Через час Максим явился один. У него были ключи, и он легко открывал ими сложные замки.
- Ну что, как тебе это тело, Иришка?
- Я… вас не знаю.
- Ну, если ты такая глупая, то придется привыкать. Теперь вот я, Максим, здесь главная… главный.
- Вы… Наташа?
- Ну, конечно, глупая! Только теперь я – Максим. Я всегда так делаю: передаю все связи новому телу, перевожу все деньги. Так лучше.
Ира едва понимала этого странного нового хозяина.
- Понимаешь, Иришка, - продолжал вещать красавец, - нам с тобой предстоит еще очень долго жить. И совершенно незачем обращать на себя внимание лесбийской парой. Будем как все, так удобнее. Ну, а сейчас давай-ка, опробуем это новое тело в действии. Знаешь, из-за всех этих перемещений я сильно проголодалась… проголодался, то есть.
Васильева запаниковала. Что сейчас будет?..
Парень уже обнажился. Пресс кирпичиками, ни грамма лишнего веса, все тело в меру развито, очень симметричное и пропорциональное. Наверное, женщины оргазмировали от одного взгляда на подобное, но в Ире оно вызвало только оторопь.
- Ничего, - пообещал Максим, - ты научишься любить меня такой.
- Нет, не надо…
Конечно, ни слова, ни крики молодого Аполлона не остановили.
Отныне они стали жить вместе. Счастливая внешне пара, очень красивые люди, особенно муж, удачливый бизнесмен. Они часто выходили в свет, все окружающие завидовали им. Только в отношениях этих двоих оставалась странность: Ира Васильева чувствовала, как год за годом из нее сочится нечто важно, необратимое. С каждым годом она становилась все покладистее и проще. Скоро Максим мог без риска оставлять ее и на несколько дней – странные мысли об инкубах у Иры больше не возникали.
|
| Comments: 2 | |
| |
|
|
| 13.08.08 09:23 |
твоя Мечта | Кирпичи. Полная версия. Часть 2 |
ru |
Кирпич пятый
За выходные успел полностью сменить одежду. Купил хорошие часы вместо старых. Насчет часов даже не задумывался, брать или нет, китайские электронные часы совсем не смотрятся с костюмом за девять сотен долларов.
В каком-то безумно дорогом салоне коротко постригся, в парфюмерном бутике купил модную туалетную воду. На этом мои фантазии по поводу смены облика исчерпались.
Последние дни дали много пищи для размышлений. Но размышлять, анализировать и планировать желания не было, так что я просто набрал в видеопрокате кассет и провел остаток выходных у телевизора. Угрызения совести по поводу того, что я ничего не делаю, гасились твердым желанием начать с понедельника новую жизнь.
Новая жизнь подразумевала ранний подъём, бег и контрастный душ по утрам, тренажерный зал и бассейн, автошколу и курсы английского языка. В отношениях с окружающими – четкая установка на «не дать себя в обиду», при этом подчеркнутая вежливость и доброжелательность. С последним-то проблем не будет, это уже в крови, а вот не давать себя в обиду, над этим еще работать и работать.
В воскресенье вечером собрал старые шмотки, закинул их в мешок и понес на мусорку.
На выходе критически оглядел свою обшарпанную входную дверь, мимолетно отметил, что давно пора сделать дома ремонт, а то даже привести кого-то к себе стыдно.
В подъезде нашем грязно. Исписанные стены, потолок в черных пятнах с уродливо загнутыми прилипшими обгоревшими спичками, в углу стыдливо темнеет какая-то лужа. Пахнет мочой. Жильцы перестали следить за чистотой и порядком после неудавшейся акции с заменой подъездной двери на металлическую с кодовым замком.
Местные хулиганы успешно замок поломали, а на самой двери написали потрясающую глубоко вложенным смыслом фразу «Хуй вам!». Это значило, ставьте замки – не ставьте, убирайтесь в подъезде – не убирайтесь, все равно будет по-нашему.
Мысль успешно воплощал в жизнь спавший на нижней площадке бомж. В прошлой жизни этот уважаемый человек точно был человеком интеллигентным: лег он так, чтобы никому не загораживать проход, а под головой у него синела обложка томика Булгакова.
Спускаясь, встретил Васю. Он сделал вид, что не заметил меня, и попытался прошмыгнуть мимо.
- Василий, тебя здороваться не учили?
- Ну, здорово, сосед, - недружелюбно ответил Вася. – Куда направляешься?
- Мусор выкидывать, - сказал я, приоткрыв мешок.
- Сосед, ты что, совсем? – удивленно спросил Вася, заглянув внутрь. - Вещи то новые совсем, а ты выкидывать.
- А че с ними делать? Я их носить не буду.
- Ну, мне отдай!
- Забирай, - с радостью согласился я.
До мусорки далековато, а предложение Васи упростило задачу и сэкономило время.
- С обновкой что ли, сосед? – не удержался я.
Вася как-то косо посмотрел на меня, хотел что-то ответить, но сдержался. Взвалил мешок на плечи, сухо попрощался и пошел к себе.
***
В шесть утра я проснулся от неприятного попискиванья будильника. Вставать не хотелось. Кругом – темень, а в комнате – жестокий колотун. Отопления пока не дали.
Поеживаясь от холода, я сел.
В голову пришла спасительная мысль, что можно поспать еще полчаса, полутора часов на все хватит. В темноте нашарил будильник, с ненавистью выключил, перезавел его на полчаса вперед и снова включил. Потом со спокойной душой отрубился.
В полседьмого вновь в мой сон ворвался писк. На этот раз я уже решил было вставать, но тут услышал, что за окном льет дождь. «Ё-моё, да кто же в дождь бегает-то?», - подумал я, и ни капли не сомневаясь в верности решения, вновь перевел будильник на семь часов. «Ограничусь на сегодня душем», - подумал я.
К моему удивлению, в семь утра будильник не зазвонил. Он вообще не включился, потому что я его выключил в предыдущее просыпание. А проснулся я от стука за окном. Какая-то ворона упорно долбила мой карниз.
- Червей там нет, - лениво сказал я вороне и офигел.
На часах без пятнадцати девять. О, нет! На девять утра назначена планерка с генеральным во главе. Очень быстро вскочил, наспех почистил зубы и умылся, оделся в новый костюм и бегом на улицу. Так торопился, что даже забыл про новый парфюм. И лишь на улице вспомнил, что оставил дома папку с документами.
Пришлось вернуться. Пользуясь случаем, опрыскал себя туалетной водой и вновь, перескакивая через ступеньки, помчался вниз.
На улице я на секунду задумался, как добираться, на метро или на такси. Такси – это пробки, но гарантия того, что доеду я чистым и не мятым. Метро – быстрее, но ко всему это еще и давки, так что на работу могу явиться абсолютно непрезентабельным. Еще раз пожалел об отсутствии своей машины. И выбрал такси.
***
Таксист, усатый седой бывалый мужичок в лужковской кепке, ехал как образцовый водитель. Мечта и недостижимая цель преподавателей автошколы. Правила не нарушал, ехал не торопясь, бубнил себе под нос какие-то свои водительские байки. Лишь однажды встрепенулся, когда какой-то нахальный пацан на бэхе лихо нас подрезал.
- Что за времена настали, а? – сказал он, показывая глазами на лихача. – Никакого уважения, ни к своей жизни, ни к чужой.
- Да, - поддержал я его, - куда только гаишники смотрят?
- Да что те гаишники… Тьфу! – выразительно сплюнул таксист. – Им же наоборот на пользу такие горе-водители. Оштрафуют, да и отпустят с Богом! Хорошо, если оштрафуют…
- Вряд ли оштрафуют, – заметил я.
- А то. По-своему оштрафуют, по своему разумению, так сказать. Вон какие хари отъели, - кивнул он в сторону гибддшников. – Идет такой, пузо еле волочет.
- Ну, кушать, батя, всем хочется. Вот и крутится каждый как может. Эти могут так.
- Вон значит как ты считаешь… А я вот, милок, могу сейчас дать тебе монтировкой по башке и, значит, ограбить.
Я напрягся.
- Тоже кушать хочется, понимаешь? – продолжил таксист. – Да расслабься, ишь как вспотел сразу. Это я к примеру, так сказать.
- Пример некорректный, - облегченно сказал я.
- Это чем же некорректный-то пример? А? Они, гаишники твои, закон нарушают? Нарушают. Преступают, так сказать, закон-то. И я, вот если дам тебе по башке, да деньги отберу, тоже считай, нарушаю закон. Получается и я преступник, и они преступники. Только я предполагаю, а они, так сказать, претворяют в жизнь.
- В целом, логика верная, - сказал я, - но ведь гаишники никого не убивают.
- Ну, так и я не убиваю. Я же тебе монтировку покажу, ты мне сам деньги и отдашь. Да не волнуйся, - сказал он, кинув на меня взгляд. – Это ж я так, опять же ради примера.
- А если не отдам я сам? – возмутился я.
- А чего ж не отдашь-то, милок? Отдашь как миленький! Парень ты не боевой, это сразу в глаза бросается. Да и я не дурак, чтобы цеплять к тем, кто ответить может. Зачем мне проблемы лишние?
Минут пять ехали молча. Потом таксист прокашлялся, закурил папироску, затянулся и продолжил:
- А насчет того, что инспектора дорожные не убивают никого… Это, милок, еще как посмотреть. Сами-то они, руками своими, так сказать, может и не убивают никого. Но то, что своими действиями потакают нарушителям правил, это, значится так, факт.
- Это как?
- Уж поверь мне, милок, если правила нарушаются, то и аварии случаются. Сядет пьяный за руль, едет как умалишенный, на красный ли, на зеленый ли – ему фиолетово. Либо собьет кого, либо сам убьется, это как пить дать. А знал бы он, что за езду такую лихаческую права у него отберут – разве сел бы он пьяным за руль? И уж тем более, не гонял бы так, как это пацан на БМВ.
Остаток пути таксист молчал. Видимо, молчун по природе, он наговорился со мной на день вперед. Следующие пассажиры будут ехать в тишине.
***
На работу я опоздал почти на час. Как назло, на вахте сегодня сидит Жорик.
- Здорово!
- Здорово, Резвей. Опаздываем? – взглянув на часы, спросил Жора. – Так и запишем.
- Пиши-пиши. Планерка началась?
- А то! Уже час как началась, - нехорошо улыбнулся Жора. – Да ты не волнуйся, ты же у нас нынче борзый, тебе все с рук сойдет.
Препираться времени нет. Бегом поднялся к себе, снял пальто, схватил папку с планами и отчетами, перекрестился и рванул к генеральному.
В приемной сидела Маргаритка, секретарша шефа. Милая девушка, которая, наверное, единственная в офисе относилась ко мне по-человечески.
- Ой, Сережа, что же ты так опаздываешь? – защебетала Ритка. – Шеф сказал тебе домой звонить, я звоню – никто не берет. Звоню на сотовый, а тут ты сам объявляешься.
- Пробки, Ритуля, пробки, – успокаивая дыхание, ответил я. – Все там?
- Все! Без тебя начали.
Подошел к двери, отдышался, поправил галстук, и постучавшись, вошел.
- Здравствуйте, Станислав Евгеньевич! Прошу прощения за задержку.
- Сергей, здравствуй, - сухо сказал шеф.
Наш шеф, генеральный директор и учредитель фирмы, Станислав Евгеньевич Кацюба, на директора абсолютно не похож. Тем более, на директора рекламного агентства. Кацюба похож на борца, на штангиста, на братка, но не на директора рекламного агентства. Впечатление усиливали лысая бугристая голова и густые заросли бровей.
Он и был когда-то штангистом, наш Стас, как мы его за глаза называли. Штангистом успешным, победителем союзных чемпионатов. Но пришли новые времена, и Стас решил попробовать себя в бизнесе, что в принципе не удивительно. В девяностые многие пришли в бизнес. Не все смогли выжить, не все смогли пробиться. Стас смог.
Шеф обладает живым умом, рассудительностью, любовью ко всему новому. Выделенка у нас появилась одной из первых в городе, а сотовые телефоны были выданы сотрудникам, когда цены на них достигали заоблачных высот. Стас никогда не жалел денег на семинары, на наше обучение, на новейшую технику. Да и вообще, к нам шеф относился как к партнерам по команде, а не как к наемным сотрудникам.
Так что я удивился, когда он сказал:
- Сергей, думаю нужды в твоем присутствии на сегодня нет. По вашим проектам уже отчиталась Лидия Романовна. Ты можешь идти.
Фрайбергер победно улыбалась. Во рту у меня пересохло, но я нашел в себе силы попрощаться. Ни на кого не глядя, вышел из кабинета.
Понедельник, конечно, день тяжелый, но жизнь я сам себе осложнил, это факт.
Кирпич шестой
После того, как меня с позором попросили уйти с планерки, я с тяжелым камнем на сердце подходил к нашему кабинету. Ватные ноги, пересохшее горло, руки дрожат. Перед дверью выронил папку, и из нее посыпались отчеты и графики. Когда я аккуратно, стараясь не помять страницы, собирал все обратно в папку, услышал за дверью оживленный разговор. Обо мне.
Первая мысль - как ни в чем не бывало, войти в кабинет. Ведь подслушивать нехорошо. Нехорошо так же, как и читать чужие письма. Подло. Но потом стало любопытно. Никогда не помешает узнать истинное отношение окружающих к тебе. А потому, я очень тихо подкрался на корточках к двери и стал слушать. Пару выпавших страниц оставил на полу, на случай, если кто-то увидит меня в таком положении, будет возможность объяснить свое положение. За дверью слышался голос Панченко:
- … обнаглел он совсем! Заметили, как он разговаривает теперь? А ходит? Ходит, словно кол проглотил.
- Костя, ну зачем ты так, - перебил Панченко мягкий вкрадчивый голос Гараяна. - Все люди меняются, и Сергей не исключение.
- Да он же чмо, Левон, - поддержал Костю Саня Бородаенко. – Чмо, оно и в Африке чмо. Ты видел, как он оделся сегодня? Ну, когда перед планеркой забегал? Вырядился, как на свадьбу, лопух.
Я слушал, и чувствовал, как лицо заливает краской. Сердце сильно колотилось, и я боялся, что его стук услышат за дверью. Я старался успокоить дыхание, но ничего не получалось.
- Точно, Александр Витальевич! Еще и одеколоном набрызгался, несет он него как от парфюмерной фабрики, - с нескрываемой ненавистью в голосе сказал Панченко. – Он что, думает нарядился как клоун, духами побрызгался и крутой стал? Лох он, и относиться к нему надо как к лоху.
- Да может просто влюбился парень, - предположил Гараян. – Вспомни себя, Саша, когда ты за Маргаритой ухаживал. Я тебя тогда еще первый раз побритым увидел.
- Кстати, Саня, – встрепенулся Панченко, - так ты переспал с ней?
- Конечно, стажер. А хули ты думал? Что я как Резвей буду годами вокруг Лидки виться? Цветы, ресторан, пару раз переспал и ну ее нах, надоела она мне.
- Подонок ты, Саша, – радостно сказал Панченко.
- Да, стажер, я – такой! – удовлетворенно подтвердил Саня.
И все трое заржали.
- Помню как-то бухали мы… Где-то полгода назад, помните? Тебя, Панченко, тогда еще не было у нас, можешь не тужиться, не вспоминать. Ну, Резвей еще тогда был с нами, Левон, ты то должен помнить. Потом он упился в хлам, ползал вокруг Фрайбергер на коленях и шептал «Я люблю тебя, Лида!».
Радостный гогот ударил по ушам. Я помнил ту историю смутно, уже почти забыл, поскольку действительно выпил тогда сверхмеры.
- А Лидка че? – спросил Панченко.
- Лидка? Лидка сказала ему что-то типа, повторишь это, Резвей, когда будешь трезвей. Резвей стал рубаху на груди рвать, копытом бить, что типа трезвый он, как стеклышко, а потом проблевался, лошара, прямо ей под ноги… Короче, лох – это судьба… Ха-ха!
Я и не заметил, как сзади подошла вернувшаяся с планерки Лидка.
- Резвей, ты что тут делаешь?
- Я? - севшим голосом пробормотал я. - Ничего. Отдыхаю.
Я и забыл про выдуманную версию о подбирании выпавших отчетов. Лидка насмешливо посмотрела на меня и сказала:
- Ну, отдыхай, отдыхай. Пройти дай только.
- Проходи, - прошептал я, собрал выпавшие страницы и ничего не видя, двинулся по направлению к туалету.
Еле передвигая ноги, шел, шаркая как старик. Передвигался медленно. Из кабинета донесся строгий голос Лиды.
- Над чем веселитесь так, ребята? – строго спросила она. – Работы нет, что ли?
- Да, поведение Резвея в последнее время обсуждаем, Лидия Романовна! – сказал Панченко. – Кстати, а где он?
- Сидит под дверью, отдыхает, как он мне сам сказал. Судя по всему, заодно греет уши…
***
К счастью в туалете пусто. Дрожащими руками закурил сигарету, открыл окно.
«Я - чмо и лох, лох и чмо», - думал я. В голове звучала песня «Лох – это судьба».
Каких-то три дня назад я стоял здесь же, так же курил, но мысли были гораздо радужнее. Тогда мне казалось, что все будет просто. Изменить линию поведения, имидж и все сразу станет хорошо. Как в сказке. Хрен там.
Из всего подслушанного разговора коллег о себе я не узнал ничего нового. Кроме одной вещи. О том, что Лидка просила повторить признание в любви, когда я буду трезвым.
Я честно забыл это. Или не услышал ее слова, потрясенный фактом своего признания в любви. В памяти отложилось лишь признание и то, как меня внезапно стошнило Лидке под ноги. Полгода прошло, человеческая память, заботясь о душевном равновесии, потихоньку стирает все неприятное, что было в прошлом. Хорошо, что для Бородаенко это не неприятное воспоминание, а веселый эпизод из офисной жизни. Хорошо, что он мне его напомнил…
Ё-моё, да о чем я думаю? Стою на грани увольнения, отношения с коллективом безнадежно испорчены, все окружающие считают меня лохом и держат за чмо. Тут не о Лидке надо думать.
Я-то, дурачок, поверил в себя. Раньше меня принимали за тихого, безотказного, приятного парня. Да, раньше на мне ездили. Использовали. Но относились хорошо. А сейчас? Сейчас все думают, что у меня произошло помутнение рассудка. Что я оборзел. Что я съехал с катушек и позволяю себе вещи, недопустимые для обычного лоха.
К деревенским дурачкам относятся хорошо ровно до тех пор, пока они окончательно не свихнутся. Я и был таким местным дурачком. От смены одежды и поведения я для них дурачком быть не перестал. Но стал дурачком агрессивным, странным. Оставаясь при этом таким же лохом.
А значит, для меня остается два варианта. Либо сдаться, извиниться перед Панченко, Николаичем, Жориком и соседом Васей, и стать прежним Резвеем. Либо уволиться и начать все заново на новой работе. С чистого листа.
Становится прежним не хотелось. Да и вряд ли я смогу вернуться к прежнему. Значит остается одно, уволиться по собственному желанию, пока не уволили за нарушение трудовой дисциплины.
Выйдя из туалета, я направился прямиком к Кацюбе.
***
- Выпиваешь в рабочее время, разлагаешь коллектив, плохо влияешь на атмосферу в офисе… Игорь Николаевич на тебя жаловался, говорил что ты грозился уволить его. Георгий Иванович рассказал, как ты его грубо обложил матом. Костя Панченко сообщил, что ты ему непристойную картинку на скринсейвер поставил, да запаролил компьютер. Сегодня на планерку опоздал. Я тебя не узнаю, Сергей.
Кацюба перечислял мои грехи, а я думал, что стучит, оказывается, не только Панченко. Стучат все. Это я, воспитанный в духе героев Жюля Верна и Фенимора Купера, считаю ниже собственного достоинства «сдавать» товарищей. А товарищи-то, никакие не товарищи. И скринсейвер менял Панченке не я, а Бородаенко.
- В общем, я хочу, чтобы ты хорошо подумал над собственным поведением. Штрафных санкций пока применять не будем, но если и дальше все будет продолжаться в таком духе…
- Станислав Евгеньевич, - перебил я его, - я увольняюсь.
Стас как будто окаменел. Обычно, когда он говорит, он раскачивается как Лобановский, взад-вперед. Сейчас он раскачиваться перестал. Я не без удовольствия наблюдал, как в его лысой бугристой голове ворочаются мозги, пытаясь осмыслить сказанное мною.
Логику Стаса понять можно. Работает уже не один год хороший сотрудник. Очень хорошо зарабатывает, на условия труда не жалуется. Не без перспектив. Критику в свой адрес воспринимает спокойно. И вдруг заявляет об увольнении.
Наконец, мозги Стаса успокоились. Стас вновь начал раскачиваться и спросил:
- А позволь поинтересоваться, почему?
- Зовут в другое агентство. На ту же должность, но с большим окладом, - не задумываясь, сказал я первое пришедшее в голову.
- Куда конкретно тебя зовут, спрашивать не буду. И уговаривать остаться не буду. Парень ты серьезный, раз решил, значит решил твердо. Но об одном все же попрошу. Сергей, подумай до завтра. Хорошо подумай. Золотых гор обещать не буду, но твое повышение в должности в ближайшее время я планировал. Подумай. От добра добра не ищут.
Теперь пришла моя очередь удивиться. Но удивлялся я, не показывая этого, а Стасу сказал:
- Хорошо, Станислав Евгеньевич, я подумаю. Всего доброго.
- До свиданья, Сергей. И это… Уверенности в себе побольше.
- Постараюсь, - я встал и вышел в приемную
Посетителей в приемной нет, Ритка сидит одна.
- Хорошо выглядишь, Рит.
- Спасибо, Сережа, - Рита удивленно вскинула на меня синие-синие глаза. – Слушай, а я тебя и не узнала сперва! Ты такой… такой… другой! Ты тоже хорошо выглядишь!
- Спасибо, - смутился я.
Я не импульсивен, но в этой ситуации, после неудачного утра, когда мое самомнение опустилось далеко за пределы той самой линии плинтуса, мне очень захотелось проверить себя. А заодно, отношение Риты ко мне.
- Рит, ты что сегодня вечером делаешь? – деланно бодрым голосом спросил я.
- Я? – деловито спросила она. – Я не знаю пока. А что, есть предложения?
- А давай сходим куда-нибудь? В ресторан может или в кино? Куда ты хочешь?
- Мне все равно, честно, давай в кино.
- Ну, до вечера тогда. – Я не удержался и расплылся в улыбке.
- До вечера, - улыбнулась она. – Только я не могу уйти, пока шеф тут. Так что вечером созвонимся.
И вновь погрузилась в какие-то бумаги. А я вспомнил рассказ Бородаенко, и моя радость что-то быстро улетучилась.
***
Когда я зашел в отдел, Гараян поглощал бутерброды. Панченко, наверное, опять убивал время у девчонок-дизайнеров, его рабочее место пустовало. Бородаенко сидел в наушниках и судя по тупому застывшему взгляду и вздрагиваниям, играл в “Doom 3”. Лидка посмотрела на меня, покачала головой и вновь уткнулась в монитор.
Остаток дня прошел спокойно. Панченко избегал встречаться со мной взглядом, да и я не пылал желанием общаться с ним. С обыденной рабочей суетой совсем забыл о вечернем свидании с Ритой.
Ближе к вечеру позвонил Лёха.
- Здорово, старик. Как ты? Все нормально?
- Привет, Лёха. Ты откуда?
- Да я сегодня только прилетел. Устал как собака. Че вечером делаешь? Может по пиву?
- Легко.
- Легко, - передразнил меня Лёха. – А че голос такой кислый?
- Нормальный голос.
- Не, меня не проведешь. Ладно, не кисни там, вечером поговорим. До связи.
- До связи.
Отключился, а потом вспомнил о Ритке. Ёпрст! Ладно, что-нибудь придумаем. Главное, дожить до конца это рабочего дня. А там будет проще, эмоции утихнут, да и Лёха что-нибудь подскажет. А подскажет ли? Зачем ему это надо вообще?
Выстроенную кирпичную стенку снесло ураганом враждебности коллег. Уверенность в себе, в собственной правоте – все рухнуло от одного подслушанного разговора. Старые ошибки висели мертвым грузом и не давали идти вперед.
А ведь еще предстояло решить вопрос с увольнением. Вечер обещал быть насыщенным.
Кирпич седьмой
После работы заехал в «Оптику» за контактными линзами. Строгий консультант магазина Лиза - милая девушка в очках, которые ее нисколько не портили - долго и терпеливо разъясняла мне особенности различных видов линз. Наконец я остановил выбор на самых дорогих, сверхкислородопроницаемых, с антибактериальным покрытием. Самые дорогие линзы обошлись мне дешевле очков, которые из-за досадных случайностей я менял раз в полгода.
И только дома вспомнил про встречу с Ритой. Блин, что делать? Очень хотелось встретиться с Лёхой, рассказать ему обо всём, что произошло, посоветоваться, что делать дальше, стоит ли увольняться.
С Ритой встретиться хотелось не меньше. Я никогда не думал, что у меня хватит смелости пригласить Ритку на свидание. Тем более, боялся даже предположить, согласится ли она. Еще бы, представьте себе классическую секретаршу наших времен: Маргарита Егорова, двадцать четыре года, ноги от ушей, белозубая улыбка, стройная фигура. Добавьте симпатичное личико с синими глазами, строгий костюм с короткой юбкой под цвет глаз, приятный поставленный голос. И ко всему этому великолепию – собранные длинные каштановые волосы.
Старый, думающий стереотипами Резвей, представлял себе Риту не иначе как недоступную для него любовницу шефа. Шефа, и никого больше. Самоуверенный Бородаенко так не считал и своего добился. А хочу ли я того же, чего и Бородаенко? У меня лет пять нет постоянной девушки, да и была то постоянной за всю жизнь всего одна. Мы жили вместе два года, пока я не понял, что любовь давно прошла, а чем жить с такой девушкой, лучше уж вообще жить одному.
Пять лет одиночества – это долгий срок даже для меня. Кто знает, может свидание с Риткой - это не просто схема Бородаенко «цветы-ресторан-постель-прощай». По крайней мере она мне нравится.
В общем, я решил отменить встречу с Лёхой. Но сначала надо позвонить Ритке.
- Рита, привет! Это Сергей Резвей.
- А, привет! – радостно защебетала Ритка. - Я как раз только домой зашла. Ну что, у нас на сегодня все в силе?
- Да, в кино идем. «Чужой против Хищника» сегодня в «Кристалл Паласе». Полдесятого. Фантастику любишь?
- Я, нет, не очень, - сказала Рита. – Но мне все равно, в кино сто лет не ходила. Заедешь за мной? Или в Гостинке встретимся?
Я чертыхнулся про себя. Все, завтра в автошколу!
- Блин, у меня машины нет, Рит. Но могу на такси заехать.
- Да не парься, давай в девять встретимся в Гостинке. Все, я побежала марафет наводить. До встречи.
- До встречи.
Блин. Тачка нужна по-любому.
Набрал номер Лёхи.
- О, здорова, – от него так и веяло бодростью и радостью к жизни, даже по телефону. – Освободился? Я сейчас тоже освобожусь, одна встреча осталась…
- Лёх, я не смогу сегодня, - перебил я его, - я девчонке одной пообещал в кино сходить. Ритой зовут.
- Кино? Кино - это здорово. Куда и на какой фильм?
- В «Кристалл Палас», на «Чужой против Хищника», на полдесятого, – машинально сказал я, немного ошеломленный тем, что Лёха тоже собрался с нами в кино.
- Чужой? Хищник? Это же разные фильмы вроде… - Лёха задумался. – Вроде неплохие фильмы были, может и этот ничего так будет.
- Да, наверное, - скучным голосом предположил я.
- Эй! Да ты не думай, я отдельно от вас пойду. Что думаешь, мне и в кино сходить не с кем? А насчет пивка… У тебя насчет Риты на ночь какие-то планы есть? Или все серьезнее?
- Планы? Это как попрет, я пока не думал.
В трубке раздался радостный гогот Лёхи.
- Блин, Серега, тебе еще учиться и учиться жизни. Не думал он! Чему учиться? Расскажу при встрече. А я вот к чему, если тебе именно сегодня переспать с Ритой… Ритой? Погодь, а что с заразой Лидкой? Почему ты не с Лидой в кино идешь?
- Эээ… Я тебе тоже при встрече расскажу, - промычал я, надеясь к встрече с Лёхой придумать что-нибудь правдоподобное.
- Ладно. Так вот, если тебе именно сегодня с Ритой хочется переспать, то вопросов нет, встретимся в другой раз. Если же это не горит, и переспать тебе пофигу с кем, то предлагаю классический вариант: пиво-сауна-девчонки.
- А кино?
- Все продумано! Смотри, я тебе звоню после кино, мы имитируем деловой разговор, потом ты строишь расстроенное озабоченное лицо и говоришь ей: «Риточка, милая, извини, очень важная встреча» и в таком духе. Ну, не глупый, сообразишь. Донельзя заинтригованная Рита едет восвояси, а мы едем пить пиво. Идет?
- Идет.
На этом мы распрощались, довольные друг другом. А я, быстро перекусив, начал собираться.
***
Ритка опоздала всего на пять минут. Чудо-девчонка. Едет по эскалатору, смотрит на меня, улыбка до ушей. Я ее даже не узнал поначалу, привык к ее офисному виду, а тут – джинсы, легкая куртка, волосы распущены. Ступенькой ниже стоят какие-то кавказцы в кожаных куртках. Один из них тронул ее за плечо, что-то спросил. Слов не слышно, зато видно как Ритка отрицающее качает головой. Кавказец явно расстроен.
Поднявшись, Рита внимательно изучила мое лицо, силясь понять, что же изменилось. Потом поняла – очков нет! – и улыбнулась. О своем открытии не сказала ни слова. Тактичная девушка, чего уж тут.
- Привет! Идем?
- Идем.
Она взяла меня под руку и мы вышли на вечерний Невский. Звучит банально, но на Невском вечером всегда красиво. Романтика. Неспешным шагом дошли до места назначения.
В кинотеатре народу немного, понедельник все-таки. Я купил билеты. До сеанса еще минут десять, можно успеть купить пива.
- Попкорн, колу, пиво?
- Ненавижу попкорн, - брезгливо сказала Ритка. - Пиво!
Взяли пива и прошли в зал. Места попались хорошие, не далеко, не близко, прямо по центру. А когда погас свет, я обнял Риту. Она доверчиво прильнула, и мне стало совсем хорошо.
***
Фильм поразил предсказуемостью. «Кто бы ни победил - человечество проиграет...», - гласила афиша. Никто не победил. Все умерли, включая и главного Чужого, и всех Хищников. Из людей осталась одна альпинистка-негритянка. Чем угрожает человечеству выжившая негритянка, я так не понял. Пиарщики в очередной раз лажанулись.
- Как тебе фильм? – спросил я у Риты.
- Нормально. Стандартная голливудская поделка, - улыбнулась Рита.
Мы стояли у входа и курили. Обычно пасмурное небо в этот раз скалилось яркими звездами.
- Мне холодно, - жалобно сказала Ритка.
Я приблизился к ней, обнял и спросил:
- А сейчас?
- Теперь тепло…, - сказала она, обнимая меня за шею.
Рот маняще приоткрыт, глаза смотрят пристально и ожидающе.
Страшно. Так и хочется прильнуть устами к ее губам, впиться и целоваться до умопомрачения. Осточертевшая нерешительность. Страшно, а вдруг отпрянет? Вдруг ей станет противно? Вдруг она не хочет? А потом весь офис будет смеяться.
«Знаете», - будет говорить Ритка, - «Резвей меня в кино пригласил. Я думаю, а что, делать вечером нечего, можно сходить. А он после фильма целоваться полез, как озабоченный!». Ха-ха, не будет она так говорить. Не будет. И вообще, че это я о всякой фигне думаю? Зачем я вообще думаю в такой ситуации?
Мне же не четырнадцать лет, чтобы грузиться такими сомнениями. Двадцать семь! Не мальчик уже. А каждый раз как в первый. «Наберись здоровой наглости. Будь грубее и не бойся казаться невоспитанным, сейчас воспитанные люди не в моде…», - вспомнились слова Лёхи. И я забил на сомнения и страхи.
Прижал Риту к себе и впился в ее губы. Как и хотел. Рита прикрыла глаза, а ее язык, опровергая мои сомнения, проник мне глубоко в рот.
- Слышь, ты? – прервал нас чей-то неприятный развязный голос. – Курить есть?
Я с трудом оторвался от Риткиных губ и ошалело оглянулся. Сзади стояли три парня. Двое из них – классические скинхеды в бомберах, в зенитовских «розах». А третий - Лёха.
***
- Курить? – непонимающе глядя на Лёху, спросил я. – Есть. Ща.
Вытащил пачку сигарет, большим пальцем руки приоткрыл пачку и протянул щербатому скинхеду. Он вытащил одну сигарету, вставил в зубы и спросил:
- Слышь, эта, корешам еще дай.
Я снова вытащил пачку и протянул. Щербатый вытащил еще две сигареты, дал второму скинхеду и Лёхе, и сказал:
- Слышь, у тебя тут децл осталось совсем, давай всю пачку. А ты себе новую купишь.
Злость постепенно наполняла меня. Ритка с интересом следила за ситуацией.
- А рожа не треснет? – вспомнил я наиболее подходящую фразу.
Лёха довольно заулыбался. Щербатый скривился и сказал:
- Не, не треснет, братан. У тебя может треснуть, если чо.
Черт, или я дебил, или тут что-то не так. Проверить это можно лишь одним путем.
- Да иди ты на хуй, сука. Съебался отсюда.
- Чо? – удивился Щербатый и кивком головы врезал мне по носу.
Из носа потекло что-то мокрое. Я прижал ладони к носу. Лёха лыбился.
Шокированный таким развитием событий, я сделал то, чего никогда не сделал бы, будучи один, без Риты. Правая рука сама сжалась в кулак, разогнулась, и кулак угодил Щербатому прямо в нижнюю челюсть. Удар получился слабым, но Щербатый картинно упал на асфальт и замер в позе зародыша.
- Э, э, ты че? Братуха, все нормально, мы не причем. Извини, если что не так, - испуганным голосом сказал Лёха. – Все, мы сваливаем.
Они вместе со вторым зенитовцем подняли стонущего Щербатого, и ускоренным шагом двинули в сторону подземного перехода.
Ритка удивленно смотрела на меня. Потом опомнилась, подбежала, вытащила платочек, приложила к моему носу и спросила:
- Сереж, ты в порядке?
- Да нормально все. Давай зайдем в кинотеатр, надо кровь смыть.
- Конечно, конечно, - залепетала она, - Давай я помогу.
В туалете я отмылся, набил ноздри туалетной бумагой и в таком нелепом виде вышел в Ритке. То, какими глазами она на меня смотрела, стоило десяти таких ударов.
Кирпич восьмой
Ритка долго не могла успокоиться после встречи со скинами. Всю дорогу она в деталях вспоминала происшествие, с каждым разом приукрашивая мои подвиги. В последней ее версии хулиганы выглядели мелкими глупыми детишками, не понимающими, с кем связываются. То, что я сам получил по носу, она сочла неким хитрым тактическим приемом.
- Не, Сереж, круто ты так загнулся, как будто от боли, а потом сам кэ-э-эк дал! – тараторила Ритка. - Те двое аж сразу перекосились, поняли с кем дело имеют!
Да уж, удружил Лёха. Хоть бы предупредил, что ли. Тем не менее, слушать Ритку приятно.
Мы зашли в одно кафе поблизости от кинотеатра. Полутемная интимная обстановка заведения настраивала на авантюрный лад.
Кругом сидели влюбленные парочки, а у телевизора собралась небольшая кучка пузатых мужиков, смотревших футбол. За бильярдным столом лениво гонял шары какой-то очкастый парень. После каждого неудачного удара он мрачнел лицом и бормотал страшные проклятия.
Толстая, но опрятная официантка принесла нам темного пива. Арбузные груди колыхались в такт ее движению. Ритка ревниво проследила мой взгляд, а потом куда-то в пустоту сказала:
- Ей явно не помешало бы заняться утренними пробежками и сесть на диету.
Я постепенно отходил от первой в моей жизни драки и сейчас с упоением вспоминал сладость чувства от… Нет, не от победы своей фиктивной, а от того, что смог, смог ударить человека. Ударил, даже не зная точно, что это повлечет.
Нос противно пульсировал и отдавался ноющей болью. По пути в кафе зашли в аптеку, где я купил пластырь. С пластырем на носу я чувствовал себя пострадавшим за правое дело героем.
Наверное, впервые в жизни я пожалел, что в детстве не записался на бокс. Отец мой, преподаватель математики, всегда противился тому, чтобы я занимался подобными видами спорта. Зато с его подачи я собирал марки и разводил аквариумных рыбок. Где те рыбки-то? Потерянное время.
- Сереж, а ты наверное боксом занимался? – перебила мои размышления Рита. – Или самбо?
- Ничем я не занимался, Рит, - хмуро ответил я. – К сожалению.
- А вот Сашка Бородаенко мне рассказывал, что он занимался чем-то таким. То ли ушу, то ли кун-фу. Даже пояс у него какой-то есть. А Стас – вообще чемпион СССР по тяжелой атлетике.
- Про Стаса я знаю, - сказал я. – А насчет Сани Бородаенко. Это правда, что вы встречались с ним?
- Да, встречались одно время, пока он мне не надоел. А ты откуда знаешь? – прищурив глаза, спросила Ритка.
- Слышал от него, - ответил я.
- Да, правду говорят, что вы, мужики, хуже баб. И язык у вас без костей, - презрительно сказала Рита.
- Ну ты всех-то под одну гребенку не греби, - оскорбился я за мужиков.
«Го-о-ол!» - заорали болельщики. Бильярдист-очкарик испуганно вздрогнул. Официантка повторила пива. Оптически ее груди стали еще больше. Когда она отходила, я с трудом перевел взгляд на Риткину грудь. В сравнении с арбузами официантки, ее грудь явно проигрывала. Но маленькими ее сиськи я назвать не решился бы.
- А что еще он рассказывал? - сделав ударение на слове «еще», спросила она.
- Да ничего особого. Встречались, рассказывал. Расстались, рассказывал.
- Хватит увиливать, Сергей! – возмутилась Ритка. – Говорил он, что трахнул меня? Говорил, что бросил?
- Хрен его знает, Рит, что ты привязалась? – вспылил в свою очередь я. – Какая разница, говорил он что-то или нет?
- Да такая, что, если говорил, то он лгал как сука. Да, мы встречались пару раз, один раз он цветы какие-то полевые подарил, повез к себе домой после ресторана. Выпили пару бутылок коньяка. Саша долго мялся, наконец решился, когда выдумал, что я окончательно опьянела, - с какой-то остервенелой злостью рассказывала Рита. - Но оказался не способным к боевым действиям, поник, стушевался, извинился и отправил меня домой.
- Что значит «оказался не способным к боевым действиям»? – решил уточнить я.
- Ну ты что, Сереж, совсем глупенький? Не встал у него, понимаешь? После этого он не то что «бросил меня», он взглядом со мной боится встречаться! А всем, гад, рассказывает, что поматросил меня, да бросил.
- Ну, может для него факт того, что ты соглашалась с ним переспать, уже сам по себе является победой? И он потерял спортивный интерес? – спросил я.
- Да? – задумчиво сказала Рита. – Я не думала над этим. Но если бы я была мужчиной, то я бы это победой не назвала. А назвала бы полным, безоговорочным и позорным поражением.
Закурили. Пока курили, наши забили еще один гол. А потом позвонил Лёха.
- Да!
- Старик, ну ты долго еще? За полночь уже!
- Да, понял. Это срочно? Ясно… Хорошо, через полчаса буду.
- Посади ее на такси и возвращайся туда, где сидишь, - четким шепотом сказал Лёха.
- Все понял. До связи.
Эх, хорошая девчонка Ритка, свойская такая. И расставаться не хочется.
- Рита, мне очень жаль, но я вынужден уехать. Важная встреча.
- В час ночи? – широко раскрыв глаза, удивленно спросила она.
Я мысленно нецензурными словами похвалил Лёхин план. Да и сам я придурок. Действительно, какая может быть важная встреча у рекламного менеджера в час ночи? Оставалось сохранить хорошую мину.
- Да, Рит. В час ночи. Очень важная встреча. И я очень хочу проводить тебя и посадить на такси.
- Хорошо, как скажешь, - растерянно сказала она.
Для нее-то план действий расписан до утра. Милая беседа за кружкой пива, потом можно еще куда-нибудь заглянуть, а можно сразу, конечно, предварительно поломавшись, дать согласие поехать ко мне или к ней. Ну что же, Рит, ожидание секса порой приятнее, чем сам секс. Так что, обождем.
Я расплатился, мы вышли в прохладную ночь. Я поймал такси. Прежде чем сесть, Рита чмокнула меня в щечку, улыбнулась, а потом смачно поцеловала меня в губы. Или я ее поцеловал? Не важно, факт в том, что одновременно это получилось, непроизвольно. Я расплатился с таксистом и вернулся в бар.
В одиночестве сидя за кружкой пива, я вспомнил, как утром тупо просрал все свои планы, как меня выгнали с планерки, какой унизительный для меня разговор я подслушал у двери нашего кабинета. И подумал, стоило ли грузиться? Жизнь продолжается.
***
Я допивал пиво, когда в бар ввалилась уже знакомая мне троица: Лёха и два скинхеда. Шумной, привлекающей внимание толпой, они подошли ко мне.
- Здорово, Серега! – сказал Лёха. – Знакомься! Лом! Лобзик!
Лобзиком оказался Щербатый. Он довольно лыбился, при улыбке его череп туго обтягивался блестящей кожей.
- Официант! Пива! – заорал Лёха.
Тут же прибежала уже знакомая мне толстая официантка, выгрузила с подноса пиво, не пролив ни капли, и удалилась под одобрительные взгляды скинов. «Вот это я понимаю, сиськи!» - воскликнул Лом ей вслед. Официантка оглянулась, лукаво улыбнулась и погрозила ему пальцем. Скины заржали.
- Ну, че, пацаны, за знакомство! – серьезно сказал Лёха.
- За знакомство!
В несколько шикарных глотков «пацаны» осушили бокалы. Минут двадцать посидели, лениво обсуждая футбол, и уже не торопясь, потягивали холодное темное пиво. У меня на языке вертелось поскорее спросить Лёху о сегодняшней драке, рассказать ему о том, что произошло в эти дни, но Лёха знаком дал понять, что пока не время.
- Ладно, пацаны, приятно было познакомиться! У меня тут с корешем разговор серьезный будет, - сказал он скинам.
- Какой базар, Лёха, мы удаляемся, – кивнул Лом. – Бог даст, свидимся еще.
- Свидимся, куда денемся, - подтвердил Лёха. – Еще раз спасибо за помощь. Хорошие вы актеры.
Скины удалились.
- Лёш, объясни мне, что произошло у кинотеатра? – нетерпеливо попросил я. – И кто эти парни?
- Обычные парни. Такие же менеджеры среднего звена, как и ты. Просто сильно увлекаются футболом и фэн-движением. Завсегдатаи тринадцатого сектора.
- Ну это я понял. – сказал я. - А что они с тобой делали?
- Видишь ли, Серега, авторитет поддерживается не только хорошо подвешенным языком, но и кулаками. Вернее, не сколько твоими физическими характеристиками, сколько готовностью броситься в бой. Как ты думаешь, почему люди боятся озверевших кошек? Ну что может сделать этот маленький мурлыкающий пушистик против человека? Ну, исцарапает тебя. Но в итоге-то ты ему шею свернешь. То есть, сила кошки заведомо слабее силы человека. Но кошка проявляет готовность пустить когти в ход, не смотря на неравенство сил, а человек – нет.
Я улыбнулся такому сравнению. И ведь действительно, я бы не рискнул пойти против вздыбившейся и шипящей кошки. Проще пойти на попятную, смириться с этим малюсеньким поражением, стереть его из памяти, зато не получить ни царапины.
- И у людей так, что ты ржешь? Я видел много различных групп людей, где доминировал не самый сильный и не самый здоровый. В группе доминирует лидер, лидер готовый ценой жизни порвать пасть любому, кто пойдет против него. И все эти здоровяки и спортсмены пасуют перед таким с виду хилым, но сильным духом лидером. Понятно излагаю?
- Пока все понятно, - кивнул я.
Мне уже понятно, к чему клонит Лёха. Но прописные истины, знакомые каждому пацану, проведшему хотя бы часть детства на улице, в изложении Лёхи звучали иначе. Весомее, что ли.
- Идем дальше. Если б я тебя просто предупредил о том, что собираюсь организовать твою стычку с хулиганами, ты был бы готов к этому, заранее бы знал, что тебе ничего не грозит. Понятно, здесь ни о какой силе духа речи быть не может. Просто, перед девчонкой пофорсить, липовый авторитет наработать. А такой дутый авторитет, рано или поздно, раскроется и тогда падать тебе будет очень больно.
В этот момент я понял, что изменить себя мне будет несколько сложнее, чем представлялось ранее. Невозможно придать себе вид «готового ценой жизни порвать пасть любому, кто пойдет против меня», не побывав в таких ситуациях. В ситуациях, когда отделаться сломанными ребрами я почту за удачу.
- А пацаны-то откуда? – спросил я.
- Вышел я из кино, жену домой отправил на такси, а сам в этот бар зашел. Выпью, думал, кружку пива, пока Резвей там с девушкой общается. Здесь и познакомился с Ломом и Лобзиком, прикольные погоняла, да?
- Ага. Напоминают капитана Врунгеля и рассказы Носова.
- Поговорил с пацанами, попросил поучаствовать в легком театральном действе.
- И они так просто согласились?
- Подход к людям надо знать. Да речь не об этом. Ты, кстати, молодцом себя показал, не растерялся.
- Да растерялся я, Леш, - признался я.
- Да? Ну, я не заметил, а если я не заметил, то никто не заметил. Удар, конечно, на двоечку был, но, главное – сам факт! Ты преодолел свои страхи, растерянность и сделал как надо.
- Да если бы не Рита…, - начал я, но Лёха перебил.
- А то! Женщины нас, Резвей, окрыляют! Я потому и подобрал такую ситуацию, чтобы ты не смалодушничал. А то знаешь, бывает: да ладно, зачем конфликтовать, можно миром решить, все равно о моем позоре никто не узнает. Это заведомо порочная философия, особенно учитывая то, что сам-то ты об этом знать будешь! И каждый такой малодушный поступок – это гвоздь в гроб твоей силы и уверенности.
Лёха умолк, залпом допил пиво и заказал еще.
- Слушай, а че с Лидкой? Ты же любишь ее вроде?
- Не знаю, Лёха. Мне очень сильно хотелось доказать себе, что я что-то могу. Пригласить секретаршу шефа в кино показалось мне сильным поступком.
- Че за глупости? – сморщился Лёха. – Ну, ладно, продолжай. А еще лучше, начни сначала, расскажи все, что произошло с момента моего отъезда.
Пока я рассказывал, мы выпили еще по паре бокалов пива. Лёха иногда одобрительно кивал, иногда – кривился, но не перебивал. После моего рассказа он посмотрел на часы и сказал:
- Итак, первый вывод: с соседями и сослуживцами надо дружить. Твой сосед Вася, конечно, полный долбоеб, и ты правильно сделал, что отшил его. Но запомни, худой мир – лучше доброй ссоры. У тебя же застенчивость переросла в излишнюю самоуверенность и агрессию. За пару дней ты умудрился до предела обострить отношения с Васей, обоими вахтерами и Панченко. Здесь не действует тактика «лучшая защита – это нападение». Контролируй свои эмоции.
- Это я и сам уже понял, - сказал я.
Мне кажется, я начал понимать разницу между тем, когда надо не дать себя в обиду, а это можно делать вполне доброжелательно, и тем, когда закрепляя мизерное превосходство, я не упускал случая добить кого-то, танцуя на его костях. Взять хотя бы тот случай, когда я подарил свои старые шмотки Васе, а потом «поздравил» его с обновкой.
- Плохо понял, - подтвердил мои догадки Лёха. - Не озлобляй людей против себя. Я понимаю, тебе сейчас сложно, но твоя задача: балансировать на грани. Не давать себя в обиду, но при этом быть милым приятным Резвеем. А это уже дипломатия.
- Ясно, - кивнул я, - учту.
- Насчет подслушанного тобою разговора, - продолжил Лёха. – Ну это совсем глупый непродуманный поступок. Так подставиться? Ну и что ценного ты узнал? Ничего нового о себе ты не услышал, только испортил себе настроение. Никто не гарантировал тебе моментального изменения отношения к тебе людей. Это дело не одного дня, не месяца даже. Но если будешь двигаться в правильном направлении – то все будет нормально. И уважать еще станут, вот увидишь. Так что не вздумай увольняться! Все эти панченки воспримут это как победу, а ты же надолго запомнишь это поражение. И даже если ты на новом месте добьешься успехов, то воспоминания об этой неудаче будут незаживающей раной в душе беспокоить тебя. Тем более шеф тебе повышение обещал…
- Он не обещал, он сказал, что было в планах, - исправил я Лёху.
- Да это одно и тоже. Не было бы в планах – вообще бы не озвучивал тогда. И еще. Возможно, это звучит банально, но именно в этом секрет успеха. Воспитывай силу воли. Поставил задачу бегать по утрам – так не ленись, просыпайся рано, вставай и - пофиг на погоду – бегом на улицу! Дождь там, снег или град – это все отмазки для слабовольных даунов. Ясно?
- Ясно.
- Что касается твоих амурных похождений... – задумался Лёха. - Скажу просто: бери не то, что легко дается, а то, чего самому хочется.
Посидели еще с полчасика, разговор плавно перешел на Лёхины дела, да на баб. Лёха так и не сказал, чем он занимается, зато о бабах говорил с видом знатока и со вкусом.
Шел пятый час утра, пора по домам. Лёха сел за руль, серьезный и сосредоточенный, словно не он недавно выпил литров пять пива. Ехали молча.
А когда проезжали Каменоостровский, я увидел идущих по тротуару Панченко с Лидкой. Они держались за руки. Я моментально протрезвел и прошептал «Нифига себе!». Лёха отреагировал моментально.
- Кто такие?
- Тот самый Костя Панченко. И знаешь с кем? С Лидкой.
Лёха чему-то загадочно улыбнулся и полез за сотовым.
Кирпич девятый
Я удивленно смотрел на Лёху. Он что, собирается вызвать Лома с Лобзиком? Чтобы еще и Костю протестировать своими скинхедами? Может это подло, но, честно говоря, мне хотелось посмотреть, как отреагирует на ситуацию Панченко, в обнимку идущий с Лидой. Я ощутил резкий приступ ревности, в груди что-то защемило. Лёха набрал номер и я замер в ожидании.
- Леонид, здравствуй! Не разбудил? Ясно, ну извини. Я Лидию твою встретил на Каменоостровском, парень с ней какой-то. Ясно, ну давай, я пригляжу за ней пока. На машину мою ориентируйся.
Я вопросительно уставился на Лёху. В горле зарождался ком, а в груди воцарилось опустошение. Лёха кинул сотовый в карман, заглушил мотор и закурил сигарету. Потом взглянул на меня и сочувственно стал объяснять:
- Лидия твоя – любовница моего друга Леонида. Он ее поддерживать начал в те времена, когда она в институте училась. Но был уговор – спать только с ним. Понимаешь, вряд ли он ее любит, но то, что собственник он еще тот – это факт. Уже лет шесть они вместе.
- И чем этот Леня занимается? – спросил я.
- Да чем он только не занимается. Большой человек. Своя сеть магазинов, водочный завод, да ты его должен знать, Баркан его фамилия.
Кто же его не знает? Авторитетный предприниматель и меценат, известный в криминальных кругах как Ткач, он же Леонид Баркан. А я - баран. Тешил себя какими-то надеждами, не позволяя себе думать о том, что у такой восхитительной девушки обязательно кто-то есть. Теперь понятно, почему Лидка никогда не распространялась на эту тему.
В голове крутились сотни вопросов. Откуда Лёха знает Ткача? И почему так запросто позволяет себе общаться с ним? И кто тогда сам Лёха? Но задать все эти вопросы я не решился. А Лёха, словно знатный телепат, сам ответил на мои вопросы.
- С Леней мы в школе вместе учились. Потом в один институт поступили. Тихий еврейский мальчик был, до поры до времени. Потом продвинулся он реально. Пересекались после института постоянно, но уже по делам. Иногда на охоту вместе ездим.
- Так ты Лиду знаешь?
- Выходит, что знаю. Красивая девчонка, спору нет. Я Леню без нее вообще редко вижу.
- Они живут вместе? – спросил я.
- Да не, что ты. Ленька уже лет десять как женат.
Лёха заинтересованно наблюдал за Панченко с Лидой. В это время они остановились у стены Ленкома. Костя положил руки ей на плечи, притянул к себе и попытался поцеловать. Лида уклонилась. Пронесло. Не поцеловались. Внутренне я позлорадствовал, а потом понял, что радоваться нечему. Ведь это Костя сейчас обнимает мою любовь, он хотя бы пробует ее поцеловать. А я даже на свидание ее боялся пригласить.
- Лёха, а зачем ты Леониду позвонил? Косте же теперь достанется! По-моему, это подло.
- Подло? Знаешь, Сережка, мне кажется, если тебя ударят по щеке, ты не только подставишь другую щеку, но еще и встанешь раком, снимешь трусы и услужливо раздвинешь ягодицы. Думаю, ты мазохист.
- В каком смысле?
- Сколько говна тебе Панченко сделал? И ты переживаешь за него еще? Да не волнуйся, ничего твоему Косте не будет. Знаешь такую поговорку, сука не захочет – кобель не вскочит? Спрос с Лидии будет, Панченко для профилактики по башке, может, настучат, этим все и ограничится.
- Что значит, спрос будет? – не понял я.
- В данной ситуации поскандалят немного, потом Лидия расплачется и успокоит Леню, сделав ему что-то приятное.
Тугой ком ревности подкатил куда-то в район сердца. А жестокий Лёха продолжал:
- Вот и все. А позвонил я Леньке знаешь почему? Потому что Панченко твой мне – никто, а Леня - мой старый кореш, и я не могу допустить, чтобы его кто-то обманывал, пусть даже любовница.
- Так что получается? Ей и встречаться ни с кем нельзя теперь?
- Встречаться? Да ты, Серег, как с Луны свалился. Хочешь сказать, парни с девушками встречаются, чтобы эстетическое удовлетворение получить? Ни одна девушка и ни один парень не встречаются просто так, - зло сказал Лёха. – Они встречаются, чтобы потрахаться. А дальше все зависит от доступности девушки и настойчивости парня.
- И все-таки?
- Понимаешь, Серега, как только Лидка захочет променять безбедную жизнь, защиту от любых проблем и карьерный рост на любовь, так все и закончится. Леня забудет к ней дорогу, - пояснил Лёха. - Ясно?
- Ясно. Мало какая женщина променяет благополучие на любовь.
- Мало ты женщин знаешь, - горько усмехнулся Лёха.
- А мне что делать? – спросил я.
- Делай то, что считаешь нужным, - уверенно ответил он. - В делах сердечных советчиков быть не может.
Мимо пронесся черный «Инфинити». Проехал вперед метров двадцать, притормозил. Лидка испуганно отстранилась от Панченко и медленно пошла к джипу. Костя неуверенно брел следом. Лида села на переднее сиденье и захлопнула дверь.
Джип резко газанул и умчался. Недоумевающий Панченко побрел в сторону метро. «Извини, Костя, что испортили тебя праздник», - подумал я. И неожиданно для себя ощутил острое чувство жалости по отношению к этому далеко не приятному мне типу.
***
Спал всего час. За окном монотонно моросил осенний дождь. Вставать не хотелось, кости ломило так, словно по мне проехался трактор, а в голове мозги устроили вечеринку с приглашенным диджеем Бодуном. Тем не менее, помня о злополучном утре прошлой пятницы, вскочил сразу же, ноющие ноги нехотя понесли меня на кухню.
Покорил себя, что сразу же, как приехал домой, не выпил литр минералки с аспирином. Пришлось делать это сейчас. Пока вскипал чайник, поприседал с вытянутыми руками. Колени противно хрустели, явно пора заняться физикой.
Выпил чашку горячего черного кофе, накинул спортивный костюм и на улицу - бегать.
Во дворе встретил соседа Васю. Вася выгуливал Полкана. Вернее, Полкан выгуливал Васю, по всему, пребывающего в состоянии анабиоза. Узрев меня, Вася встрепенулся:
- Сосед, стольник до…
- Нет.
Вася угас и как-то безнадежно махнул рукой.
Для начала пробежал пару стометровок на максимуме, а потом просто бегал, пока не почувствовал, что больше бегать не могу, иначе сдохну. Минута передышки, и еще круг. Все, теперь можно домой. На улице прохладно, но мне жарко. Пот стекал ручьями, сердце готовилось выскочить, если не сразу, то с минуты на минуту. В боку покалывало. А еще очень сильно болело горло, словно его хорошенько обработали напильником.
На крыльце спал Вася. Полкан с поводком под ногами заинтересованно ковырялся в чьих-то какашках. С балкона высунулась Катерина, Васина жена, и истошно закричала:
- Василий! Да что же это такое, а? Василий! Живо домой!..
Дослушивать я не стал. Перепрыгивая через ступеньку, резво поднялся к себе на этаж.
Дома скинул тренировочный костюм, и попробовал отжаться. Р-ра-азз… Рухнул на пол. Офигеть! Лет пять назад свободно делал двадцать отжиманий. Да уж. Встал, потряс руками. Второй подход оказался успешнее – два раза. В третий подход кое-как осилил один раз, руки тряслись и дрожали.
В принципе, ничего страшного. Я через это уже проходил. Уже через месяц близко подберусь к прежним показателям – двадцать-тридцать отжиманий за подход. А через два доберусь до сорока. Главное – не бросить.
Теперь подтягивания. Повисев, словно сосиска, я, извиваясь как змей, все-таки смог подтянуться один раз. Отдохнул и сделал еще два подхода.
Все, теперь в душ.
Быстро помылся и начал экспериментировать с температурой воды. Тепло, горячо, резко холодно. Душа ушла в пятки, перехватило дыхание, ледяная вода смывала сонливость и апатию. Раз, два, три, четыре… И опять тепло. Здорово!
По всему телу эйфория, а в голове – благодарность самому себе за то, что хватило воли воплотить задуманное. А самое главное – никаких следов похмелья не осталось!
Все утро думал о Лиде и Рите. Обе красивые, но одна – любовница Ткача, а вторая - свободна. Лида меня терпеть не может, а Рита относится ко мне очень хорошо.
Вот только люблю я Лиду. А любовь зла.
***
Придя на работу, первым делом пошел к Кацюбе. В приемной сидела Ритка и набирала какой-то документ на компьютере. Увидев меня, бросила печатать, заулыбалась.
- Привет! Как дела? Как вчера встреча прошла? Нос целый?
- Нос целый, встреча прошла нормально, - ответил я. – Кацюба у себя?
- Да, у себя, - сказала Рита. – Но у него посетитель. Присядь на диван, подожди пока.
Я сел на диван. Краем глаза наблюдал за Риткой. Невольно сравнивал ее с Лидой. Нет, в красоте Маргарита ни в чем не уступает Лиде. Голову запрокинул на кресло, прикрыл глаза.
- Сережа, ты можешь зайти!
- Спасибо, Рит.
Ох, блин, чуть не уснул ведь. Зарядка-зарядкой, а спал-то я всего около часа. Поправил галстук и зашел к генеральному.
- Станислав Евгеньевич, можно?
- Входи, Сергей.
Я закрыл дверь и сел напротив Стаса. Он упер локти в стол и о чем-то думал. Потом открыл ежедневник и стал рисовать треугольники. Наконец поднял голову и сказал:
- Выкладывай.
- Я решил остаться, Станислав Евгеньевич.
- Отлично. Твой трудовой договор мы пересмотрим… в сторону увеличения заработной платы. В декабре Михаил Степанович уходит в отпуск, поработаешь на его месте – исполняющим обязанности моего зама. Справишься?
- Справлюсь, - мне стоило больших трудов сказать это твердо.
- Вот, поработаешь с месячишко, освоишься, контакты наведешь, - Стас тяжело вздохнул. – Со здоровьем у меня последнее время, Сергей, нелады. Сердце пошаливает, одышка.
Я внимательно слушал. К чему же он клонит? Вдруг открылась дверь, ведущая в вип-комнату. Оттуда, широко улыбаясь, вышел Лёха. Я потряс головой, уж не снится ли мне все это?
- Мне уже далеко за шестьдесят, и я решил отойти от дел, - продолжил Кацюба. - Конечно, мне не хотелось отдавать свое детище кому попало, и после долгих поисков по рекомендации друзей я вышел на Алексея Алексеевича Верняка. Алексей согласился выкупить мою фирму…
Лёха картинно поклонился. Я подумал, что рекламное агентство «Расмус Медиа» - хорошая покупка.
- Да вы уже знакомы. Алексей Алексеевич сразу сказал мне, что хочет поставить руководить нашим рекламным агентством настоящего профессионала. После долгих раздумий я понял, что кандидатура только одна – это ты, Сергей.
- Да, Серег, ты подходил по всем параметрам, но если бы мы тогда тебя сразу сделали руководителем, твои комплексы и забитость сделали бы из тебя плохого директора, – серьезно сказал Лёха, для меня теперь уже Алексей Алексеевич Верняк. – Авторитет ты должен был заработать сам.
- Да, Сергей, - продолжил Кацюба. – Ты же был самой настоящей тряпкой, об которую все вытирали ноги. И тогда Алексей вызвался помочь тебе. Но помочь ненавязчиво. Результат мы видим есть, да какой! Даже Маргариту чуть не соблазнил, мою прелесть! Ха-ха-ха! Эх, Сережа, Сережа…
Я сидел и думал…
- Сережа, Сережа! Проснись! – услышал я далекий голос Риты.
Она взяла меня за руку и будила меня. Я открыл глаза.
- Извини, Рит, - вяло протянул я. - Практически не спал сегодня.
- Да с кем не бывает. Проснулся, соня?
- Ага, - улыбнулся я.
- Ну иди к Кацюбе. Он уже ждет.
***
Казалось, Кацюба абсолютно не удивлен известием, что я остаюсь. О повышении зарплаты и повышении он вообще словом не обмолвился, я же решил этот разговор отложить на потом. Судя по настроению Кацюбы, сейчас не самый подходящий момент для того, чтобы просить повышения.
В наши сети как раз крупный клиент попался, настолько крупный, что халтурить значило поставить на репутации фирмы крест. Проект поручили Лидке, но она настолько была погружена в свои амурные дела, что наиболее ответственную часть поручила Панченко. Это было до начала их романа.
Теперь в моем отделе воцарились хаос и паника. На носу – срок сдачи проекта, Лидка носится с бумагами и дисками из отдела в отдел, а Панченко обиженно дуется и делает вид, что она для него – пустое место. Малыш-малыш… Тебе бы больше внимания работе уделять, а не в служебный роман играться.
Сначала Костя ходил весь такой влюбленный, что ему было не до проекта. Теперь, угнетенный разрывом с Лидкой, он всем своим поведением показывал, что работать в одной фирме с такой стервой как Фрайбергер полностью противоречит его принципам и идеалам. Боже мой, ведь это так просто – не путать личные отношения с рабочими. Жаль, но Костя сам до этого не дошел.
Окончательно в своей правоте я убедился, когда взмыленная Лидка попросила ей помочь. Мне стоило великих трудов и внутренних взываний к своей новой философии, чтобы отказать ей. Тому были объективные причины – своей работы было валом.
И только когда над Костей нависла реальная угроза не закончить успешно испытательный срок, он зашевелился.
А после обеда в столовой Лида с Панченко долго о чем-то беседовали на улице. Панченко остаток дня просидел над бумагами молчаливо-мрачный и расстроенный.
Вид отверженного Кости придал мне уверенности, и я решил сегодня же вечером пригласить Лиду в кино или в ресторан, хоть куда, не важно. Пошла же она с Панченко. А чем я хуже?
В ожидании этого, остаток рабочего дня пролетел для меня незаметно. Наконец я выбрал момент и вытащил Лиду на лестницу на перекур.
- Ты что сегодня вечером делаешь, Лида? Может быть в кино сходим? - выпалил я, стараясь говорить твердо и уверенно, как Лёха учил.
- Резвей! Ты что, с дубу рухнул? – воскликнула Лидка, привлекая к нам внимание. – Какое кино? О чем ты? Конец месяца, работы валом!
Ошарашенный Лидкиной грубостью, я замер. Но – прогресс! – абсолютно не смутился. Сглотнул слюну и тихо ответил:
- Лид, успокойся. Не хочешь – не надо, зачем кричать? А работать надо всегда, не только в конце месяца… Кстати, Лёня не очень ругался?
Мой вопрос ошарашил Лиду. Она замерла с открытым ртом, а потом пришла в себя, собралась и резко ответила:
- Не твое дело! - потом вздохнула и продолжила, - ладно, давай встретимся. Только не в кино. Не люблю кинотеатры, жрут там, пакетами шуршат – никакой атмосферы! Номер мой знаешь, часам к девяти позвони.
- Добро, - вымолвил я.
Сам не поняв, счастлив ли я или нет, сел за рабочее место и предложил Гараяну сыграть по сети в футбол. Мы иногда устраивали такие баталии, давая мозгам отдохнуть.
- Я создам игру, Серег, - обрадовано ответил Левон, высыпая себе в рот остатки чипсов.
Я кликнул на иконку FIFA Soccer ’2004, одел наушники. А через минуту почувствовал вибрацию телефона в кармане. Чертыхаясь, вытащил сотовый.
На его экране высветился номер Риты.
|
|
| |
|
|
| 13.08.08 09:23 |
твоя Мечта | Кирпичи. Полная версия. Часть 1 |
ru |
Инициация
- Ты в магазин? Купи мне шоколадку, Резвей, - попросила Лида. – Очень хочется есть, а до обеда еще о-го-го сколько!
Вот, стерва, а! Так подставить, а теперь спокойно о чем-то меня просить! Лидка Фрайбергер, несмотря на сложившийся стереотип о некрасивых немках, отличалась офигительной внешностью. Она это знала, и самое хреновое, она этим во всю пользовалась.
Сидящий в кабинете народ дружно скалится. Всем интересно, как я отреагирую. Епт.
Шеф дал нам с Лидкой проект. Свою часть проекта я выполнил, а наша деловая стрекоза Лидочка, занятая куда более важными делами, не успела. И ладно бы не успела да покаялась – шеф бы побурчал и продлил бы срок – нет!
Утром, на планерке, не моргнув глазом, заявила: «Михаил Степанович, выполнение проекта задержано по вине Резвея, не собравшего в срок данные по заказчику». Резвей – это моя фамилия.
Я от удивления потерял дар речи. А Степаныч, старый хрыч, внимательно изучив длиннющие Лидкины ноги, заканчивающиеся где-то на уровне его груди, вынес вердикт. Проект закончить до завтра, Резвея лишить квартального бонуса.
В общем, послать Лидку в далёкие края или принести шоколадку, вопрос не стоит. Первое сделать не позволяет врожденная робость и воспитание. Оставалось второе. Но вопрос в том, как бы ответить, окончательно не растеряв остатки гордости. Если бы мы с Лидкой были одни, я бы просто согласился, но коллектив, до этого сосредоточенно кликающий мышками, замолк и превратился в само внимание. Поворочав мозгами, я нашел, казалось бы, компромиссное решение.
- Хорошо, - буркнул я, - но с тебя чашка горячего кофе к моему приходу.
- Щас, разбежался, - скривила губы Лидка, - не маленький, сам нальешь.
Такого ответа я не ожидал. Где-то в углу программистов послышался отчетливый смешок. Это Саня Бородаенко не сдержал презрения. Он вообще всех презирает, а меня – особенно.
- Резвей, и мне сигарет купи, белый «Мальборо»! Белый, слышь, не красный! – заорал стажер Панченко.
- А мне щенка, кроссовки и барабан! Ладно, Резвей? С получки отдам! – то Бородаенко не удержался и проявил остроумие.
***
Шел дождь, чавкающая грязь при каждом шаге взлетала вверх и норовила приземлиться на мои штаны, моросящий дождь заставлял жмуриться, а это при моем плохом зрении плюсов в ориентации на местности не давало.
Коммунальные службы перекопали участок дороги возле офиса, сменили трубы, но вновь заасфальтировать забыли. Местность напоминала колхозное поле после уборки урожая.
Мимо с гудением пронесся грузовик. Его водитель весело погрозил мне кулаком, сбивая с толку. Комья слякоти залепили штаны и куртку. Сопутствующие водопады грязи залили очки и лицо. В голову упорно лезли мысли о ковровых бомбардировках. Настроение начало ухудшаться. Хотелось кого-нибудь убить.
Цель, ради которой я вышел из офиса, явно не стоила всех мучений. У меня разболелось горло, и мне хотелось смягчить его какими-нибудь леденцами. До продуктового магазина недалеко, и черт меня дернул рискнуть в такую погоду выйти из офиса!
В магазине душно. Остановившись у витрины с колбасами, я снял очки и протер их платком. Вытер лицо, одел очки – жизнь стала налаживаться. За кассой стоит женщина лет сорока, очки в роговой оправе грозно сверкают, копна обесцвеченных волос делает продавщицу похожей на пришельца из восьмидесятых. На меня – ноль внимания.
Пока я приводил себя в порядок, в магазин зашел еще один покупатель. Тяжелые ботинки, облепленные грязью, щетина и короткая прическа – молодой парень, классический рабочий класс. По магазину прокатился запах перегара и пота.
- Бутылку водки и два пива! – на удивление приятным голосом попросил парень.
- Какое именно пиво?
- Мне «Самурай», а вот этому… - здесь он повернулся ко мне. – Тебе какое «Клинское», чудик? И зовут-то тебя как?
«Эх!» - пронеслось в голове, - «Неудобно отказываться».
- Мне, пожалуйста, «Арриву». А зовут меня Резвей.
- Слышала? «Арриву» ему! И пару пластиковых стаканчиков! – рявкнул он. – Оч приятно, Резвей! Меня Лёхой зовут! Верняк моя фамилия!
- Я, конечно, извиняюсь, Лёха, - робко спросил я, - но чем вызвано угощение?
- Братуха, так ты получается сам себя извиняешь, что ли? – поинтересовался Лёха.
- В смысле, - не понял я.
- Ну вот смотри: я умываюсь значит, я умываю сам себя, да? Получается, ты извиняешься перед самим собой?
- М-э, - промычал я, - ну, так же говорится… Извините.
- Вот, это уже по-русски. А повода нет – просто увидел хорошего человека и захотелось его угостить.
С этими словами он расплатился с продавщицей и кивком показал следовать за ним. Я совсем забыл и про леденцы, и про Лидкину шоколадку – словно какая-то невероятная сила подталкивала меня вслед за Лёхой. Он шел упругим и четким шагом уверенного в себе человека, расправленные плечи и высоко поднятая голова только усиливали впечатление. Мы вышли из магазина. Дождь не прекращался.
- А куда пойдем-то?
- Да сядем сейчас на лавочке в скверике, тут недалеко.
- А дождь?
- Ты что, растаять боишься?
Желание задавать вопросы испарилось.
Что я делаю? Куда я иду с этим человеком? Я искал объяснений и не находил их. Разум подсказывал, что надо вернуться в магазин и купить необходимое, все то, что заказали ребята из офиса, где меня через минут двадцать по закону подлости начнут искать. Но желания возвращаться туда не было.
***
Дождь выполнил свою миссию и прекратился. Из-за облаков на минуту сверкнул луч солнца. В сквере пусто.
Леха сел на мокрую от дождя скамейку, а его вид говорил о том, что Лёху не заботят такие мелочи. Я робко примостился рядом. Открыли пиво. Пить холодное пиво на улице при такой мерзкой погоде большого удовольствия не представляло.
- Ну, как пиво? – спросил Лёха.
- Пиво как пиво, - пожал я плечами, - холодное.
- Ясно. Ну, рассказывай! – после небольшой паузы сказал Лёха.
- О чем?
- Как о чем? Чем живешь, чем дышишь. Кто ты вообще такой?
Потребность высказаться и выпитое на голодный желудок пиво развязали мне язык. Через минут двадцать Лёха знал обо мне все. Какими-то ненавязчивыми вопросами и глубокомысленным хмыканьем он направлял мой рассказ и, дослушав, подвел итоги:
- Итак, Сергей Резвей, 27 лет, жены нет, родители далеко, девушки тоже нет, работаешь рекламщиком. Работой доволен, но в коллективе авторитетом не пользуешься. Зачем живешь-то, Серега? В чем смысл?
- Смысл? Жить.
- Жить, чтобы жить? Не парь мне мозги! Наверняка у тебя есть какие-то мечты, планы, цели. Проблема в том, что ты пытаешься угодить всем, зачастую в ущерб себе. Все, что тебе нужно для счастья, это осознать, что все твои мечты – вполне исполнимы, и зависит все только от тебя. Стань эгоистом, в хорошем таком смысле. Наберись здоровой наглости. Будь грубее и не бойся казаться невоспитанным, сейчас воспитанные люди не в моде – перестань через слово вставлять «пожалуйста» и «извините». Отвечай односложно и предельно конкретно – если хочется ответить «нет», скажи «нет и точка!». Забудь о воспитании – в этом мире выживает не самый воспитанный, а самый наглый. Стань хамом – хамство упрощает взаимопонимание. А теперь запомни – все вышесказанное относится только к тем, кто пытается тебя использовать. Неважно, сестра это, шеф, коллега или просто случайный прохожий. Вот простой пример: ты спешишь на работу, но тут тебя останавливает прохожий и просит сигарету или огня, не важно. Как ты поступишь?
- Конечно, дам сигарету, - не задумываясь ответил я.
- И опоздаешь на работу?
- Да нет, это же не займет и минуты.
- А вот послать его или просто ответить отказом не займет ни секунды! А представь, что по дороге на работу тебе встретились десять прохожих, стреляющих курево. И ты из-за них опоздаешь на работу, что несомненно, не приведёт твоего шефа в восторг. При таком подходе рано или поздно твои опоздания приведут к увольнению или лишению премии.
- Да меня уже и так лишили премии…
- Вот видишь. Эта длинноногая блядь Лида живет себе припеваючи, гуляет, на работе хуи пинает, а что в итоге? Мой кореш Серега без премии, а стерва Лидка посмеивается над ним, да еще и гордится своей находчивостью…
- Она не блядь, она хорошая, - промямлил я.
- Так ты к ней неравнодушен что ли? – изумился Лёха. – И ты думаешь, что если и дальше позволишь ей ездить на себе, то она и ноги раздвинет?
- Ну, ноги не ноги, но…
- Знай, Резвей, что нормальная баба никогда не будет не то что спать, а даже встречаться с неуверенной рохлей. Тем более, такая стерва. Зачем ей с тобой встречаться, если ты и так под нее стелешься? – Лёха на секунду призадумался, а потом воскликнул. - Да тут же поле непаханое! Слушай, а че ты со мной-то пошел? Тебе же на работу надо было возвращаться?
- Э-эх…
- Короче! Я буду не я, если не сделаю из тебя мужика! Вот номер моего сотового, - сказал Лёха, протягивая мне визитку. - Позвони мне после работы – попьем пива и продолжим беседу. А сейчас иди в офис и попробуй хоть оставшееся рабочее время быть мужиком!
С этими словами Лёха встал и направился к магазину. Я повертел его визитку – дорогая темно-зеленая бумага и белым шрифтом надпись: «Лёха».
Кирпич первый
Вахтер и охранник в одном лице Жора расплылся в улыбке. Представив себя в данный момент, я понял, какое зрелище из себя представляю: мокрые встрепанные волосы, нелепые очки, грязная одежда и визуально увеличившиеся в размерах за счет налипшей грязи туфли.
«Ну что же, хоть кому-то я сделал приятное, хоть кого-то развеселил», - подумал было я, но, вспомнив Лёху, неожиданно даже для самого себя ляпнул:
- Че лыбишься, идиот?
Жора застыл с оскаленным ртом, уголки рта поползли вниз, а в глазах появилось изумление. Не дожидаясь, пока Жора опомнится, я прошмыгнул мимо него на лестницу. К последствиям собственного поступка я пока готов не был. Опомнившийся Жора прокричал вслед что-то похожее на «Ты че, гнида!..», но дальнейшего обращения я не услышал. Возможно Жора взывал к моей совести, а может просто хотел объяснить, что он улыбался вовсе по другой причине. Кто знает. Лично я склонялся к версии о том, что Жора хотел максимально доступными методами внушить мне неприемлемость моей линии поведения без должного к нему, к Жоре, уважения. Проще говоря, дать мне по шее.
Да, пробыть даже полдня «мужиком» без должной подготовки, а тем более не подкрепленной возможностью физически обосновать свои слова, тяжело.
Поднявшись на второй этаж, где находился офис нашей фирмы, я зашел в туалет и стал приводить себя в порядок: снял очки, почистил одежду, вымыл руки, потом умыл лицо. Вгляделся в зеркало – обычный парень, серые глаза, короткие русые волосы… На лбу – шрам в виде молнии. Ха-ха, шучу. Шрамов нет и не было не то что на лбу, вообще ни на какой части тела. Драться – никогда я не дрался, а от жестоких порезов и падений Бог миловал. В общем, важнейшая часть в моей жизненной подготовке была упущена, а что-то наверстывать в двадцать семь лет было поздно. Или еще не поздно?
Вообще, жил я по принципу «Все люди хорошие, пока не докажут обратное». Если же «люди доказывали обратное», я в очередной раз разочаровывался в этом мире, впадал в апатию и терял вкус к жизни. А потом просто переставал с доказавшими обратное общаться.
Встав у окна, я закурил сигарету. Втягивая сладкий дым «Мальборо» вкупе со свежим октябрьским влажным воздухом, я еще раз вспомнил разговор с Лёхой. Странно, но в тот момент я не задавался вопросом, кто этот человек, зачем он завел со мной разговор и учил как жить. Его тезисы доказательств не требовали – моя паскудная жизнь была живым примером как себя вести нельзя.
Пора менять принципы. Отныне, все люди для меня – сволочи и скоты. Пока не докажут обратное.
***
Перед дверью я расправил плечи, распрямил спину и вошел в наш отдел. Сняв куртку, подошел к своему рабочему месту. По экрану монитора лениво летало звучное слово «Придурок». Чёрт. Еще пару часов назад я бы на такую выходку не обратил внимания, наоборот, угодливо посмеялся бы над этой «невинной шуткой». Но сейчас следовать традициям не хотелось. Я оглядел кабинет и тихо спросил:
- Кто это сделал? Кто написал слово «Придурок» в моем скринсейвере?
Ноль внимания. Лидка, взглянув на меня, фыркнула, а Панченко визгливым голосом заорал:
- Резвей! Явился - не запылился! Купил Лидке шоколадку? А мне купил сигареты? Не ошибся там сослепу? Я белый «Мальборо» заказывал!
Народ оживился. Все приготовились к шоу. Из-за мониторов повылезали уже готовые к веселому хохоту лица. «Значит, шута нашли?» - зло подумал я. – «Ну будет вам шоу!». Самое главное, это голос, а голос у меня тихий. Раз громко говорить не получается, придется орать. Я набрал полную грудь воздуха и закричал:
- Тебе, Панченко, не о куреве надо думать, а о том, пройдешь ли ты испытательный срок! Стажер, бля! Где маркетинговое исследование? Ты его еще на прошлой неделе должен был подготовить!
- Серега, да ладно тебе, ты че это?
- Серега? Да какой, нахуй, я тебе Серега? Сергей Александрович, бля!
Я выдохся и замолчал. Что дальше говорить, я не знал. Высказать то, что давно накипело – проще. Оскорблять и хамить специально я пока не мог.
Стало тихо. Коллеги перестали клацать кнопками клавиатуры, и лишь мерное гудение кулеров повисло в комнате. Даже непомерно толстый копирайтер Левон Гараян перестал жрать бутерброд и с открытым ртом уставился на меня. Чрезмерное внимание меня завело посильнее дешевых требований Панченко:
- Чё уставились? Работать!
Нет, работать никто не стал. Все с каким-то новым интересом рассматривают меня, словно пытаясь понять, что такого изменилось в Резвее? В глазах любопытство и небольшая тревога, лица напряжены. Тишину нарушил писклявый вопль Панченко:
- Да он же пьяный! Набухался!
Моментально все понимающе заулыбались, с облегчением закивали головами. Люди страшатся необъяснимых вещей, а причиной истерики Резвея было лишь его нетрезвое состояние. Ага. Гараян продолжил трапезу. Я стоял, не зная, куда себя деть, краска заливала лицо. Я сел, в душе проклиная собственную недогадливость, «Дирол» бы предотвратил подобное развитие событий. А Панченко, упиваясь собственной победой, продолжил разоблачительную речь:
- А я еще думаю, от кого перегаром-то несет? Думал, может это спирт Бородаенки, которым он свои компы протирает, смотрю – нет, Бородаенке вообще все пофигу…
- Слышь, ты, салага! – встрепенулся Саня Бородаенко. – Для тебя я Александр Витальевич!
- Ага, - кивнул Панченко, - смотрю, а Александру Витальевичу все пофигу. Он соизволил в «Сапера» поиграть, и не до спирта ему. И тут я понял! Это ж от Резвея прет – пришел весь в грязи, как будто в канаве искупался, перегаром несет и истерику тут устроил…
- Глохни, Панченко, – сквозь зубы произнесла Лидка. Панченко удивленно на нее посмотрел (как же так, для вас же стараюсь, блин, развлекаю!), но заткнулся.
Она посверлила меня изумрудными глазами и тихо спросила:
- Сереж, ты мне шоколадку купил?
- Нет, Лида, извини.
- Ну и ладно, до обеда уже чуть-чуть осталось.
И улыбнулась! Вот зараза-то, а?
***
В столовой за столом я сидел в гордом одиночестве. Кто же знал, что одна выпитая на голодный желудок банка пива дает такой эффект! Перегар похлеще, чем после выпитой бутылки водки! И объяснять я никому ничего не стал.
Сосредоточенно и спокойно хлебая борщ (аппетит после пива проснулся зверский!), я прислушивался к окружающим столикам.
Краем глаза я видел, как Панченко, глазами показывая на меня, рассказывает утреннею историю. Девчонки из дизайнерского отдела громко заливались смехом, периодически поглядывая на меня. «Бывают же люди, по трезвой слово бояться вставить, а как выпьют, так на людей с топором кидаются! Вот и Чикатило такой же был», - доносилось до меня.
А после обеда меня вызвал Степаныч. Красный от гнева, он громыхал около получаса.
- Пьяный на работе! Это же ЧП! Устроил истерику в отделе, накричал на Панченко! Радуйся, что генеральный тебя ценит, я бы на его месте дал тебе пинка под зад и уволил за пьянку! Теперь мне понятно, почему у нас заказы в срок не выполняются! В отделе у вас черт знает что творится! Программист в игрульки играет, копирайтер жрет весь день, вместо того чтобы сценарии писать, а ты прям на рабочем месте водку пьянствуешь? В общем, минус пятьдесят процентов из месячного оклада! В следующий раз это будет тебе уроком. И чтобы я тебя сегодня больше на работе не видел! Пшел вон!
И я пошел. Поднялся к себе, взял куртку, сохранил документы, выключил компьютер. Потом прокашлялся, привлекая к себе внимание отдела и сказал:
- Ребята! У нас в отделе появился стукач. Маленький такой стукачок по фамилии Панченко. Знайте, что все, что здесь происходит, этот маленький крысеныш доносит Степанычу.
Панченко спрятался за монитором. Обвинение в стукачестве – это гораздо серьезнее, чем перегар Резвея. Я оделся, громко попрощался со всеми и пошел к двери. Выходя, я услышал за спиной строгий голос Лидки:
- Панченко, до вечера жду результаты маркетингового исследования. Не будет – пощады не жди!
Я улыбнулся. Несмотря на штрафные санкции Степаныча, настроение было отменным. Домой! Чай с лимоном и малиновым вареньем, молоко с медом, теплая ванна и крепкий сон до вечера. А вечером… Вечером я наконец-то наберусь смелости и приглашу Лидку в кино. В кино ли, в ресторан ли, неважно, главное – попробовать. Попытка – не пытка, а откажет, ну хуй с ней – попью пива с Лёхой.
***
Мои приятные размышления прервал резкий голос вахтера Жоры:
- Резвей, еще раз что-нибудь подобное скажешь, я тебя удавлю. Понял? Скажи спасибо, что нетверезый ты был, видимо на пьяную голову совсем страх потерял.
Сердце застучало сильнее, прошиб пот. Вот они, последствия. Хочется ответить достойно, но здесь наглым быть опасно, можно и по шее получить. Можно… И тут я понял что получить по шее я не боюсь. Наоборот, хочется довести этого имбецила с амбициями Жору, да так, чтобы он кинулся с кулаками. А там… А там посмотрим по ситуации.
- А с чего ты решил, что я нетрезв был, Жорик? С банки пива еще никто не пьянел. Расскажи мне лучше, как ты меня удавишь, когда я тебя на хрен пошлю? Будешь ли ты использовать для этих целей бельевую веревку? Или обойдешься гитарной струной? А, извини, ты же слишком туп, чтобы удавить меня так сложно. Скорее всего ты удавишь меня простейшим способом, а именно – руками, путем сдавления моей шеи пальцами, вследствие чего я прекращу жизнедеятельность от механической асфиксии. Да?
- Да я… я тебя собственными руками закопаю! – оторопевший Жора прохрипел это так, словно уже не он, а его кто-то пытался задушить.
- Бля, Жорик, ну ты определись уже, удавить или закопать ты меня хочешь?
Ответом было молчание. Жорик насупился. А хули. Его бы уволили за избиение сотрудника фирмы, это понял я, и изначально знал сам Жорик. Все его угрозы были бравадой. Выходя из офиса, я чувствовал на себе угрюмый взгляд Жоры. Да, не хотелось бы мне встретить Жору вне стен офиса.
Что ни говори, а сегодня заложен первый кирпич моей крепости. Крепости, которая символизирует мои новые отношения с миром.
Кирпич второй
- Лопата! Более десятка ошибок, и это на первом-то этапе! – Лёха, казалось, взволнован и обеспокоен после моего рассказа о второй половине дня. – Тяжелый случай!
Лидке позвонить я так и не решился. Хотя после горячего чая с лимоном, засыпая под теплым верблюжьим одеялом, присланным ташкентскими родственниками, я мечтал поскорее проснуться, чтобы позвонить ей. Проснулся я в десятом часу вечера, а звонить так поздно не позволяло воспитание.
Ох уж это воспитание! Эти рефлексы и привычки, заложенные заботливыми родителями и доведенные до автоматизма! Е-мое, знали ли вы, мои милые папа с мамой, к чему приведут эти вечные нравоучения? Знали ли вы, насколько прочно они осядут в моей голове, принося мне сплошные унижения и оскорбления? Империя зла - СССР - воспитала прекрасное поколение – романтичные, умные и добрейшие натуры. Вот только им никогда не выжить в этом мире.
- Ты пойми, чудила, я тебе не мессия и не добрый дядя Степа, который пришел и решил все твои проблемы. Я лишь рассуждаю, а все мои рассуждения по умолчанию спорны и уместны лишь в какой-то данной конкретной ситуации. – Продолжал Лёха лекцию. – Твоя задача уловить суть, принять ее за основу для линии поведения и претворить в жизнь. Понял?
- Понял.
Кое-что я усвоил четко. Жизнь наша – это череда маленьких и больших стимулов, между которыми – путь. Путь к цели. Есть цель. Есть стимул добиться цели. Простой пример: я лежу и смотрю телевизор. Тут мне захотелось поссать. Поссать – это стимул. Это ниибацца какой стимул, особенно после трех-четырех бутылок пива. Так вот, чтобы добиться цели (получить удовольствие от опорожнения мочевого пузыря), мне надо встать с дивана и пройти в туалет. То есть имеем цель (поссать), стимул (чтобы больше ссать не хотелось) и план выполнения задачи (встать и дойти до сортира). И если стимул перевешивает лень и неохоту, то мы движемся к цели. Поэтому очень важно ставить перед собой хорошие стимулы и реальные цели.
- Молодец. Давай рассмотрим твои ошибки.
Когда я не решился позвонить Лиде, я позвонил Лёхе. Он сразу ответил и радостно завопил «Му-жи-ик!». После стандартного «Как дела? – Все нормально!» договорились встретиться в «Кирпичах» - маленьком пивном баре около моего дома.
Как же я удивился, когда из подъехавшего джипа «Фольксваген Туарег» вылез улыбающийся Лёха. Я еще раз убедился в ложности стереотипов. Я-то думал, что это какой-то работяга-обыватель, с бодуна решивший меня угостить пивом. Хуй там. На «Туарегах» работяги не ездят.
- Итак, ошибка первая, которую ты и так, наверное, сам осознал. Ты позволил себе иметь легко выявляемое слабое место – появился в офисе с запахом перегара. Никогда не позволяй другим выявлять свои слабости! Ахиллес знаешь как погиб? Во! Так и здесь – ты неуязвим, пока кажешься неуязвимым!
- Угу, - хмуро согласился я. Никому не приятно, когда его тыкают мордой в свои ошибки.
- Че угу-то? Я серьезно. Ошибка вторая. Ты же слышал, что охранник орет тебе вслед что-то нелицеприятное? Последнее слово должно всегда оставаться за тобой. Ошибка была в том, что ты не вернулся.
- Ну вернулся бы я, и чо?
- В том-то и дело все, Серега! Человек, убежденный в том, что ты не ответишь, будет тебе вслед говорить все что угодно. И чисто психологически победа будет за ним! Это же фирменный прием толстых теток с рынка – вы будете орать друг другу в лицо гадости, но когда ты посчитаешь, что дальнейшие препирания бессмысленны, и развернешься, чтобы уйти, то услышишь вслед что-то типа «А! Хлюпик! Ебала я в рот тебя и твою маму!». А ты, хуяк! И вернулся! И в лицо ей: «Че, ты, там, сука, вякнула?».
Лёха так здорово изобразил базарных теток, что я рассмеялся.
- Во. А пока она будет удивлена оригинальным развитием событий, ты, весь из себя гордый и красивый, спокойно съебываешь с места перебранки. Хотя… Мой тебе совет – с базарными бабами пока не пикируйся. Это шестой уровень, а ты и на первый пока не тянешь. Ясно?
- Почти. А че эт за напасть такая – уровни? Первый там, шестой?
- Да это я так, к слову. Просто представь, что нулевой уровень наглости, уверенности в себе и подвешенности языка – это ты, а бабки с колхозного рынка – это шестой.
Пиво «Тинькофф» пилось очень легко. Я и не заметил, как официантка принесла уже по четвертой бутылке.
- Какие еще ошибки я допустил? – спросил я.
Жизнь стала казаться какой-то квестовой игрой, где очень важно без ошибок пройти уровень, поступая правильно.
- А жизнь и есть игра, Резвей, – улыбнулся Лёха.
- Не понял. Я что, думал вслух?
- Да не, - смутился он, - у тебя просто все твои мысли по глазам читаются. Да не грузись, все нормально, просто алкоголь расширяет сознание, и чтение мыслей нетрезвого человека становится простой задачей уже для третьего уровня. Ха-ха! Повелся? Гонево это все, Серега, го-не-во! Невозможно прочитать мысли, можно лишь просчитать вероятность событий. Поверь мне, у выпившего человека не более десятка желаний, и мысли, соответственно, текут в том же ключе. И сейчас мы думаем об одном и том же, да? Че, по бабам?
- А есть? – с надеждой спросил я.
- Бабы всегда есть. Не бывает такого, чтобы их не было. В сауну поедем.
***
- Здорово, отец! Свободно че-нибудь? – гаркнул Лёха.
«Отец», пожилой мужик с изборожденными морщинами лицом, сидел на лавочке у сауны «Ихтиандр» и с превеликим удовольствием курил папиросу. Глубоко затянувшись, он благоговейно замер, а потом, выпуская клубы дыма, сообщил:
- Кажись «люкс» свободен.
- Спасибо, отец. А невесты на выданье есть?
- Не, невест нет. Проститутки есть.
- Добре!
Удовлетворенный полученной информацией, Лёха зашел в сауну. Я последовал за ним.
В приемной за баром стояла симпатичная девчонка, которой я дал бы лет восемнадцать, если бы не её глаза. Глаза у нее пронзительные, и в то же время, настолько блядские, что казалось нет в мире грехов, не виданных ими. На бейдже написано «Мария», и это имя офигительно подходило к её славянскому облику – синие глаза, светлые волосы, высокая упругая грудь и рост под метр восемьдесят. Увидев нас, Мария заученно улыбнулась, поприветствовала нас и спросила, может ли она нам чем помочь.
- Машенька, конечно можешь! – ласково сказал Лёха. – Давай-ка нам «люкс» на пару часов и пару девочек. Только пришли самых лучших, ладно?
- «Люкс» хоть сейчас, а девчата освободятся только через полчаса. Сейчас все работают.
- А ты не работаешь? – спросил я.
- У вас денег не хватит, - засмеялась Мария.
- Ладно, - произнес Лёха, - тогда как кто освободится, сразу к нам присылай.
Сняли «люкс», разделись, взяли простыни и сланцы и двинули в сауну. Большой деревянный стол в холле окружали такие же деревянные скамейки, в углу – телевизор и караоке. На столе – холодные бутылки с пивом, вареные раки, сухарики, орешки и сушеные кальмары, а также гигантская пепельница. Прямо по центру – небольшой бассейн с, как позже выяснилось, ледяной водой. В холле – еще четыре двери: комната отдыха, она же комната для сексуальных утех; массажная комната; туалет и, наконец, парилка.
- Резвей, ты как хочешь, а я сначала попарюсь. Спиртное до парной – смерти подобно.
- Ну и я, как ты.
После парилки сели за стол. Открытое пиво зашипело, а пена попыталась вырваться на свободу. Почти успешно.
- Короче, переходим к третьей ошибке. К крику прибегай лишь в исключительных случаях. Ничто так не давит на оппонента, как тихий спокойный и уверенный голос. Заорав на этого… Иванченко?
- Панченко.
- Ага, так вот, ты, заорав на Панченко, изначально поставил себя в заведомо проигрышное положение. К крику прибегают те, кто неуверен в собственной правоте, те, кто считает, что криком можно подавить противника. Суть в том, что тот, кто кричит, тратит силы на крик, а не на размышления над ответами. Поэтому в споре побеждает не тот, кто эмоции тратит на повышение громкости голоса, а тот, кто логично и обоснованно высказывает свою точку зрения на вопрос. Понял?
Я понял. Кивнув, я решился задать ему вопрос, который последнее время не давал мне покоя.
- Слушай, Лёха, а зачем оно тебе нужно? Благотворительность?
Лёха пожал плечами и ответил:
- Знаешь, Серый, придет время, и ты сам все поймешь. А в том, что оно придет, я теперь не сомневаюсь.
В дверь тихо постучали. «Войдите!» - заорал Лёха. Дверь приоткрылась, а из-за нее появилась очаровательная мордашка.
- К вам можно?
- Нужно! – крикнули мы хором.
Девчонки закрыли дверь на щеколду и подошли к нам. Красивые, блин. Не Фрайбергер, конечно, но под пиво – очень даже сойдет.
- Лика! Оксана! – представились они и сели за стол.
Кто сказал, что шлюхи все страшные? Те две, что зашли к нам, явно не из этой категории. Классический вариант: грудастая и жопастая брюнетка, и стройная и высокая, но плоскогрудая блондинка. Весело сверкающие глаза и искренние улыбки, свежая чистая кожа и приятный запах – ё-моё, это что за? Никогда не думал, что нынешние шлюхи – это такие вот ухоженные и веселые молодые девчонки.
- Серега, остальные ошибки выявляй сам! А на сегодня урок окончен, баста!
Последние слова Лёха произнес, когда он схватив Оксанку, потащил ее в комнату отдыха.
Лика взяла сигарету, я поднес зажигалку, Лика затянулась. Потом она широко расставила ноги, поставив одну из них на лавочку, моментально приковав мой взгляд к своей промежности и заговорщицки спросила:
- Ну что, пиво будем пить или трахаться?
Вот это меня и поразило! В мое студенческое время шлюхи как могли, тянули время, рассказывая анекдоты или слезливые истории, лишь бы оттянуть момент коитуса. Теперь же сервис улучшился во всем, даже в этом крайне небогоугодном деле.
- Трахаться! – с энтузиазмом ответил я, стягивая с тела простыню.
Из комнаты отдыха стали доносились охи-вздохи и всхлипывания Оксаны. Мы с Ликой тоже не стали терять время.
А что вы думали? Для мужчины секс с красивой девушкой во все времена служил четким критерием успешности. Пусть даже и такой суррогатный.
Постройка моей личной крепости из теории плавно перетекала в практику. Первый кирпич оказался с браком и выкинут на свалку. На его место встал первый стройный ряд новых кирпичей, закаленных пламенем разбора ошибок и уверенности в собственной правоте.
Кирпич третий
Домой приехал вымотанный, под утро. Потом долго не мог уснуть, анализируя прошедший день. Да уж, денек выдался нелегкий! Поворочавшись в постели еще минут двадцать, я понял, что сон не придет. Холодный душ и легкий завтрак помогли восстановить силы. Прямо в трусах, замотавшись в плед, я вышел на балкон, свежий утренний морозный воздух вдарил в голову, а кожа покрылась мурашками. Холодно! Взял с собой горячий черный кофе, сигареты и лист бумаги с ручкой.
- Вжих! Вжих! – Дворники метлами сгоняли с улицы опавшие листья.
Листья разочарованно разлетались и падали на асфальт, недовольно шурша. Машин пока мало, и воздух кристально чист. Внизу у беседки, обнявшись, стоит молодая пара. Уже с час наверное, прощаются, а расстаться не могут. Мне бы так… Ладно, все будет, главное с намеченного пути не сбиться.
Итак, что мы имеем? Цель-минимум: добиться уважения и авторитета на работе, охмурить Лидку, подняться как можно выше по карьерной лестнице, заработать много денег. Цель-максимум: сделать мир лучше. А между минимумом и максимумом еще сотни и тысячи мелких целей и задач, призванных привести меня к главной цели.
Много-много целей-кирпичей. Каждый Поступок, каждое Слово – это кирпич. А вот что строить из кирпичей – высокую и прочную крепость для защиты себя и близких или ступеньки лестницы к высокой цели – вот это и предстоит решить. Хочется, ох как хочется, чтобы моя страна, моя Родина жила лучше.
Наверное каждому из нас хотелось бы ликвидировать преступность и коррупцию. Воздать должное врачам и учителям, сделав их зарплату такой, чтобы у них и мыслей не возникало зарабатывать другими способами. Восстановить армию да создать достойные условия жизни пенсионерам. Короче, построить рай на Земле. В общем, нормальная мечта нормального человека. Хотя нет, какая это мечта. К мечте человек стремится, а о том, что я сейчас перечислил, говорят такие как я, рефлексирующие интеллигенты да работяги за бутылкой водки. Правда, первые говорят об этом трагично, вопрошающе, а вторые – со злостью и недоумением. Факт в том, что ни те, ни те ничего для этого не делают.
Вот только, о каком рае может идти речь, когда у самого куча проблем? И не добиться максимальных целей без достижения маленьких целей.
А потому, рай начнем строить в отдельно взятой квартире. А еще лучше, начну с самого себя.
***
- Люди большое значение придают твоему внешнему облику, голосу, поведению, осанке. Так что Серега, советую сменить эти китайские шмотки на что-то другое. Девушки обращают внимание на такие мелочи, на которые ты уже давно хуй забил. Взгляни на свою обувь – грязная, нечищеная, с комками налипшей грязи.
Лил дождь, под давлением встречного воздуха капли на лобовом стекле текли горизонтально, ровно до тех пор, пока ленивые «дворники» не смахивали их с глаз долой. Мимо проносились зазывные неоновые вывески.
Пьяный Лёха решил подвезти меня от сауны до дома. В дороге он времени не терял, и продолжил разбор полетов.
- Деньги-то есть?
- Ну, найдутся, работаю все-таки.
- Ну во, смени очки на линзы, купи новый прикид. Возьми что-нибудь неброское, но стильное, сам не сможешь – продавцы бутика помогут, подберут под тебя. И это, поработай над осанкой, а то у тебя вид какой-то забитый: согбенные плечи, низко опущенная голова, вечно руки в карманах. Ну-ка, расправь плечи так сильно, как сможешь, чтобы лопатки соединились. Во! Подними голову. Да не, не запрокидывай ее, просто держи ровно. Э-эй! Плечи верни в исходное положение! Во! Так и ходи. И постоянно себя контролируй. Пару дней так походишь, потом так привыкнешь, что для тебя это станет естественным.
Ты пойми простую теорию: успешный человек двигается и ведет себя так, что у него и осанка прямая, и походка уверенная, на роже – лыба во все зубы, и голос властный. Потому что у него – все заебись. Отсюда следствие: если будешь вести себя уверенно, ходить с прямой осанкой, с широкой улыбкой на лице, то твой организм сам начнет выработку гормонов счастья. А счастливому человеку все дается легко. И у тебя тоже все будет заебись! Понял?
- Понял.
- Все, работай. Завтра я по делам улетаю, буду на следующей неделе. Бывай.
Домой я шел с твердым намерением следовать всем указаниям Лёхи.
***
Спина, не привыкшая к таким нагрузкам, уже болела, но я упрямо продолжал контролировать расправленные плечи и высоко поднятую голову. До выхода из дома на работу оставалось полчаса, когда в дверь долго и требовательно постучали. Вроде бы даже ногами.
На пороге стоял Василий – мой сосед справа. Жил Вася с женой Катериной. У них два несовершеннолетних сына – тезка мой, двенадцатилетний Сережка, и Петька – четырехлетний вечно ноющий карапуз. Вася всегда находился в состоянии холодной войны с супругой. Холодная война довольно часто, когда Вася в очередной раз приходил в хлам бухим, вспыхивала в бурные скандалы, с битьем посуды и ломанием мебели. В такие моменты я включал музыку погромче, чтобы не слышать всей той грязи, которой воинствующие стороны обильно поливали друг друга. Жутким фоном ругани обычно служил хор плачущих Сережки с Петькой.
- Сосед, одолжи стольник до получки.
Ох, Вася, Вася. Несколько раз в месяц сосед стабильно занимал у меня различные суммы денег. Как правило с целью догнаться, или, что случалось чаще, опохмелиться. Деньги он иногда отдавал, иногда нет. На мои жалкие просьбы отдать долг (а такое случалось лишь когда я сидел вообще на мели) Вася чаще всего отвечал, что денег нет, всю получку паскуда Катька забрала.
Паскуда Катька денег мне не давала, мотивируя это тем, что Вася занимал, Вася нехай и отдает. Если же Катерина находилась в особенно плохом настроении, она говорила «Ты, гад, бля, моего мужа спаиваешь, а я еще и денег тебя должна дать? Уйди с глаз моих, а то я за себя не отвечаю!». И самозабвенно трясла пудовыми кулаками. И я уходил, в очередной раз кляня себя за мягкотелость, с твердым желанием больше Васе денег не занимать.
Но Вася приходил снова, клялся и божился, что в последний раз, что деньги отдаст лично, с получки, с заначки, перезаймет, и вообще, отдаст с процентами. С бодуна че не наобещаешь, да? И я снова занимал.
Как-то я сидел на балконе, а внизу у гаражей бухали какие-то мужики. Одним из них был Вася. Когда у мужиков кончилось пойло, они снарядили экспедицию в поисках лавэ на продолжение банкета. Идти вызвался Вася, а составить ему компанию вызвался Кецарик – мелкий плюгавенький мужичок, напоминающий Шарикова из «Собачьего сердца». Как звали Кецарика, не помнил никто, даже Вася. Но собутыльником он считался душевным, и его часто угощали.
Под моей дверью они остановились, и я услышал громкий шепот.
- Кецарик, иди на пролет вниз, а то этот шпендик испугается, и денег не даст.
- А может он и так не даст?
- Да даст, хуй ли, он всегда дает. Просить надо уметь.
Прошло минут десять (видимо Вася ждал, пока Кецарик скроется из виду), потом Вася позвонил. Я открыл дверь и увидел Васю, напустившего на лицо скорбное выражение. Несмотря на то, что я от и до слышал его разговор с Кецариком, мне стало казаться, что у Васи действительно случилось горе.
- Серега, брат, выручай! У Петьки Полкан под машину попал, надо срочно операцию делать! Иначе все, кранты собачке.
Гордым прозвищем Полкан звали миниатюрную вредную собачку невнятной породы. Полкан этот вечно облаивал меня, норовя цапнуть за ногу, а когда раз в день его отпускали на выгул, он в нетерпении зачастую не дожидался улицы, и опорожнялся прямо на мою дверь.
И я занял. Занял, просто потому что боялся конфликтов, боялся обидеть человека, мне проще и удобнее было дать Васе желаемое, чем просто сказать «нет» и захлопнуть дверь.
И вот все повторяется. Снова скорбь на Васином лице, недельная щетина, слипшиеся мутные глаза, выпяченная нижняя губа и перезрелый перегар. Правая рука согнута, а ладонь повернута вверх – поза просящего милостыню. Васю шатает. В общем, Вася все тот же. Но я-то – уже нет!
- Вася, ты долг принес?
- Ы-м? Какой долг?
- Короче, Василий, ты мне уже должен больше 3 тысяч. Когда отдашь, тогда и поговорим.
Я захлопнул дверь перед охуевшим Васиным лицом. Почти ликуя, но все еще недовольный собой. Все-таки надо было этого синяка на фиг послать. А что? Еще не поздно! Я открыл дверь, Вася все так же стоял, но при виде меня его лицо расплылось в улыбке. Наверное этот идиот решил, что я одумался, и возжелал занять Васе стольник.
- Серега, друг, брат, займи, выручи по-соседски, - заканючил он. – Стольник всего-то!
- Знаешь чё, Вася? А не пошел бы ты на хуй?
- Чего?
- Ага, на хуй. А если твоя вонючая псина, пожирающая собственное дерьмо, еще раз обоссыт мне дверь – я ее удавлю. А ты тут все на площадке отмоешь. Понял?
Вот теперь можно захлопнуть дверь. Что я и не преминул сделать. Вид шокированной Васиной рожи стал для меня лучшей наградой.
Начинался новый день, впереди много целей, которых надо добиться, и задач, которые надо решить. Я не спал всю ночь, но ощущал такую легкость и бодрость, что все казалось выполнимым. Жизнь перестала для меня быть серой и однообразной, на войне скучно не бывает.
Кирпич четвертый
Я вышел из квартиры, захлопнул дверь. Тихо. Где-то внизу слышится мерный храп. Оп-па! Так я думал – этажом ниже на площадке спит Вася собственной персоной. Из открытого рта натекло уже ведро слюней. Штаны в области паха подозрительно темнеют – никак обмочился Васютка. И вот с этим уебком я не хотел ссориться?
Я осторожно, стараясь не задеть тело, перешагнул Васю, и уже совсем было выкинул его из головы, как он ухватил меня за ногу. Я слегка напрягся. Повернул голову и спросил:
- Чё?
- Серега, Христом Богом прошу, не пьянки ради, а здоровья для! – прохрипел Вася.
- Бог подаст. Ногу отпусти.
Вася обессилено откинулся, но рукой продолжал цепляться за штанину. Я выдернул ногу из цепких лап соседа и побежал вниз.
Вот это уже здорово. Раньше я долго объяснял Васе, почему я не могу занять, докладывал ему о своих покупках и тратах – происшедших и планируемых, а потом все равно занимал. Потому что Вася просто тупо кивал головой, стараясь показать, что да, конечно, Сережа, я тебя понимаю, вхожу в положение, но денег дай. И тупо клянчил, игнорируя все мои объяснения.
А как же все проще на самом деле! Еще тогда в «Кирпичах», когда мы пили пиво с Лёхой, он мне об этом рассказывал, но тогда для меня актуальнее были офисные отношения, и я большего значения этим советам не придал. «Нет!». Одно слово. Или три – «Нет и точка!».
А еще круче, без восклицательных знаков. Спокойно, твердо и без эмоций. А самое главное – без малейших раздумий и колебаний. Увидят, что вроде бы сомневаешься – все, суши весла. Так что - «Нет». А когда обессиленный заемщик спросит «Ну почему нет?», вариант ответа меняется на «Просто нет». Не надо говорить «Не могу» или «Не хочу». Эти слова обязательно повлекут за собой вопросы, на которые однозначным «нет» уже не ответишь.
В будущем теперь это уже я буду тупо, даже не пытаясь придать лицу и голосу выражение сочувствия, говорить «Нет». Я не буду объяснять, почему «нет». Просто «нет» и все. А Вася или Панченко, за месяц работы уже успевший у меня взять в долг, после пары таких отказов обращаться сами перестанут.
И это касается не только тех случаев, когда у меня хотят занять. Это касается всех случаев, когда меня хотят поиметь. Использовать меня. Поуправлять мною. Ага. Теперь хрен вам, мои маленькие любители поюзать Резвея!
***
Так, сегодня пятница, 15 октября. До вечера я на работе, значит покупку новых шмоток придется отложить на завтра. Кое-какие деньги у меня на счету накопились, все-таки живу я один и больших расходов у меня нет.
Жаль что машиной еще не обзавелся. Позволить себе купить какую-нибудь подержанную иномарку я могу, но прав нет, да и ездить не умею. В общем, еще две задачи на этот год: научиться водить машину и получить права.
В метро, как всегда в будние утренние часы, столпотворение. Бегом спустился по эскалатору, двинул в другой конец перрона – оттуда потом ближе будет к выходу. Кое-где на лавочках спали бомжи. Уверен, когда-то в свое время они не смогли чему-то или кому-то сказать «нет».
У перрона поезд ждал в основном средний класс и пролетариат. Кое-где в толпе ожидающих вкраплениями стояли агрессивные бабки. Сонно зевая, переминались с ноги на ногу студенты. Либо на зачет, либо ботаники. Нормальные студенты обычно на первые пары забивают. Или уже не забивают?
Подъехал поезд, раскрылись двери и все ломанулись в вагон. Распихивая всех локтями и наступая всем на ноги, бабки пошли на штурм. Некоторые совсем уж слабые бабки, натыкаясь на широкие спины и плечи рабочего класса отскакивали, как от мячики от стенки. К счастью, в процессе расталкивания бабкам помогали здоровенные сумки с не пойми чем.
Я не успел и глазом моргнуть, как все бабки оказались внутри вагона, двери захлопнулись, а я и еще пара хилых студентов осталась на перроне. Епрст! Пора позаботиться и о собственном физическом развитии.
***
На вахте сегодня Николаич, Жорик отдыхает. Николаич, в принципе, неплохой мужик, правда всегда угрюмый и молчаливый. На приветствия он обычно бурчал что-то в ответ, а когда с ним здоровался я, он вообще не считал меня достойным ответа и гордо молчал. Оживал он лишь при виде генерального, вскакивал с места и громко, с показным уважением здоровался.
- Здравствуйте, Игорь Николаевич, - поздоровался я с ним. – Как жизнь?
Николаич кивнул, показывая что жизнь мол в порядке, не мне Резвею ему такие вопросы задавать. Ёлы-палы! Синдром вахтера в действии. Власть у человека настолько маленькая, вернее узкоспециализированная, власть пропустить или не пропустить, что показать ее надо так, чтобы всем стало ясно, кто тут главный. И понты, соответственно, как у обкурившейся макаки.
И вот сидит это чудо в перьях, в сорок лет не нашедшее достаточно мозгов или сил устроиться на другую работу, и строит из себя пуп земли. Он даже не смотрит на меня.
- Николаич, да вы онемели никак? – с почти искренним удивлением спросил я. – То-то я думаю, что-то наш Николаич в последнее время не такой как всегда. На входящих внимания не обращает, не говорит ни с кем, мычит только. Да тебе, дед, лечиться надо – тишина, покой. А генеральный знает, что болеешь ты? Больным не место в нашей компании! Сегодня же поставлю шефа в известность!
Николаич ошеломленно посмотрел на меня. Вид у него такой, словно он только что лично узрел превращение хомячка в медведя. Ответа дожидаться я не стал, и сразу пошел к Степанычу. Вчерашнее недоразумение надо устранить.
***
- Понятно, Сергей, – сказал Степаныч, потом нажал какую-то кнопку на телефонном аппарате. – Фрайбергер, ко мне, срочно.
Вчера я по-джентльменски выручил симпатичную мне девчонку, потерял по этой глупости квартальный бонус. Хорошие деньги, между прочим. Мой поступок не оценили и восприняли как слабость. Более того, восприняли как призыв не стесняться и иметь Резвея всем и чаще.
Пришлось исправляться. Я спокойно и уверенно рассказал Степанычу истинную причину задержки проекта, что, как ни странно, его не удивило. Умудренный опытом мужик. Интересно, сколько таких человек сидело у него в кабинете и без зазрения совести подло сливали компромат на своих коллег? Ну, в моем случае это не подлость, а восстановление справедливости.
В дверь коротко постучали, потом дверь открылась, и на пороге появилась серьезная Лидка. Юбка едва прикрывает роскошные бедра. Высокая грудь мерно колышется, светлые волосы собраны. Красивая, че уж там спорить. Степаныч, похоже, был такого же мнения, и с жадностью рассматривал Лидку.
Улыбка сползла с ее прелестного личика, а брови удивленно вскинулись вверх, когда Лидка увидела меня.
- Михаил Степанович, вызывали? - севшим голосом спросила Фрайбергер.
- Да, Лидия, садись. – сухо сказал Степаныч. - Ты не хочешь внести кое-какие изменения в версию о причинах задержки проекта?
Лидка кинула на меня быстрый досадливый взгляд, и села как прилежная ученица – ноги вместе, руки на коленях. Лишь впившиеся в ладони ногти выдавали ее волнение.
- Хочу. – вздохнула Лида. - Выполнение проекта задержано по моей вине. Резвей свою часть работы выполнил вовремя.
- Тогда будет справедливым снять штрафные санкции с Сергея и лишить бонуса тебя?
- Да, это будет справедливо.
- Хорошо. Заканчивайте проект.
Степаныч откинулся в кресле, показывая, что разговор окончен. Когда мы подходили к двери, сзади раздался голос Степаныча:
- А вы хорошо смотритесь вместе, ребята.
Лидка фыркнула, а я, обернувшись увидел на лице замдиректора лукавую улыбку. По пути я попытался утешить Лидку:
- Да ладно, Лид, купишь себе на пару губных помад меньше, делов-то!
Лидка остановилась, потемневшими изумрудными глазами посмотрела на меня и сказала:
- Да па-ашо-ол ты-ы!
И побежала. Смешное это зрелище, девчонки вообще хреново бегают, а уж на каблуках…
***
В пятницу работать никому не хотелось. В моем отделе царило оживление – впереди насыщенный пятничный вечер и два выходных дня. По традиции, в пятничный вечер пьянствовать начинали в офисе. Раньше я в таких пьянках участвовал всего раз пять, потому что приглашали меня, когда денег не хватало. Я не отказывался и оставался, предпочитая дружеской беседе молча пить водку.
День прошел почти спокойно.
Правда, у Панченко заметно испортилась координация движений. Проще говоря, он с завидной стабильностью падал. Вроде идет себе человек, и вдруг на ровном месте спотыкается. Падая, он каждый раз извинялся.
Причина его падений объяснялась просто – он умудрялся натыкаться на неожиданно выставленные ноги коллег. Со стороны выглядело все довольно мирно – идет Панченко мимо Гараяна. Гараян сосредоточенно глядит в монитор, раздевая в стрип-покере красивых дэушэк. Потом Гараян зевает, потягивается, его вытянутые ноги неожиданно оказываются перед Панченко. Панченко падает. Никто не смеется, все сочувственно интересуются, не больно ли ушибся Костик, как же его угораздило в пятый раз да на том же месте, и, вообще, не пора ли Костику менять работу, раз на него так плохо атмосферные изменения влияют?
Панченко кряхтел, отряхивался и сообщал, что с ним все в порядке, а атмосферные изменения ему вообще побоку. И вообще, он, Панченко, не улавливает связи между атмосферными изменениями и работой.
Это продолжалось до тех пор, пока Костик, неся бокал с кофе, не кувыркнулся в очередной раз, расплескав все на Бородаенко. Саня взревел, как раненый слон, и начал материться. Костя Панченко узнал много новых слов. А потом пошел застирывать рубашку Бородаенко.
Когда же он вернулся, то скринсейвером у него служила фотография здоровенного негритянского мужского достоинства. А еще кто-то поставил пароль на его компьютер.
Учитывая, что вчера Лидка напрочь зарезала Костино маркетинговое исследование, доходчиво объяснив, что первоклашки сделали бы лучше, чем он, Панченко впал в депрессию и отчаяние. Потому что на переработку отчета сроку у него - до вечера.
- Ребята, скажите пароль! – жалобно просил он.
- Слушай, не компостируй тут всем мозги, дался нам твой компьютер? Забыл небось свой пароль, а теперь ищет причину, чтобы не работать, - презрительно сказал Саня.
- Да, Костя, помолчи, работать не даешь, с мысли сбиваешь, - сказал Гараян, сосредоточенно жуя бутерброд.
Зараза-Лидка делала большие глаза и показывала Панченко два жеста: стучала указательным пальцем по своим часам, потом проводила оттопыренным большим пальцем по горлу.
Остаток дня Костя передвигался как слепой сапер на минном поле темной ночью. Ходил он осторожно, смотрел в пол и широко расставлял руки, как бы ограждая себя от нечистой силы. Потом он ушел к дизайнерам, которые милостиво выделили ему один компьютер.
А вечером Панченко, тихо ликуя, принес отчет и привел с собой трех девчонок с дизайнерского.
- Ребята, девчонки с нами хотят пива попить! – радостно сказал он. – Вы не против?
- Мы? – уточнил Макс Кравцов, наш иллюстратор. – Нет, Костик, мы только за. Особенно учитывая то, что сегодня ты всех угощаешь. Вы как, ребята?
- Да, Панченко, раскошеливайся! Сам с первой зарплаты обещал! – напомнил я.
- Не жмись, салага, - покровительственно вещал Бородаенко. – Мы жадных не любим.
- Да, Костя, жадным быть плохо, - подтвердил Левон Гараян, - организм слабеет, зрение портится, координация движений нарушается.
Костя помялся, но терять лицо перед девушками ему не хотелось. Тем более, все сказано однозначно и предельно ясно.
- Да я че, я не отказываюсь. – промямлил Панченко. - Что брать-то?
Оживившись, народ начал перечислять необходимое для скромной офисной пьянки, а Костя, высунув язык, записывал.
Я же думал, что за эти два дня вроде бы нифига не изменилось, но почему с совсем другим настроением и надеждами я отношусь к предстоящей вечеринке?
Да потому, что хоть построенная кирпичная стенка совсем невысокая, но даже с этим можно смело смотреть в будущее.
|
| Comments: 3 | |
| |
|
|
| 13.08.08 09:18 |
твоя Мечта | Кирпичи. Полная версия. Часть 3 |
ru |
Кирпич десятый
- Сергей, ну тебя долго ждать? – ноющим голосом спросил Гараян. – Я уже создал игру. Взял сборную Армении. А ты бери сборную Грузии.
- С чего бы это? - удивился я. – Я лучше Францию возьму.
- Возьми Грузию, очень прошу, мне так приятнее будет тебя обыгрывать! – взмолился Левон.
- Ладно-ладно. Возьму грузин. Это, Левон, подожди минутку, я сейчас, - попросил я.
Я сбросил вызов Маргариты и пошел в приемную. Ритка сидела там одна. Увидев меня, встала, в улыбке показала белоснежные зубы и подошла ко мне. Я попытался обнять ее, но она выскользнула и закрыла дверь на ключ. Я непонимающе смотрел на нее.
- Шефа сегодня уже не будет. Ты меня понимаешь? – спросила она. – Мы можем успеть.
Она прильнула ко мне, наши губы сомкнулись, ее горячий язычок скользнул по моим зубам. Я почувствовал прилив крови в чреслах.
Я чуть приподнял ее, и не отрываясь от поцелуя, мелкими шажками стал продвигаться к секретарскому столу. Левая рука блуждала по приятным выпуклостям и закончила путешествие, забравшись Ритке под трусики. Рита самозабвенно целуясь, сняла одну руку с моей шеи и просунула мне под ремень.
Прошла еще пара минут жарких поцелуев и объятий, и Ритка неистово смахнула со стола бумаги. Я посадил ее на стол, задрал юбку, и наклонился над нею. Ее руки лихорадочно перебирали пряжку ремня, наконец она поддалась, ширинка с характерным звуком расстегнулась и она нетерпеливо спустила мои трусы. Готовно распростерлась на столе, бесстыже раздвинула ноги. Я сдвинул вбок ее трусики, мешавшие войти, Ритка прикрыла глаза и в этот момент зазвонил телефон.
Рита тихонько заматерилась, протянула к нему руку, сняла трубку и протянула ее мне.
- Да, - сказал я в трубку и в ответ услышал голос Левона.
- Сергей, ну что ты так долго? Костя тоже хочет сыграть, на победителя. Ждать тебя?
- Левон, я занят. Сыграйте пока сами!
- Хорошо. Кстати, тебя Лида ищет, - недовольно пробурчал Гараян и бросил трубку.
Я на секунду призадумался, но Ритка так призывно смотрела, что я отбросил сомнения. Вот только звонок Гараяна все испортил, и мой член уже не производил впечатление бойца, готового к бою. Рите хватило мгновения, чтобы понять, что к чему. Она встала и со словами «Для начала - устно», взяла мой член в кулачок, а языком стала водить по головке.
Кровь прилила, и я ощутил приятные пульсации в паху. Я запрокинул голову и стоял на полусогнутых, краем глаза отмечая, как Риткина голова совершает возвратно-поступательные движения. Это возбудило меня еще больше. Как же.
Секретарша шефа, доселе недоступная даже в мечтах, делает мне минет! И мне это не снится!
Приятные размышления прервал резкий и настойчивый стук в дверь.
- Маргарита, ты здесь? Открой! – раздался за дверью требовательный голос Лиды.
- Одевайся, быстро! – прошептала Ритка, прервав ласки.
Легко сказать. Ей достаточно поправить одежду, у меня же молния на ширинке, ремень с кучей дырочек, рубашку надо заправить. Вы пробовали резко застегнуть ширинку с эрегированным членом? Иногда можно промазать. Боль адская. К несчастью, промазал я именно в этот раз.
В общем, я быстро оделся, и не зная куда спрятать выпирающий из штанов член, сел за Риткино место, запустил пасьянс и сосредоточенно уставился в монитор.
- Что это вы тут делаете? – подозрительно спросила Лида.
- У Маргариты компьютер заглючил, а я как раз мимо проходил, она просила посмотреть, - выпалил я первое, что пришло в голову.
- Для этих задач Бородаенко есть. Резвей, я тебя по всему офису ищу!
Ритка еле сдерживала улыбку, с серьезной миной роясь в папках с письмами за прошлый год. Я понял, что у нее так и крутится на языке ответ, что Бородаенко показал свою недееспособность в решении «этих задач». И улыбнулся сам:
- Ну что ты кипятишься? Вот, здесь я. Идем, посмотрим, что там у тебя.
С удовлетворением заметив, что больше ничего не выпирает, я вылез из-за стола и направился к выходу.
- Рубашку сзади заправь, компьютерщик хуев, - услышал я сзади ехидный Лидкин голос.
***
В компьютерный футбол я так и не сыграл. Обсудили с Лидой некоторые рабочие моменты, после чего меня вызвал Степаныч. А на этом дела закончились и, соответственно, закончился рабочий день.
Еще раз уточнив у Лиды, в силе ли планы на вечер, пошел домой. Перекопанный участок дороги возле офиса наконец-то заасфальтировали. В свежеуложенном асфальте, орошенным недавно моросившим дождиком, отражались огни фонарей. Как же все изменилось!
Сейчас вечер вторника. А четыре дня назад я шел этой же дорогой в магазин за леденцами. А вот здесь грузовик облил меня грязью.
А вот тот самый магазин, где я встретил Лёху. Не удержавшись, зашел в магазин. За прилавком – та же самая сорокалетняя продавщица с обесцвеченным волосом и в роговых очках. Сегодня она активна – шутит с покупателями, бойко носится от полок к покупателям. Пока я думал, быстро подошла моя очередь, и продавщица, дружелюбно улыбаясь, спросила, что мне нужно.
Попросив леденцы, я задумался.
Что с ней случилось? Хочется верить, что причиной преображения продавщицы служит не банальный втык от начальства с угрозой увольнения, а какие-то позитивные сдвиги в ее личной жизни. И мне дорога вот эти вот ее жизнерадостность и доброжелательность именно тем, что они не искусственны, как у персонала «Макдоналдса», а естественны именно как следствие хорошего настроения самой продавщицы.
Ну несвойственна советскому человеку неискренность и лицемерие. Наш человек, хотя бы краем детства заставший Союз, будет улыбаться не тогда, когда надо, а когда хочется. И это нормально, грустить - когда грустно, а улыбаться - когда хорошо на душе.
Я улыбнулся во все тридцать два зуба, отплачивая продавщице тем же за ее искренность, так же искренне поблагодарил и направился к выходу из магазина. Во рту охлаждающе обжигал горло ментоловый леденец.
Скажу честно, в эти пять последних дней уместилось столько событий, что мои чувства несколько притупились. Меня после сцены в секретарской уже вообще ничего не удивляло. А главное, если раньше я бы тихо позавидовал смелости Панченко и Бородаенко, погулявших соответственно с Лидой и Ритой, вдоволь наплакался бы с подслушанного вчера разговора, потом полгода проходив в депрессии, то сейчас я стал более толстокожим.
Что и говорить, неделю назад, новость о том, что у Лиды есть любовник, повергла бы меня в шок и довела бы до петли. Сейчас же это для меня просто новый расклад, соответственно которому и нужно себя вести.
А докопались бы до меня хулиганы дней пять назад, до встречи с Лёхой? Пусть даже я был бы с девушкой, или с десятком фотомоделей, вряд ли бы я осмелился не то что кого-то ударить, я бы грубо ответить не посмел бы.
В толпе ожидающих на остановке я увидел симпатичную девушку. Больших трудов стоило не отвести взгляд, когда она посмотрела на меня. Улыбнулся и получил улыбку в ответ. И здесь выдержки уже не хватило, отвернулся. А когда снова посмотрел в ее сторону, увидел рядом с ней какого-то парня в длиннополом кожаном плаще.
- Девушка, я вас где-то видел! – радостно заметил Черный плащ.
- Отвали, - равнодушно, не задумываясь, ответила она.
Улыбка сползла с Черного плаща. Он нерешительно помялся и с независимым видом отошел в сторону. Что же, теперь я попробую. Подошел к ней.
- Привет! Здорово вы его! Наверное, большой опыт в этом?
Девушка оценивающе посмотрела мне в глаза. Я понял, что «в этом» звучало довольно двусмысленно. Я не знаю, что она увидела в моих глазах, но ее губы растянулись в улыбке и я услышал:
- Ксения.
Я протупил пару секунд, а потом до меня дошло.
- Сергей. Приятно познакомиться.
- Взаимно.
А когда подъехал мой автобус, я уже знал краткую биографию Ксюши, а в кармане лежал листочек из ее блокнота. С номером её телефона.
***
Я только начал переодеваться, когда в дверь позвонили. Это был Вася. Сосед. Вел он себя на удивление робко и вежливо. Вася переминался с ноги на ногу и явно чувствовал себя не в своей тарелке.
- Сергей, здравствуй.
- Здорово, Вася, - сказал я и приготовился к очередной обороне своих финансов.
- Серег, ты извини что так поздно, - промямлил Василий, - но ведь лучше поздно, чем никогда, да?
Я офигел, когда увидел что Василий протягивает мне деньги.
- Ну, Вась, я удивлен. А что случилось-то? Да заходи, не стой на пороге.
Вася зашел, я прикрыл дверь.
- Понимаешь, Серег, за ум я взялся. На работу устроился новую, а там с этим делом, - щелкнул Василий себя по горлу, - строго. А платят хорошо.
- Молодец, Вась. Так ты вообще завязал с выпивкой?
Вася вздохнул и твердо сказал:
- Вообще. Хватит. Я же сколько пропил за этот год. Примерно так посчитал и ужаснулся, - горячо заговорил Вася. – Я же детям компьютер мог купить на эти деньги! Сережка с Петькой давно просят.
- Компьютер вещь хорошая.
- Нужная это вещь, Серега! Сейчас без компьютера никуда! Так что, раздам долги и детям в кредит компьютер куплю. Сейчас такое время, за десять минут кредит делают! А научатся мои на компьютере работать – считай уже в жизни устроены!
Я слушал немного наивные, но в целом здравые мысли соседа и искренне радовался за него. Лишь бы не сорвался Василий. Здоровый умный мужик. Работяга. Золотые руки. А из-за водки испортил не только себе жизнь, но и семье своей.
- Вась, я на самом деле рад за тебя, за Катеринку, за Петьку с Сережкой. Ты уж будь мужиком, слово-то держи теперь!
- Что ты, Серега! Все! Ни-ни! – убежденно сказал Вася. – Ну, бывай, сосед. В расчете?
- В расчете.
Я захлопнул дверь. Молодец Вася, конечно.
Вот только с такой же убежденностью Вася раньше обещал долги вернуть. С получки. С заначки. С перезайма.
***
За Лидой заехал на такси. Подарил Лиде букет роз, который она приняла со смирением и бережно везла его всю дорогу. В такси ехали в молчании, то ли не зная о чем говорить, то ли стесняясь таксиста. А поехали мы в бар «Кирпичи». Лидка не возражала, а мне легче в знакомом заведении.
Официант поставил букет в графин с водой, оставил два меню и удалился.
- Про Лёню откуда знаешь? – сразу взяла быка за рога Лида.
- От верблюда, - улыбнулся я.
- Резвей! – возмутилась Лида. – Я серьезно!
- От знакомого одного. Он знает вас с Лёней.
Говорить о том, что Лёня приехал после звонка Лёхи я не стал.
- Ясно. Хорошие у тебя знакомые, значит. Лёня со всякой шушерой не общается.
- А я – шушера? – спросил я.
- Для Лёни – безусловно. Для него и Кацюба – шушера. Не тот уровень.
- А ты – «тот уровень», так что ли? Раз Лёня с тобой общается? – решил уточнить я.
- А вот это уже – не твое дело, - огрызнулась Лида.
Подошел официант. Я заказал только пиво, поскольку есть Лида отказалась, а я ужинать в одиночестве не решился.
- Почему это не мое? – наигранно удивился я. – Я жениться решил на тебе, имею я право знать, с кем и почему общается моя невеста?
- Что? Резвей, ты в своем уме? С чего это ты решил жениться на мне?
Маленькие зеленые молнии из ее глаз норовили сжечь меня на месте. Я выдержал паузу, и максимально пытаясь сохранить самообладание, сказал хриплым голосом:
- Потому что я тебя люблю.
Молнии поугасли. Лида уткнулась взглядом в стол. Принесли пиво. Я, копируя Лёхину привычку, залпом выпил бокал пива и попросил повторить. Лидкино молчание меня напрягало. Она выдержала поистине гроссмейстерскую паузу, потом гневно посмотрела на меня и выпалила:
- Мудак!
И расплакалась. Я такой реакции не ждал. Я подозревал, что она может посмеется надо мной, или скажет что-то типа «Я тоже типа люблю», или в крайнем случае, отшутившись, переведет разговор на другую тему. Но такой реакции я не ждал, это факт.
- Почему?
- Он еще спрашивает, почему! Да поздно уже. Неактуально! Чего ты ждал все это время?
- Я не ждал, я отказа боялся. Решимости не мог набраться, - признался я.
- А сейчас что, набрался?
- Да решил, что хватит тянуть кота за яйца.
- А чтобы совсем уж в накладе не остаться, заодно и за Ритой прихлестнул? Так, да?
- Э… - я действительно не знал, что ответить.
- Вот потому-то ты - мудак, - удовлетворенно сообщила Лида и залпом выпила бокал пива.
Да… Похоже она тоже знает Лёху.
Время летело незаметно. Я не мог отвести глаз от Лиды, а она, захмелев, становилась более откровенной.
Мы уже довольно долго сидели в баре, разговаривали ни о чем – рассказывали о себе, об увлечениях, перемалывали кости сотрудникам. Лидке периодически кто-то звонил, и она выходила на улицу, чтобы поговорить. Возвращалась злая и возбужденная. Потом я задал ей вопрос, давно крутившийся на языке.
- А с Лёней ты как познакомилась?
- Я тогда в инжэке училась. Шла по Марата, пристали кавказцы какие-то, стали за рукава тянуть, в машину хотели затащить. Тут Лёня объявился. Кавказцы куда-то сразу испарились, а он предложил подвезти. Выпросил телефон, потом встретились. Вел себя очень галантно, ни на чем не настаивал. Ты не поверишь, но переспали мы первый раз примерно через год после первой встречи. Все это время Лёня мне помогал: с оплатой за обучение, с практикой, да по мелочам много всего было. Я стала себя увереннее чувствовать, как за каменной стеной…
Лида замолчала и удивленно смотрела куда-то поверх меня.
Я обернулся и кинул взгляд на вход. Там стоял Костя Панченко. Увидев нас, он решительно направился в нашу сторону.
Кирпич одиннадцатый
Руки в карманах, согбенные плечи, голова опущена так низко, что кажется у Панченко нет шеи. Бог ты мой, да ведь он мои ошибки повторяет! Я почувствовал себя Мохаммедом Али, против которого на ринг выпустили Алину Кабаеву.
- Стажер! Какими ветрами? – воскликнул я.
Костя не ответил. Подошел к нашему столу и хмуро, не глядя на меня, сказал Лиде:
- Лида, мне нужно с тобой поговорить.
- Нам не о чем с тобой разговаривать, - чеканя слова, ответила она.
- Здороваться не учили? – мрачно спросил я у Кости.
- Что ты там вякаешь, олух? – загорелся Панченко. – Сиди, не рыпайся.
- Что?! – взревел я.
- Ты еще и глухой? – с издевкой спросил Панченко.
- Да ты, стажер, вообще охуел? – уже спокойнее поинтересовался я.
Как там Лёха говорил? В спорах и словесных перепалках выигрывает более спокойный. Я спокоен. По крайней мере внешне. Но перепалки не получилось. Вмешалась Лида. Она встала и примиряющее обратилась к нам:
- Ребята, успокойтесь. Костя, что ты хотел сказать?
- Я не буду при нем говорить, - сказал Панченко, кивком показывая на меня.
- Сергей, я выйду на улицу с Костей, мы все обговорим и я вернусь. Хорошо? – спросила она меня.
- Хорошо, - согласился я.
Лида направилась к выходу. Костя, не скрывая ликования, направился за ней. Да, словесную баталию я проиграл, это точно.
Закурил. Медленно потягивая пиво, ожидал возвращения Лиды. И когда прошло минут двадцать, забеспокоился. Расплатился по счету и вышел на улицу.
У входа стояла толпа молодежи: девчонки и парни лет семнадцати. Лиды с Костей среди них не было. Сердце, недовольное происходящим, быстро стучало. В горле пересохло. Я обошел здание, зашел под арку и увидел их.
Так самозабвенно целоваться можно, только зная, что где-то рядом бродит Резвей.
***
Домой ехал с твердым намерением нажраться. По пути зашел в супермаркет около дома, взял бутылку водки, банку маринованных огурцов, упаковку томатного сока и блок сигарет. Я чувствовал, что одной пачки не хватит.
Я не понимаю, что в Косте такого, чего нет во мне? Маленький наглый крысеныш. Вот оно! Ключевое слово «наглый». По здоровому наглый, захотел и взял свое. Я поймал себя на мысли, что не против того, если Леонид, Лидкин любовник, приедет и заберет ее. И при этом его охранники дадут Косте по шее. И покорил себя. Что за мысли? Словно малыш, потерпевший поражение в драке со сверстником и надеющийся на то, что сейчас придет великовозрастный хулиган с соседнего двора и отомстит обидчику.
У меня даже не хватило духу подойти к ним и выяснить отношения! Это же не интеллигентно, блин. А Костя, зная, что Лида не одна, тем более после ее отказов, все равно приехал и добился своего. Здесь и Лёхи не надо, чтобы понять, в чем мои ошибки и как надо было себя вести.
Дома лениво разделся, вымыл руки и поплелся на кухню. Нажираться, так красиво. Водку поставил морозиться в холодильник, нарезал хрустящие огурчики, красиво разложил по тарелке. Рядом поставил графин с соком, пепельницу, сигареты, зажигалку, хрустальную рюмку, фужер для сока.
Потом перенес на кухню музыкальный центр и включил Дельфина. Его слова резали по живому:
«Это больше, чем мое сердце.
Это страшнее прыжка с крыши
Это громче вопля бешенного
Но гораздо тише писка забитой мыши
Это то, что каждый всю жизнь ищет
Находит, теряет, находит вновь
Это то, что в белой фате со злобным оскалом
По белому свету рыщет
Я говорю тебе про любовь.
Она сама по себе невесома
Она легче, чем твои мысли
Но вспомни как душу рвало,
Когда она уходила
Как на глазах твоих слезы висли
Она руками своими нежными
Петлю на шею тебе набросит,
Не оставляя ничего от тебя прежнего,
Сама на цыпочки встать попросит
Ты даже не сможешь ее увидеть
Ты никогда не заглянешь в ее глаза,
А думаешь о том как бы ее не обидеть
Не веря в то, что она действительно зла
Ты можешь с ней расцвести и засохнуть
Она сожрет тебя как цветок тля,
Но все равно лучше уж так сдохнуть,
Чем никого никогда не любя.
С ней хорошо, без нее как-то странно
Мне не хватает ее слез радости
Если она пришла, то тут же уходит плавно
Бросая в лицо какие-то гадости
Я держу свою дверь закрытой
Чтобы стучалась она перед тем, как ко мне войти
Чтобы не оказалась она той, мною давно забытой,
Той, с которой мне не по пути.»
Дослушав песню, вытащил из холодильника водку и сел за стол. Все, народ к разврату готов. Не хватает только женщин и собутыльника. Хотелось выговориться, а выговариваться в пустоту не хотелось.
Начал набирать номер Риты, но остановился, сбросил. Негоже, получив от ворот поворот от одной девчонки, мчаться к другой. Лёху видеть не хотелось. Сосед Вася? Да нет, он вроде пить бросил. Девочка Ксюша, с которой сегодня познакомился? Конечно, нет. И, который там час уже? С ума сойти, пол-третьего ночи! Какая может быть пьянка? Утром вставать в пол-седьмого, бегать, отжиматься и все такое. Нет, спать!
Быстро раскидал продукты в холодильник, почистил зубы и нырнул в кровать.
На удивление, забылся сном быстро и легко.
***
Проснулся так же легко, как и уснул. Вообще, разум словно включил какие-то защитные механизмы, и вся вчерашняя боль и страдание из-за Лиды начисто растворились в боевых планах на жизнь и, в частности, на сегодня.
Немного побаливали мышцы, а потому успехов в подтягивании и отжиманиях не было. Зато в беге я одолел на круг больше, чем вчера.
Далее по плану контрастный душ, завтрак и сборы на работу.
До выхода оставалось еще минут пятнадцать, я вышел на балкон и закурил.
Думаю, когда осилю двадцать подтягиваний и тридцать отжиманий, я могу смело идти в тренажерный зал без страха опозориться. Скорее бы. Жажда жизни охватила меня. Было очень горько за потерянное время. Пять лет убил ни на что! Обрюзг, обзавелся шикарным животом, так недалеко и до зеркальной болезни. Жены нет, девушки нет, детей – тоже нет. С ума сойти, если я прямо сейчас заведу ребенка, то когда он закончит школу, мне будет сорок пять лет! В квартире будто Мамай побывал, обшарпанные обои, затертый скрипучий паркет, заржавевшие краны.
На что я убил пять лет своей жизни?
- Су-ка! – заревел я белугой с балкона.
Испуганное воронье слетело с крыши и каркая, осмеивало мое потерянное время.
Все, баста! Больше ни одной потерянной минуты!
***
У Лидки с Панченко началась большая любовь. На работу приходили вместе, обнявшись, невыспавшиеся, но полные энергии и счастья. Да, я завидовал Косте, особенно первое время. Лида, судя по всему, разорвала с Лёней «Ткачём» ради Панченко – тут бы любой позавидовал, не только я, любивший её долго и безответно.
Но время шло, штормовые бури в душе поутихли, а потом и вовсе наступил штиль. Общаться с Лидой я стал сухо, официально и только по работе. Прошли ли мои чувства к Лиде навсегда? Я не знаю. Но произошедшее безусловно дало мне крепкий пинок, придав ускорение в моем саморазвитии. Уязвленное самолюбие, победно-злорадные взгляды Кости, одновременно поддержка и подначки Лёхи заставляли меня работать и работать над собой.
Я давно хотел заняться своей речью. Как я уже рассказывал, голос у меня не самый громкий, можно сказать тихий, да и дикция отнюдь не дикторская. Как говорил Наполеон, «кто не умеет говорить, тому карьеры не видать». Помните, как запросто Лёха увел меня из магазина пить пиво? Внешний вид у него тогда был неважный, но я-то пошел за ним! Сейчас я понял почему: речь! Говорить-то мы все умеем, но говорить уверенно, четко, увлекательно и, в то же время, логично может не каждый. И я не умел.
В интернете нашел несколько хорошо себя зарекомендовавших тренингов по риторике и ораторскому искусству и записался на один из них.
При графике занятий три раза в неделю у меня оставались еще четыре свободных вечера. Что там у нас по плану? По плану у нас – вождение и получение водительских прав. Вот и отлично. Записался в автошколу около дома.
Свободным осталось воскресенье. Лёха предложил по воскресеньям играть в футбол и ходить в сауну, на что я с радостью согласился. Как он сказал, и аэробная тренировка и отдых.
И еще легкий штрих в моё идеальное расписание – купленный оксфордский англо-русский словарь. Учить по десять новых слов в день представлялось мне делом нехитрым. А после вождения можно и на курсы английского записаться.
***
- Неплохо играешь, - заметил Лёха. – Занимался раньше?
- Да нет, в детстве много играл, - ответил я.
Мы сидели в сауне, неторопливо потягивая холодное пиво. В футбол я сегодня играл впервые после семилетнего перерыва, но ежедневный бег по утрам помог не выдохнуться на первой же минуте. Попал я в одну команду с Лёхой, он стоял на воротах, а меня поставили в защиту, где я и отыграл весь первый тайм. Потом переставили в нападение – видимо понравилась моя обводка и поставленный удар.
Играли в мини-футбол, пять на пять, и позиция «нападающего» была номинальной – отрабатывать приходилось по всему полю небольшого спорт-зала.
Мы уже попарились, отдохнули с девочками и вели размеренную беседу.
- А гол ты классный забил, их вратарь даже не шелохнулся, - сказал Лёха. – Ты меня в последнее время вообще часто приятно удивляешь.
- В смысле?
- В прямом. Движешься семимильными шагами, как будто боишься куда-то опоздать. Молодец, в общем. Еще есть чем похвалиться?
- Заканчиваю курсы ораторского искусства. Хожу после работы, три раза в неделю.
- А это еще зачем?
- Чтобы говорить красиво.
- Цицерон, блин, - улыбнулся Лёха. - Меня бы попросил, я бы тебе эти месячные курсы в два занятия уложил. На «стрелке» был когда-нибудь?
- Слава богу, не приходилось.
- А зря, кстати. Вот там ораторское мастерство оттачивается ускоренными темпами, а излишняя риторика, что по сути - пустословие и болтовня, заменяется на логику и уверенность. Ты знаешь, есть такие мужики, в легкую докажут тебе, что черное – это красное. И ты согласишься.
- Возможно, но для меня это пока не актуально. В автошколу записался, - продолжил я.
- Давно пора! Железного коня еще не присмотрел?
- Для начала возьму что-нибудь наше, не новое. А то новую тачку разбивать жалко.
- Ты опять за прежнее? – воскликнул Лёха.
- Не понял, - удивился я.
- Новую разбивать жалко, - передразнил он меня. – Ты еще машину не купил, права даже не получил, а уже не сомневаешься, что попадешь в аварию!
- А вдруг? Мало ли… - возразил я.
- А страховка на что? А глаза, чтобы видеть и голова, чтобы не забывать пристегиваться? Разобьет он. Все аварии – это следствие лихачества и невнимательности. Ты лихач и разиня?
- Нет.
- А раз нет, бери сразу нормальную тачку. Чтобы перед девчонками не позориться.
- Да какие там девчонки! – сказал я. - Мне на работу и с работы только!
- А на работе девчонок нет, - прищурившись, ухмыльнулся Лёха. – Я тебя правильно понял?
- А на работе больше нет. У Ритки новое увлечение, а Лида с Панченко сейчас.
- Да ты что! – удивился Лёха. – Ну и ну! Стало быть – ты снова один?
- Один, Лёха. Да и времени у меня на девчонок нет: работа, курсы всякие…
- Серега! – торжественно перебил меня Лёха. – На девчонок время всегда есть!
Лёха неисправим. Порассуждав о прелестях женского пола, он неожиданно перескочил на другую тему.
- Слушай, ты мускулами обрасти не хочешь?
- Хочу, - загорелся я. – А как?
- Как… Я не золотая рыбка, так что ответ один – качаться. Подкачаешься, обрастешь мясом, потом не грех и на рукопашку записаться. У меня такой тренер знакомый есть… - Лёха мечтательно закатил глаза. – Брюса Ли он из тебя, конечно не сделает, но драться научит. Хочешь?
- Конечно, - не сомневаясь, ответил я.
- Вот и договорились. Закончишь свою школу риторики, получишь права и самое время заняться физическим развитием… Правда уж как-то резво ты начал. Теперь важно не утратить пыл, не терять интерес. Смотри, не загони себя. В таком-то темпе.
Лёха задумался. Я понял, что он имел в виду. Но объяснять ему, что заставило меня войти в такой ритм мне не хотелось. Выкинутые из жизни пять лет - это моя личная трагедия. У кого-то может и есть время развиваться постепенно, не гоня лошадей, но только не у меня.
Продуктивный разговор получился. Да что там лукавить, с Лёхой любая пьянка превращалась в продуктивную беседу. Он словно готовил кирпичи, а мне оставалось лишь найти им место.
Дверь приоткрылась, оттуда высунулась лукавая девчачья мордашка:
- Мальчики, повторить не хотите?
- Хотим! – дружно заорали мы.
Кирпич двенадцатый
В новом, ужесточенном ритме, время летело быстрее. Как я и предполагал, уже через месяц я смог отжаться тридцать раз, а подтягиваться стал, как и раньше, не меньше двадцати за подход. Так что в тренажерный зал пошел без особой боязни того, что меня засмеют.
Тренер, невысокий коренастый мужичок в спортивке, показал, где переодеваться. Лёха, который порекомендовал мне этот зал, сказал, что его зовут дядя Миша. «Серега, ты не смотри на то, что зал находится в подвале, или что тренажеры там не новые. Дядя Миша свое дело знает, а железо – оно везде одинаковое», – спросил он.
Результат, Лёха, результат. Дядя Миша так дядя Миша.
Зал действительно непрезентабельный. Но цены божеские, а когда дядя Миша узнал, что я от Лёхи, то сразу как-то потеплел и повел к себе в каморку.
- Лёшка? Верняк? Это же мой ученик, начал бы он не так поздно – больших успехов бы добился в культуризме, - рассказывал Михаил. – А пришел к нам такой щупленький, забитый, ну как ты примерно.
- А Алексей давно у вас тренировался? – спросил я.
- Лешка-то? Года полтора, как перестал ходить. Ну ладно, давай к делу. На что хочешь работать? На силу? На массу? Или на рельеф?
Вот это новость. Я то думал эти атлеты просто бездумно железки тягают да стероиды жрут.
- А разница-то в чем?
- Система тренировок различная. Ну, на рельеф тебе пока рано работать, не из жира же рельеф будем складывать, - улыбнулся дядя Миша. – Поэтому предлагаю сначала набрать мышечную массу, поработать на силу. Заниматься будем раз в четыре дня.
- А что так редко? Я слышал, некоторые занимаются чуть ли не каждый день, - спросил я.
- Пойми простую истину – мышцы не растут сразу после тренировки. Двое-трое суток они восстанавливаются. Если тренироваться каждый день или через день, то времени для роста у них не будет совсем. Усвоил?
- Усвоил.
- Вот и отлично.
Тренировка заняла около сорока минут. Дядя Миша сказал, что хватит одного подхода на каждое упражнение с максимальным отягощением. Кроме того, добавил он, лучше не перенапрягаться, лучше чуток не доработать, зато потом с большим желанием придешь на следующую тренировку.
После тренировки он ушел к себе, а я остался разносить «блины» и гантели по своим местам. Закрыв шкафчик с «железом», оглядел напоследок зал и на выходе услышал за спиной:
- Слышь, ты, покачался?
Я обернулся. Невысокий лысый плотно накаченный парень, вытирая лоб полотенцем, открыто скалился.
- Покачался, - ответил я.
- Ну ты это… Качельки убери за собой, - заржал лысый, которого моментально поддержали хохотом другие «качки».
- А вы что, качаться не будете что ли? – спросил я в тон ему, дождавшись затишья.
Хохот затих. Лысый отложил полотенце, встал и подошел ко мне. Нелегко было не отводить глаз от налитых кровью глаз лысого, но у меня получилось. Я замер, просчитывая обстановку. Но все решилось проще:
- Иван, - сказал лысый, разряжая обстановку, и протянул мне руку.
- Сергей, - ответил я.
Рукопожатие было коротким, но крепким. Иван оценивающе обвел меня взглядом и вернулся к тренажером. Остальные, утратив интерес, продолжили тренировку.
После душа я зашел к дяде Мише попрощаться. Он что-то писал в тонкую, засаленную тетрадку, но увидев меня, закрыл тетрадь и сказал:
- Сереж, чем-то ты мне напоминаешь того Лешку, пришедшего к нам в первый раз. Постарайся в отличие от него, не прекращать тренировок. А потом втянешься.
Напоследок он порекомендовал хорошо питаться и налегать на пищу, богатую белками.
***
На вечерний Большой проспект я вышел посвежевшим и воодушевленным. Шел мягкий, оседающий на ресницах, снег. Перекинув сумку через плечо, я направился к закусочной через дорогу, чтобы перекусить и выпить свежевыжатого сока.
Внутри светло и уютно. Я сделал заказ и стал разглядывать окружающих. Справа сидят парень с девушкой, скорее всего у них первое свидание. Такой вывод я сделал на том простом основании, что парень напряженно, с деланным энтузиазмом (вот сейчас, сейчас будет смешно!) рассказывал анекдот. Девушка внимательно слушала, видно, что анекдот ей известен, но правила хорошего тона не позволяют перебить собеседника. Поймал себя на мысли, что я бы вел себя иначе. Это же первое свидание, а тут важнее заинтересовать собеседника, вести диалог, а не пытаться забить разговорные пустоты бородатыми анекдотами.
При первом общении с девушкой лучше отказаться от роли шута, этакого веселого компанейского парня, травящего анекдоты и веселые истории одну за другой. Гораздо проще и продуктивнее общаться с ней, задавая вопросы и, в свою очередь, отвечая на них. Самое главное, как говорил Глеб Жеглов, интересоваться искренне. А если девушка тебе нравится, то искренне интересоваться её жизнью – не самая сложная задача.
Но этот парень пошел явно не тем путем. Вот уже все анекдоты рассказаны, предпринята попытка рассказать о друге Мишке с параллельного потока, который - вот умора! – покрасил волосы в красный цвет. Девчонка явно скучает. Ей нафиг не нужен красноволосый Мишка, ей интересен этот перец, сидящий перед ней, но он совсем ничего не рассказывает о себе и совсем ничего не спрашивает. Эх…
А вот слева сидит еще одна девушка, она лениво потягивает сок и читает книгу. Её волосы мешают мне разглядеть лицо. Почувствовав мой взгляд, она обернулась. Вскользь прошлась по мне и вернулась к чтению. Её лицо показалось мне знакомым. А потом я вспомнил, хотя это стоило немалых трудов. Ксения! Девушка, с которой я познакомился на остановке в тот вечер, когда встречался с Лидой. Интересно, узнала ли она меня? Вряд ли. Хотя, это же легко проверить! Недолго думая, я встал и подошел к ней.
- Здравствуйте, Ксюша! – поздоровался я. – Помните меня?
- Здравствуйте. Нет, если честно, - удивленно протянула она. – А мы знакомы?
- Я вас тоже не сразу узнал, - признался я. – Помните, чуть более месяца назад, вечером на остановке…
- Да-да-да! – улыбаясь, перебила она меня. – А я думаю, вроде бы видела вас раньше, а где именно, не помню. Садитесь, - сказала она, глазами показывая на стул.
Я сел. Ксения отложила книгу, а я подумал, что кроме бородатых анекдотов мне на ум ничего не приходит. Черт. Как там говорила Миа Уоллес в исполнении Умы Турман? Неловкое молчание. Неловкое. Молчание. Я на миг задумался, а потом представил, что знаю Ксюшу лет десять, улыбнулся и спросил:
- Как дела?
Мне на самом деле было интересно, как её дела.
***
Мы долго просидели в этой закусочной. Оказалось, что Ксюша живет недалеко от нее, и регулярно после института сюда захаживает. Да, что ни говори, а Питер все-таки маленький город. Мы беседовали по большей части, рассказывая друг другу о себе.
Ксюша учится в институте культуры на последнем курсе. Она – среднего роста, кареглазая брюнетка с очень милым личиком. Мне как-то сразу понравилось быть в ее обществе, она была ненавязчива, с интересом меня слушала, рассказывала аналогичные примеры из своей жизни, давала очень дельные советы. Я не чувствовал в ней притворства, фальши, а только тепло и искренность.
А потом я вызвался её проводить, и она согласилась.
Я наслаждался ситуацией: чертовски упоительно идти с красивой интересной девушкой, наслаждаясь мягким декабрьским снегом. После хорошей тренировки получившие нагрузку мышцы приятно ноют, а в голове уже не сладкие мечты, а реальные планы того, как я наберу «мяса», и можно на рукопашку. Но это в будущем, а сейчас все внимание Ксюше.
Возле ее подъезда мы остановились, и я закурил сигарету. Ксения не курила.
- Спасибо за приятный вечер, Сережа, - сказала Ксения. – Мне пора.
- Мне тоже было очень приятно, Ксюша. Мы еще увидимся?
- Почему бы и нет? Мой телефон ты знаешь, звони…, - она запнулась, схватила меня за локоть и затащила меня в подъезд.
- Что такое? – удивился я, и тут же получил ответ на свой вопрос.
Мне в колено ударил снежок – плотный, тяжелый и твердый. Следом за ним влетело еще два. Что за черт? Сделал шаг на выход, но Ксюша остановила меня.
- Сережа, не надо. Это Захар.
- Парень твой?
- Нет… Да… Бывший. Мы год как расстались, но все не успокоится.
- А давай я поговорю с ним?
- Что ты! – испугалась Ксюша. – Он сумасшедший, и один не ходит никогда…
Не успела она договорить, как Захара я увидел воочию. Копия Кости Панченко: невысокий, худощавый. Щеки впалые, глаза близко посажены. Рядом два таких же
- Я тебе говорил, шалава, чтобы ты ни с кем не гуляла? – зарычал он.
Ну, пора включать все, чему я научился за последнее время.
- Молодой человек, ведите себя прилично, - как можно спокойнее и увереннее сказал я. – Не на базаре находитесь.
Вежливость, уверенность и спокойствие – ключевые моменты в конфликтных ситуациях. Жаль, но на Захара мои ключевые моменты абсолютно не подействовали. Он удивленно вылупился на меня, сплюнул и спросил у Ксении:
- Чё за мудень? И почему он все еще тут?
- Захар, прошу тебя, уйди…, - начала Ксюша, но я её перебил.
- Слушай, Захар или как там тебя. Мне пофиг кто ты и что ты, но если эта девушка тебе не безразлична, сделай то, что она просит.
Умом я понимал, что страх и стресс – плохие помощники, но организм не желал прислушиваться к разуму: сердце забилось быстрее, голос подсел, руки мелко затряслись. Да уж. Самоконтроль ни к черту. Что же, теперь важно не выдать эмоции. Я подумал, что хорошо бы избежать драки, ведь одному против троих мне не справиться, да и навыков нет абсолютно. Как же это не кстати.
- А че ты за ее спину прячешься, а? – возмутился Захар. - Ты, бля, овца, а ну, пойдем побазарим!
Он схватил меня за шиворот и потащил на улицу. Горло пересохло. Сердце выскакивало из груди, как у перепуганного кролика. Появилась мысль о том, что бить будут по-любому. А раз исход один, то теперь главное не опозориться в Ксюшиных глазах и повести себя как мужчина.
И снова, как тогда у кинотеатра, рука автоматически сжалась в кулак, рука метнулась вверх, а костяшки состыковались с захаровским подбородком. Его голова мотнулась назад, а изо рта полилась кровь. Кажется он откусил кончик языка. Он взвыл, помотал головой, сплюнул сгусток крови, а его товарищи стали приближаться ко мне со спины.
Мне повезло. Ксюха завопила погромче любой автомобильной сирены. Стали открываться окна, и Захар с корешами, пообещав, что «мы есё встйетимся», ретировался. В общем-то, я легко отделался.
- Что, Ксюша, опять Захар? – высунувшись из окна, спросила какая-то старушка.
- Он самый, - вздохнула Ксюша. – Не угомонится никак.
- А что, часто такое? – поинтересовался я.
Мною двигало не только любопытство, но и капельки зарождавшейся ревности. Часто ли её провожают парни, интересовало меня, а не то, как часто Захар устраивает подобные сцены.
- Редко, но метко, - ответила Ксюха.
На том спасибо. Попрощались в подъезде, я попытался её поцеловать, но она увернулась, сама чмокнула в щеку и исчезла в лифте.
Еще один кирпич? Пожалуй. И как довесок к нему – твердое желание заняться рукопашной борьбой. Или самбо. Или боксом. Неважно. Ведь в следующий раз может так не повезти.
Кирпич тринадцатый
До Нового года оставалось меньше месяца. Настроение у всех предпраздничное, все бегают, суетятся. Такое ощущение, что в декабре у всех включаются внутренние резервы, работа кипит, отношения доброжелательные. Все хотят решить накопившиеся задачи, раздать долги, словом, успеть сделать все, на что не хватало времени в течение года.
У меня полная душевная гармония, этакое перманентное состояние счастья. Я добился практически всех целей, что ставил перед собой в начале октября.
После работы позвонил Лёхе.
- Здорово, студент! – заорал он в трубку. – Обмываем права?
- А то! В девять в «Кирпичах», устроит? – спросил я. - Я не один приду, с девушкой.
- Ого! Смотрины что ли? – заржал он. – Приводи, оценим. До связи!
- До связи! – сказал я и отключился.
В автошколе в своей группе я, наверное, был одним из самых старших. Группа состояла в основном из студентов, немного разбавленных парой-тройкой дам за тридцать и мною. Это наложило свой отпечаток на все занятия. Студенты халтурили, подкалывали преподавателя и клеились к взрослым дамам. Вместе с тем, схватывали они все на лету и не гнушались помочь или что-то объяснить «старикам». Нередко мы после курсов шли в близлежащий бар, чтобы пропустить по паре кружек темного.
В такой атмосфере обучение пролетело быстро, а экзамены я сдал с первого раза.
Так что в плане на этот год напротив пункта «Водительские права» я поставил галочку. Еще одна цель достигнута.
Курсы ораторского искусства и риторики оказались не фикцией. Я научился не только доходчиво излагать свои мысли, но и грамотно управлять интонацией, расставляя акценты именно там, где надо. Дикцию мне поставили. Не Левитан, но прогресс очевиден.
В строительстве тела добился определенных результатов. Прибавил пару килограммов, спокойно тягаю железки, которые были неподъемны для меня в первое занятие.
Сдружился с Иваном. Он приехал из какой-то деревни под Саратовом, учился в институте, к сожалению не доучился. Парень он открытый и прямолинейный, и настолько ненавязчивый в общении, что мне сразу же захотелось с ним сдружиться.
Потом мы не раз вместе пили пиво: я, Лёха и Иван. Они быстро нашли общую тему для разговора – оба качались под руководством дяди Миши.
В общем, жизнь оказалась приятной штукой, я забыл ощущение депрессии и апатии, домой приходил уставший, но очень довольный собой. Тем более, в мой график вмешалась Ксения, с которой было просто приятно проводить время. Мы виделись каждый день, после моих курсов или тренировок. Потом я провожал ее домой, где мы еще с час болтали в подъезде, но за все это время она так ни разу и не дала себя поцеловать. Положительной стороной было то, что и Захара я больше не встречал.
***
После обеда я внимательно изучил бумаги текущего проекта и понял, что чего-то не хватает.
- Константин, можно вас на минутку? – обратился я к Панченко.
Костя резко отодвинулся от стола, встал и подошел ко мне. Челюсти пытаются пережевать жвачку, руки в карманах, развязная поза, в общем – воплощенное презрение.
- Чё?
- Вы подготовили маркетинговое исследование?
- А ты чё, придраться решил? Ну, подготовил. Лиде уже сдал.
- Так. Скажите мне, кто ведет этот проект?
- Ну, допустим, ты.
- Не допустим, а так и есть. Сейчас же принесите мне отчет.
Лида, внимательно нас слушавшая, встряла в разговор:
- Резвей, чего ты к словам цепляешься? Он сдал мне отчет, но я его не могу найти.
- Так в чем проблема, Константин? У вас же осталась электронная копия? Распечатайте еще раз и принесите мне.
- Ладно, - ответил Костя и вернулся за свой компьютер.
Прошло пятнадцать минут, а Костя, казалось, совсем забыл о моей просьбе. Конечно, я мог добиться своего гораздо более простым путем, например, пригрозив Косте тем, что пожалуюсь шефу. Но это была бы локальная победа. Да, возможно я даже добился бы увольнения Панченко. Но авторитета бы этим себе не прибавил.
- Константин! Будьте добры, поторопитесь!
- Ща, чё ты распереживался, - сказал Костя. – Усё будет!
Кравцов, Бородаенко и Гараян тихо хихикали. Ну, черт, ты, Костя, сам напросился.
- Иди сюда, Панченко, - вертя в руках ручку и разглядывая её, тихо попросил я.
Немного подумав над моим предложением, Костя подошел.
- Костя, даю тебе минуту на то, чтобы ты выплюнул жвачку, вытащил руки из карманов, распечатал отчет и сдал его мне. Уложишься?
Именно этого Костя и ждал. Он давно хотел довести меня и выяснить отношения. Именно поэтому он как-то особенно радостно завопил:
- Да пошел ты на хуй, чмошник!
Думал ли Костя, что я тоже этого жду? Вряд ли. Наверное поэтому он удивился, когда я спокойно встал, обошел стол, ухмыльнулся ему в лицо и за галстук потащил его на выход. Он отбрыкивался, а за нами возбужденно галдя, шли остальные. Я вывел его на лестницу, пихнул под зад и спустился вслед за ним.
Мы прошли мимо удивленного вахтера Жорика и вышли на улицу. Мороз ударил по щекам, но прилившая кровь горячила сердце. Впервые в жизни мне захотелось подраться. Нас окружили набежавшие сотрудники. Я снял пиджак и кинул Гараяну. Костя поступил так же, только в роли его оруженосца выступил Бородаенко.
Мы стали кружиться друг вокруг друга.
- Ну давай, чмо, давай, попробуй, - подзадоривал себя Костя. – Иди, сосни у меня, лошок.
- Ты мне сейчас за все ответишь, крысеныш, - не отставал я, стараясь сохранять спокойствие.
Но вмешалась Лида.
- Да разнимите вы их! – закричала она.
Мужики, как будто очнувшись от гипнотизирующего танца, разом кинулись нас разнимать. Жорик с Бородаенко скрутили Костю и повели из распавшегося круга. Костя вырывался и выплевывал проклятия в мой адрес: «Отпустите меня! Я его порву щаз!».
Я стряхнул насевшего Кравцова, взял у Гараяна пиджак и спокойно пошел к офису. Ну что же, не сегодня, так в другой раз. Шел и улыбался про себя, так как за спиной слышал уже обросшую фантастическими подробностями байку о том, как я раскидал толпу скинхедов, отделавшись ушибленным носом. Приятно, черт возьми!
***
Вечером, как и договаривались, я с Ксенией пришел в «Кирпичи». Мы заняли столик в дальнем углу, заказали графин водки, вино для Ксюши и море закуски. Еще через минут пять подъехали Лёха с Иваном. Они были в своём репертуаре – привлекая внимание и скалясь, подошли к нам и плюхнулись на стулья.
- Привет! – сказал Иван.
- Здорова, Серёга! – гаркнул Лёха. – Здравствуйте, милая девушка…
- Ксюша, знакомься, это мои друзья – Алексей и Иван, - вспохватился я.
Они пожали друг другу руки. Лёха подмигнул мне и тайком показал большой палец. Понравилась, значит. Да и Бог с ним, гораздо важнее то, что Ксюша нравится мне, а Лёхино мнение мне хоть и дорого, но никак не в этом вопросе.
Иван разлил водку, налил вина Ксюше и провозгласил тост:
- Ребята, я всех вас знаю совсем недавно, но, поверьте мне, у меня нюх на хороших людей. Сергей, ты не просто хороший человек, ты очень добрый человек, а в наше время такие на вес золота! Давайте выпьем за Сергея, за его водительские права и за его чудесную девушку Ксению!
Ксюша потупила глаза, а мне на душе стало настолько приятно, что счастливее меня в этом баре никого не было. Как же все-таки это упоительно: лучшие друзья, любимая девушка, отличный стол и теплая-теплая атмосфера. Хорошо! Мы чокнулись и выпили. Лёха крякнул и закусил маринованным огурчиком.
- Ну, как говорится, - сказал он, - между первой и второй наливай еще одну!
Иван тут же разлил по новой.
- Слушай, Серега, - обратился ко мне Лёха. – Давно хотел спросить, да забывал постоянно. Наверное, и Ксюше с Иваном будет интересно. Откуда у тебя фамилия такая – Резвей?
- А очень просто. Предки Резвыми были, ровно до тех пор, пока мой дед не получил паспорт. Открывает он его, а там – Резвей. Что интересно, его брат так и остался Резвым.
- О! – воскликнул Лёха. – У меня тост созрел!..
И мы выпили за Лёхин тост. А потом еще. И еще. Следом мы заказали два графина, а Ксения, ратовавшая за трезвый образ жизни, поддалась Лёхиным уговорам и перешла с вина на водку. Под хорошую закуску и веселые дружеские задушевные разговоры, ледяная водочка шла легко и благостно. Тем удивительнее было, что никто не упился до состояния риз.
Ксюша все больше слушала, но если открывала рот, то в тему и по делу, чем заслужила Лёхино уважение, о чем он ей так прямо и заявил.
Вечер близился к завершению, когда Леха сделал неожиданное предложение:
- Ребята! Есть идея устроить нашему новоиспеченному водиле еще один экзамен на вождение! Спонсором экзамена будет моя скромная персона, которая предоставит для испытаний свои колеса.
- Леха, ты в своем уме? – удивился я. – Я с тобой за разбитый Туарег не расплачусь!
- Ты опять за своё? – грозно поинтересовался Лёха.
Я умолк. Действительно, что это я? Мне выдали права, официально, без взяток, значит ездить я умею.
- Поехали! – с энтузиазмом сказал я.
И мы поехали. Лёха показал, как управлять автоматической коробкой передач, посадил меня за руль, сам сел рядом. Сзади сели Ксения с Иваном.
Завел машину, тронулся и, постепенно набирая скорость, помчался по полупустым улицам Питера. Никогда не думал, как это восхитительно, мчаться со скоростью ветра по ночному городу, слушая подначки друзей и тревожные просьбы любимой девушки ехать помедленнее.
За окном проносились светящиеся вывески, а я думал о том, что друзья, без тени сомнения вверили мне, только получившему первые в своей жизни водительские права, свои жизни, а Лёха доверил свой не самый дешевый джип. И никто даже не пристегнулся! Глупо, конечно, но я был на пике своего счастья.
Вволю накатавшись, повезли Ксюшу домой. Чтобы не будить её домашних, остановились чуть поодаль, и я пошел проводить её до подъезда. Иван с Лёхой тактично остались в машине.
Мы подходили к подъезду, когда от стены отделились три тени и резко направились к нам. Я только успел отпихнуть Ксюшу за спину, как на меня посыпались удары – мелкие, злые, чувствительные. «Не вставать, лежать», - мелькнули в голове Лехины слова. В таких ситуациях, говорил он, при превосходящих силах противника надо прикрыть все жизненно-важные органы и ни в коем случае не делать попыток встать.
Ксюша в голос заорала, а я чувствовал как меня бьют по голове, ногам, рукам, спине – везде, куда можно достать. Удары прекратились так же неожиданно, как и начались. Я пришел в себя, огляделся и увидел валяющихся и корчившихся от боли Захара и его товарищей. Иван успокаивал Ксюшу, а Лёха протягивал мне руку. Я встал.
- Повезло тебе, что не один был, - сухо заметил Лёха. – За что они тебя так?
- Это её бывший, - кивнул я в сторону Ксюши. – Всё не успокоится.
- Кто именно?
- Вон тот, - показал я на Захара.
Лёха подошел к нему, перевернул носком ботинка на спину, схватил за куртку и резко поднял. Захар выплюнул выбитый окровавленный зуб. Его товарищи расползались в темноту.
- Как тебя зовут? – спросил Лёха.
- Захар, - ответил тот, шатаясь.
- Значит так, Захар. Погоняло Верняк тебе о чем-то говорит?
- Слышал, - уважительно отозвался Захар.
- Вот он, - Леха показал на меня, - его друг. Так что, если не хочешь проблем, забудь сюда дорогу, забудь эту девушку и забудь этот разговор. Уяснил?
Захар кивнул.
- Свободен, - сказал Лёха.
Захар, сопровождаемый нашими взглядами, исчез в темноте. А мы проводили Ксюшу до квартиры, попрощались и поехали по домам. Лёха предложил отвезти меня в больницу, но я чувствовал себя сносно, видимо удары смягчила моя дубленка.
Уже дома я задумался – как так-то? Двадцать семь лет обходился без драк, а тут за последнее время уже четыре: фиктивная с Щербатым, прерванная соседями с Захаром, несостоявшаяся с Панченко и вот сегодня. Три победы и одна ничья – неплохой результат для новичка. Возможно, в будущем я приду к тому, что лучше избежать драки, чем победить в ней. Но пока – мне это необходимо.
Я укоризненно покачал головой и пошел спать.
Кирпичи тяжелы
Ближе к Новому году я начал посещать тренировки по рукопашному бою, чередуя их с посещениями тренажерного зала.
На рукопашке мой тренер – коренастый кореец Виталий Цхай – сначала поставил мне удар. «Всем телом двигаешься, Сергей, всем», - говорил он. Разминка в бешеном темпе, отжимания на кулаках, доведение до автоматизма «двоечек» и «троечек»…
Левой, правой – бэм, бэм! Левой, левой, правой! Апперкот! Левым коленом, уход, правой! Я представлял Костю Панченко и озверело молотил грушу, так, что Цхай одобрительно кивал.
В общем, на тренировках я выплескивал колоссальный объем нерастраченной в офисе энергии, а тренировался я как проклятый. После занятий я умиротворенный возвращался домой или встречался с Ксюшей.
Поняв, что качаться и ходить на рукопашку буду не один месяц, я уплотнил график и записался на курсы английского. Сюрпризом стало желание Ивана записаться вместе со мной. На курсах он с жесточайшим акцентом произносил английские слова, заставляя морщиться преподавателя и давиться от смеха всю аудиторию. «Ай хэв сри бразерс энд уан систер», - невозмутимо сообщал он, - «Энд вы хэв биг хауз ин Васильевка».
В общем, было весело. А потом, я окончательно забил свой график, купив абонемент в бассейн. Плавание – хорошая аэробная тренировка.
У Ксюшки приближалась зимняя сессия в институте, и видеться мы стали реже. Удивительно, но я её так ни разу и не поцеловал. Тургеневская девушка какая-то, ей-Богу. Она никогда не приглашала меня домой, а сама на мои приглашения неизменно отвечала отказом. Мне кажется, после Захара у её родителей заведомо предосудительное мнение о всех Ксюшиных кавалерах. Иначе почему бы ей меня с ними не познакомить?
А на работе вообще чудеса происходят. Кацюба расщедрился и ради празднования Нового года снял роскошный ресторан. Гараян подрался с Бородаенко, а Лида якобы изменила Косте с Кравцовым, о чем Кравцов по пьяни незамедлительно по секрету всем поведал.
Панченко ходил мрачнее тучи, а потом поставил Кравцову фингал. В итоге выяснилось, что никто никому не изменял, а Кравцов форсу для прихвастнул.
На новогоднюю корпоративную вечеринку я предложил Ксении пойти со мной. Она сразу согласилась, а Лёха ради такого случая выписал мне доверенность и выделил свой Туарег. Ксюша помогла мне выбрать костюм, галстук и новый парфюм.
Так что, к вечеринке я подошел во всеоружии.
***
Официальная часть мероприятия откровенно затянулась. Кацюба пересказал нам всю историю фирмы, похвалился нашими успехами за год и зачитал поздравления от предприятий-партнеров. Потом стал вызывать нас по одному, чтобы вручить подарок.
Мне во второй раз за два года подарили тостер. Отдел кадров, готовивший подарки сотрудникам, безо всяких сомнений, стоило расформировать и уволить ко всем чертям. Скажите мне, зачем мне два тостера? Зачем? У меня нет своей закусочной, и уж тем более нет кондитерской лавки.
Напротив меня сидел Левон Гараян, который к окончанию официоза опустошил две тарелки с салатами, прервавшись лишь на получение подарка. Ему повезло не больше чем мне, поскольку в подарок он получил фотоаппарат. Снова.
- Махнемся? - спросил я Левона.
- Легко! – согласился Левон, и мы торжественно обменялись подарками.
Лидка, сидевшая рядом, зашикала на нас. Должны были объявить её. Поскольку Фрайбергер была последней в списке, после вручения подарка Лиде официальная часть вечера закончилась.
И понеслась! Официанты не успевали обновлять графины с водкой и коньяком, а стоявший около Гараяна парень из обслуживающего персонала окончательно запыхался, не успевая подносить новые тарелки. Бородаенко быстро навкидался и стал приставать к девчонкам-дизайнерам. Панченко ходил гоголем, выпячивая грудь и выпивая с каждым, кто предлагал. Шеф объявил, что Костя прошел испытательный срок и принят на работу.
Потом начались медленные танцы. Ксению пригласил Гермес Саахов, наш видеоинженер, а я оживленно беседовал с Левоном, когда кто-то тронул меня за плечо. Сзади стояла Лидка.
- Пойдем, покурим? – предложила она.
- Идём, - подумав, ответил я.
Пока Ксюша кружится в танце с Гермесом, можно и покурить.
***
Мы вышли на улицу, даже не накинув пальто. На улице было морозно, я зябко поежился. Вытащил сигарету, угостил Лиду и подкурил.
- Как дела? – спросила Лида.
- Отлично, - ответил я. – Как у тебя?
- Нормально все, Резвей, нормально, - вздохнула она. – Я ведь любила тебя, Сережа. Сильно любила. Но боялась спугнуть тебя, все ждала, когда ты первый шаг сделаешь. Ты робкий такой был. Потом ты изменился, и я дождалась вроде наконец, но чувства к тому времени угасли.
Я нервно затянулся, шокированный её признанием.
- Ты извини за тот вечер… - продолжила она. – Мне Костя тогда приглянулся, а то, как он себя вёл в тот вечер, отчаянно, как-то по-звериному… В общем, я не устояла. А жаль. Повезло твоей новой… Как её?
- Ксения.
- Ксения…, - задумчиво повторила она, - надеюсь Ксения у тебя не задержится, Серёж. Я не против попробовать еще раз.
- Что попробовать? – не понял я.
- Для начала – просто встретиться. А дальше будет видно, – ответила Лида и протянула мне руку. – Друзья?
Ответить я не успел. Сзади налетел Панченко с возгласом «Вот вы где!» и с разбегу ударил меня ногой в спину. Я слетел с крыльца, сгруппировался и вскочил на ноги, готовый к бою.
- Не здесь, - сплюнул я. – Пойдем в парк.
- Я тебя и здесь могу, и в парке урою, - ощерился Панченко.
Лида не шевельнулась, когда мы направились в сторону парка. Мысленно я порадовался, что не сильно напирал на спиртное и салаты. От Кости разило перегаром, так что у меня уже есть преимущество. Я не чувствовал мороза, адреналин мощными порциями выбрасывался в кровь, но разум был ясен.
Вышли на освещенное место, секунду помолчали. Меня окутала пелена спокойствия: я уверен в себе и в своей правоте.
- Ну, сука, готовься асфальт грызть, - прорычал Костя и кинулся на меня.
- Где ты тут асфальт нашел, мудила? – поинтересовался я, уклоняясь влево, и одновременно правой ногой подсекая Панченко.
Он кувыркнулся, но тут же встал и снова бросился на меня. Ё-моё! Это же груша! Пьяная груша с легко просчитывающейся траекторией движения. Ложный замах левой, еще раз, потом боковой правой, в скулу. Костя отшатнулся, а в его глазах появилось недоумение. Скула стремительно багровела – верный признак того, что я попал.
Теперь, наращивая преимущество, притягиваю его голову за волосы и резко коленом в нос, апперкот правой и завершающий в пах, ногой.
Все. Бой окончен. Костя, что-то ноя, валяется на земле в позе младенца, а я наконец нашел время оглядеться.
Собрались все. Лида восхищенно, а Ксюша укоризненно смотрят на меня. Кацюба недовольно качает головой.
Первым не выдержал и нарушил всеобщее молчание Степаныч.
- Да что же это такое! На таком празднике! - заканючил он. - Резвей! Я к тебе обращаюсь!
Я поднял голову, и что-то в моих глазах заставило Степаныча заткнуться. Кто-то суетился вокруг Кости, ко мне подбежала Ксюша, и последнее, что я запомнил, были слова Степаныча «Резвей, считай, что ты уволен! После праздников – за расчетом!».
Что ж, посмотрим. Не думаю, что шеф уволит меня не разобравшись.
Мы оделись и ушли с этого праздника жизни. Я так понял, что Панченко предстал этакой жертвой перепившего Резвея, потому что все крутились вокруг него и жалели. На меня все, кроме, пожалуй Лидки, кидали злобные взгляды и шептались за спиной.
- Куда поедем? – поинтересовалась Ксюша.
- Может ко мне? - с надеждой спросил я.
Ксюша на мгновение задумалась, а потом прильнула губами к моим. И это был самый сладкий поцелуй в моей жизни. Потом она нежно отстранилась, отдышалась, поправила волосы и прошептала:
- К тебе…
И мы поехали ко мне, и спали вместе, и встретили вместе рассвет. И мы были счастливы вместе.
Нет, это не был последний кирпич в моей крепости. Но это был самый важный кирпич, кирпич, удесятеряющий силы и жажду жизни, дающий странную смесь ощущения покоя и буйства, тепла гейзера и холода айсберга, тот кирпич, что «громче вопля бешенного, но тише писка забитой мыши».
Я говорю тебе про любовь.
***
Два дня мы не вылезали из постели, делая перерывы только на перекур или на поход к холодильнику. На кухне, замотанные в одеяла, поглощали все, что удавалось найти и возвращались в спальню. Любовь действительно творит чудеса. Несмотря на предшествовавший этим дням бешеный ритм жизни, мои силы не иссякали, а занятие любовью с любимой девушкой не шло ни в какое сравнение с чисто механическим сексом с девушкой не любимой. Первое – на порядок выше, приятнее, красивее.
В воскресенье утром я с трудом нашел в себе силы встать. Но слово «надо» в последнее время перестало быть для меня пустым звуком. А потому я собрался и аккуратно, стараясь не разбудить Ксюшу, встал с кровати
- Не уходи, - услышал я её сонный голос. – Останься.
- Ксюша, я не могу, мне нужно бегать, - я ласково отстранил ее руку и, шатаясь, пошел в ванную.
- Ах ты мой спортсмен, - ласково сказала Ксюша и уснула безмятежным сном.
Я с остервенением почистил зубы, оделся и пошел бегать. Терять время я себе позволить не мог, как бы не было приятно нежиться в постели с любимой.
Люди, проходившие через футбольное поле, чтобы сократить дорогу, могли видеть бегущего счастливого, влюбленного, улыбающегося и заматеревшего парня. Парня? Мужчину! Меня, Сергея Александровича Резвея, закончившего строить свою первую кирпичную крепость.
Уважение сотрудников и друзей, победа в драке или словесном поединке, любовь красивой девушки – все эти атрибуты крутости – безусловное достижение, но только для того Резвея, над которым потешались всем офисом.
Сейчас для меня это просто пройденный этап, не крутость, а норма жизни. Так и должно быть. Впереди – новые цели и новые горизонты. Новые, более тяжелые кирпичи ждут меня.
После пробежки по дороге зашел в магазин. Меня немного шатало от бессонницы, прохожие могли подумать, что я всю ночь пил. Еще бы, трехдневная щетина, пропахший потом спортивный костюм. У прилавка я увидел худющего сгорбленного парня. Засаленные волосы, забитый вид. Он терпеливо ждал, когда уснувшая продавщица уделит ему внимание.
- Девушка, проснитесь! – гаркнул я.
«Девушка» ворчливо встала, уперла руки в бока и спросила:
- Чего вам?
- Два пива! – попросил я.
- Пиво какое именно?
- Мне «Самурай», а вот этому… - я повернулся к задохлику. – Тебе какое пиво, чудик? И зовут-то тебя как?..
|
| Comments: 3 | |
| |
|
|
| updated 12.08.08 21:57 12.08.08 20:46 | adminion :
Волынщик | |
ru |
Наш мир подобен человеку, который в прошлом был великим воином, героем, при одном виде которого враги разбегались в панике. Этот человек был не только силен, но и талантлив, его творения до сих пор ходят по большому миру.
К сожалению, имя его уже давно не вызывает у людей уважения. Те, кого он считал своими друзьями, предали его, оставшиеся же верными ему бессильно смотрят на него, не в силах помочь. Этот человек будто бы стал тенью прошлого себя, внешне он силен, но внутри.. Будто бы усталость, которая не дает расправить плечи и взять в руки меч, втоптать в землю предателей и громогласно заявить о себе, возродить былую славу и уважение.
Кровь этого мира остыла, она не греет и не дает ему того начального толчка, после которого начнется пробуждение великого героя. И кровь эта - битвы. Великие битвы.
С сего дня лимит опыта, получаемого в  Великих Битвах, увеличен в два раза. Для всех.
И небольшое косметическое изменение.
Свитки  Великое восстановление энергии и  Великое восстановление маны больше не требуют хода на использование.
Начнем с малого..
Mood: коварное
|
| Comments: 470 | |
| |
|
|
| updated 12.08.08 12:03 12.08.08 11:59 |
Повелитель Вечности | |
ru |
Я
Умею
Писать
Вот так вот!
|
| Comments: 101 | |
| |
|
Total posts: 905 Pages: 91
1.. 10.. 20.. 30.. 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50.. 60.. 70.. 80.. 90..
|
|
| Mo |
Tu |
We |
Th |
Fr |
Sa |
Su |
| | | 1 | 2 | 3 | 4 | | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | |
|
